Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
Ирина приняла благословение и, кланяясь Клименту, ответила по-гречески:
– Рада я встретить родственную душу здесь, на Руси, святой отец! Наша встреча - как привет с далёкой родины…
– Жаль печалить тебя, дочь моя, - сказал Климент также по-гречески, - но отчина моя - Русь. Смоленский я родом…
Ирина ничего не ответила, но словно холодом обдало её при этих словах. Она спокойно простилась с патриархом и молча вернулась в свой возок. Знала она с младенчества, что Византия поставляет на Русь митрополитов, стало быть, по-прежнему остаётся средоточием православной веры. Не может такого быть, чтобы молодая Русская церковь сама решала, кто ею будет править - просвещённый грек или русский, в глуши родившийся и из грязи в князи вылезший!
Неспокойно началось правление Юрия в Киеве. Вскоре после приезда княгини покинул митрополию Климент Смолятич, удалившись на Волынь, и Юрий послал в Константинополь письмо с просьбой прислать на Русь нового митрополита. А потом подняли голову Изяслав Давидич Черниговский, досадуя на уплывший из рук Киевский стол. Вслед за ним зашевелились на Волыни князья Мстиславичи - старший сын покойного Изяслава Мстислав и его младший брат Ярослав. Дабы прижать супротивников, Юрий Долгорукий приказал вооружаться окрестным князьям.
…Верно говорят - старость не радость. Но ещё вернее пословица: начнёт дурить старик, показывать крутой норов, коего был лишён сызмальства. В последние годы своего правления Владимирко Володаревич Галицкий почувствовал себя всесильным. Будучи союзником Юрия Суздальского, он решил выступить против Изяслава, несмотря на то, что тот призвал на подмогу венгерские полки. Жестоко разбитый в войне с венгерским королём Гейзой, Владимирко всё же сумел повернуть дело так, что сам Гейза защищал его перед Изяславом Мстиславичем и его старшим сыном. Тому и другому Владимирко Володаревич клялся в мире и обещал возвратить Киевскому князю все захваченные было русские города. Но, радуясь, что отделался так легко, он тут же нарушил клятву.
Ярослав тогда был подле отца, слышал, как тот тайно беседовал с боярами, как посылал венгерским епископам и вельможам золото, дабы те заступились за него перед королём. Он вместе с другими боярами сидел во дворце, когда к нему от Гейзы был прислан крест Святого Стефана, дабы Галицкий князь крестным целованием подтвердил, что желает примирения.
Владимирко Володаревич, едва услышал, что в Галич въехал гонец, тотчас же сказался больным и улёгся в ложнице на пуховые перины. Послы Изяслава Мстиславича вошли вместе с боярами - князь с трудом поднял голову от изголовья.
– Изнемогаю я от ран, полученных в битвах, - слабым голосом промолвил он, - но ради мира готов и на смертном одре целовать святой крест. И даю слово, что примирюсь с Изяславом Киевским и ворочу ему всё до одного города.
Ярослав стоял тут же. Он видел, как нарочито дрожала отцова рука, как тот тяжело, с хрипами дышал и хватался под рубахой за грудь, якобы потревоженный раной. Поцеловав крест и осенив себя крестным знамением, Владимирко упал на изголовье затылком и откинулся назад, часто дыша.
– В руце Божие отдаю дух мой, - прошептал еле слышно.
– Да не будет мне прощения, ежели на смертном одре нарушу клятву!
Бояре поспешили оттеснить послов великого князя, ворча, что Владимирке нездоровится. Послы вышли, не особо противясь - главное дело было сделано.
Только Ярослав остался подле отца. Он видел, как перестал давиться каждым вздохом Галицкий князь, как приподнялся на локте и пытливо взглянул на сына:
– Что, ушли кияне?
– Ушли. Отец, что ты наделал?
– покачал головой Ярослав.
– Ведь ты солгал?
– А что? Клятва сия была дана мною не от чистого сердца - Изяслав силой вырвал у меня противные слова…
– И всё равно - нарушать клятву…
– Ничо!
– отмахнулся Владимирко и сел, спуская босые ноги на пол.
– Мой грех - мне и замаливать. А ты смотри и учись. Наша земля, Галиция, посередь двух огней вечно - Венгрии и Руси. Тут вертеться надо за троих. Ты вот книгочей изрядный, а разум свой не ведаешь, куда приклонить. Во всём свою выгоду искать надо. Нынче мне было выгодно, чтобы Изяслав мне поверил, потому как Гейза поверил и без всяких там клятв…
– Подкупом.
– Не короля я подкупал, а вельмож его! И ежели сумели они Гейзу на мою сторону склонить, значит, правда на моей стороне.
– Эта правда твоя мне житья не даёт, - не выдержал Ярослав.
– Цыц!
– прикрикнул Владимирко.
– Молод ишшо отца-то учить! Жену поучи щи варить!
Упоминание о жене занозой кольнуло сердце Ярослава. Ольга его не любила - то горько рыдала дни напролёт в своей горнице, то жалась по углам, как мышка. На постели была холодна, лежала колодой деревянной, стиснув зубы. Слова не скажет, не приласкает. Ярослав злился на отца за то, что сосватал ему нелюбу, но терпел. Но сейчас не выдержал - выскочил из отцовых покоев прочь.
Владимирко Володаревич и не думал исполнять клятву. Своих посадников из захваченных городов он не отозвал, и когда туда приехали садиться Изяславовы люди, их не пустили на порог. Удивлённый и поражённый этим делом, Изяслав послал в Галич своего боярина Петра Борисовича.
Немало посольских дел справил Пётр Борисыч - и в Чернигов ездил, и в Новгород, и в Полоцк. Даже к половцам наведывался, ибо был языкам учен и разумом сметлив. И в тот день он взошёл в терем спокойный и уверенный в своей правоте.
Владимирко Володаревич встретил его, сидя на стольце. Он заранее догадывался, что скажет ему Изяславов муж. И на всё был готов ответ.
– Рад я принимать у себя дорогого гостя. Балует меня своими послами великий князь - не по чину мне, худородному, такая честь. С чем пожаловал, боярин?
– Князь мой велел передать, - Пётр Борисович встал перед столом, широко расставив ноги, - ты князю моему Изяславу и королю угорскому Гейзе крест целовал, что возвратишь все русские города, а не сотворил того. Ныне Изяслав того не поминает. Но ежели желаешь исполнить клятву и быть с нами в мире, то отдай мне города мои. А не сделаешь того, то мы с королём угорским перевидаемся с тобой, как нам бог даст.