Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
Распахнулась сбоку дверь - в горницу шагнуло трое отроков. Иван отпрянул, но за спиной послышались шаги, и его схватили за локти. Вывернувшись, он отскочил, забиваясь в угол, чтоб не взяли сзади.
– Что за дела, воевода?
– крикнул.
– Взять, чего встали?
– рявкнул тот, и отроки, сбившись вместе, двинулись на Ивана. Они выставили перед собой щиты, и хотя меч Ивана был при нём, оказался он бесполезен. В тесноте не больно-то развернёшься. Ткнул он того - другого, рубанул пару раз по стене щитов - в конце концов на него навалились, затёрли в угол,
Связанного Ивана бросили перед воеводой и боярами на колени.
– За что?
– только и спросил он.
– Князь знает, - был короткий ответ.
Случившийся боярин Суеслав - прискакал на рассвете с жалобой на Берладника, мол, побил моих людей - с удовольствием плюнул в сторону пленника:
– Отлились кошке мышкины слёзки! Теперя всё припомнишь!
– Заковать в цепи!
– воевода кивнул кому-то за спиной Ивана и вышел, не глядя на него.
Пленника подхватили под локти и поволокли прочь.
До обеда на берладском подворье было тихо и сонно. Дружинники занимались своими делами. Кто дремал, кто чинил одежду и упряжь, кто скуки ради схватывался на кулачках и мечах посреди двора. После вчерашнего нападения никто не рисковал высовывать носа за ворота - вот прискачет из Кидекши князь, тогда и езжай, куда хошь. Иные вздыхали - ждали в условленном месте девки-прелестницы, - но слова княжеского нарушить никто не смел.
Без князя сели обедать - такое тоже было привычно. Ивана Ростиславича часто угощали в княжьих хоромах, а там пиры тянутся иной раз по многу часов. Правда, сейчас, по малолетству Святослава, не было нужды засиживаться до ночи, но из-за хорошего княжьего стола не сразу встанешь. Берладники лишь завидовали тем, кто отправился с Иваном в Кидекшу, небось перепало сладких крох с богатого пира.
А потом воротник - свой же берладник - поднял тревогу.
Люди побросали дела и бросились к воротам. Воротник уже распахнул створку, и во двор почти упал усталый человек в пыли, грязи и крови. Его еле успели подхватить, и он воскликнул, обмякая на руках дружины:
– Беда!
Раненого отволокли в гридницу, кликнули бабу - промыть раны. Они были не тяжелы - от таких царапин не умирали, - пугало другое. Все уже узнали в пришельце одного из своих, Колчу, пришедшего с Иваном со Звенигорода. Его и ещё пятерых взял с собой Берладник, отправляясь в Кидекшу.
Колча очнулся, когда с него уже стащили грязную, порванную рубаху и, обмыв и перевязав раны, натягивали чистую одёжу. Вскинулся, отстраняя руки хлопотавшей над ним бабы, и воскликнул:
– Беда! Ивана Ростиславича взяли.
– Как? Кто? Где?
– посыпались вопросы. Бабу оттёрли. Мошка, ставший старшим, пока Мирон отлёживался после вчерашнего ночного боя, тряхнул Колчу за плечи:
– Сказывай!
– Прискакали мы в Кидекшу, а там - измена, - торопливо заговорил Колча.
– Иван Ростиславич в палаты прошёл, мы внизу ждали. А потом слышим - на заднем дворе шум какой-то и вроде он нас зовёт… Мы туда, а там его в цепи взяли и в поруб спускают. Мы за оружие, да там княжьих да боярских отроков немерено. Всех наших порубили - Грикшу, Вадима, Ермила тож… Один я ушёл. Через забор сиганул… В меня стрелы метали - одна только поцарапала, ещё одну сам вырвал… сюда бежал - упредить хотел…
– Брешешь, - Мошка тряхнул так, что раненый застонал.
– Али навет какой на нашего князя?
– Навет не навет, - вспомнил кто-то, - а неспроста на нас вчера на лесной тропе напали. Сдаётся мне, что это одного поля ягодки.
Мошка выпустил Колчины плечи, и тот со стоном откинулся на лежанку. Берладник обвёл глазами столпившихся вокруг дружинников.
– Мы того так не оставим, - спокойно сказал он.
– Костьми ляжем, а Ивана Ростиславича из поруба вызволим!…
Но легко сказать - нелегко сделать. Не так-то просто напасть на княжий двор. Пока суд да дело, пока снаряжали охотников в дозор, оглядеть, что да как и нельзя ли силой отнять князя, прошло время. Дозорные ушли уже ближе к вечеру. Отправились пешими, одевшись попроще, дабы не привлекать внимания. Берладникам не впервой было выслеживать купецкие караваны, прикидываясь случайными путниками, рыбаками да поселянами. Иное дело, что торговый обоз в пути не стерегут крепкие стены, да и стражи не так много нагнано. Кидекша - городок небольшой, каждый человек на виду, а к княжьему подворью не вдруг пробьёшься. До ночи крутились без толку, чуть не нарвавшись на стражу. Не высмотрев ничего путного, пристроились ночевать в кустах неподалёку от высокой каменной стены - авось утро придёт, присоветует.
Спали поочерёдно - один дремлет, другой сторожит. Был черёд бдить бывшему холопу Михаиле, когда на рассвете, лишь только небо окрасилось зарей, распахнулись высокие ворота.
Михаила проворно перекатился на живот, прячась за кустами, и толканул в бок Бессона, который храпел подле, подложив под голову кулак:
– Эй!
Приятели навострили уши и вытаращили глаза. На волнах Нерли покачивалась ладья, в которую, как заметили дозорные, ещё вчера складывали какой-то припас. Сейчас к ладье двигался отряд дружинников - все в броне, при оружии. Разбуженные холопы споро принялись готовить ладью к отплытию, и она была почти готова, когда наконец из ворот княжьего двора выехал сам воевода, а за ним на подводе вывез ли закованного в цепи человека…
Михаила даже привстал. Бессон еле успел дёрнут его за полу:
– Куда? Сам пропадёшь и князя погубишь!
Это и впрямь был Иван. Двое дюжих ратников по могли ему выбраться из подводы, ещё один, надсаживаясь, перенёс через борт тяжёлую чушку кричного сырого железа, к которой крепились цепи. Пленнику не дали и мига, чтоб задержаться на борту, - сразу спустили куда-то вниз, и почти тут же отвязанная от причала ладья мощными гребками весел стала выплывать на середину Нерли. Берладники переглянулись.