Иван Федоров
Шрифт:
— Немцы? Гермейстер? — спросил Ларька.
Всадник отрицательно замотал головой, беспомощно улыбнулся, переводя взор с одного ратника на другого, потом повернул коня, как бы приглашая ехать за ним. Знаками объяснил: надо торопиться.
— Чего-то случилось там у них, — вслух подумал Ларька. — Как, ребята? Поскачем? Все едино — по дороге…
— Веди! — откликнулись ратники, замерзшие от медленной езды.
Ларька привстал на стременах, гикнул, понеслись.
Эст нещадно погонял мокрую лошаденку. За поворотом увидели деревню.
— Туда? — глазами и кивком спросил Ларька.
— Туда! — закивал крестьянин.
Оставив его далеко позади, Ларькины всадники ворвались в деревню. Откуда-то с края слышались крики и выстрелы. Ратники устремились на шум.
Толпа ободранных крестьян перебегала вдоль забора богатого, видно рыцарского, дома. Одинокие смельчаки пробрались к сад. По смельчакам из дома палили.
— Братцы! Там немец засел! — крикнул своим Ларька. — А ну, спешься!
К Ларьке подбежал дюжий эст, со слезами на глазах обнял его.
— Эк ты!.. Брось!.. — смущенный и тронутый, сказал Ларька. — Не девка я!
Эст тыкал себя в грудь, показывал на висящий у Ларькиного пояса нож.
— Оружия просишь? — догадался Ларька. — На! Братцы! Дай им кто чем богат!
Получив кто нож, кто пику, крестьяне опять бросились к рыцарскому дому.
— Стой! Стой! — окликал Ларька. — Не понимают!.. Перестреляют же их, бешеных!.. А ну, робя! Заряжай пищали! Грохни по окнам!
Гром русских пищалей раздался по округе. Зазвенели стекла в окнах. Полетела щепа из ставен.
Крестьяне, ободренные, с ревом бросились к дому. Оттуда пальнули раз-другой и умолкли.
— Пошли! — приказал Ларька. — Бери немца, язви его в душу!
Топорами высадили двери, ввалились в холодные чужие сени, растеклись по дому.
С ликующими возгласами крестьяне выволокли откуда-то своего господина. Еще молодой, полный, высокий, одетый в камзол с разорванными при схватке кружевами, он рванулся у крестьян из рук, залопотал, умоляя о чем-то Ларьку, признав в нем старшего.
Крестьяне неуверенно затоптались, выжидающе глядя на русских. Дюжий эст, получивший от Ларьки нож, подскочил к ним и, показывая на немца, горячо, с надрывом принялся объяснять.
— Все вы как немые! — развел руками Ларька. — Не понимаю никого. А вижу, досадил тебе немец… Ну, бери! Бери!
Немец и эсты напряженно смотрели на Ларьку. Немец — с надеждой и страхом, крестьяне — готовые покориться любому приказу.
— Эх, не понимают! — вздохнул Ларька. — Ну, коли так…
Шагнул вперед, махнул саблей. Бритобородая голова стукнулась о пол, подскочила, покатилась в угол.
— Все бери! — зычно велел своим Ларька. — Все ваше!
Шагал по коврам. Услышал женский визг, вопли. Усмехнулся. Взломал саблей один сундук, другой. Наткнулся на серебряные сосуды, золотые женские украшения, чеканные блюда.
— Ага! Эй, робя! Давай мешки!
Вышел на крыльцо. Велел приторачивать добычу. Спросил у ухмылявшегося ратника:
— Где бабы?
— Кончили их.
— Так…
Эсты выводили из рыцарской конюшни коней, волокли мешки с овсом, сбрую.
— Эй! Овес у них отымите! — велел Ларька. — И коней, какие получше, тоже заберем… Пашка, Микола! Волоките солому. Спалить гнездо надо.
Дюжий эст приблизился, протянул нож.
— Оставь себе! — сказал Ларька и отстранил нож.
Эст широко улыбнулся, показывая большие зубы. Взял Ларькину руку, крепко-крепко потряс.
— Во! Друга я себе сыскал! — крикнул своим Ларька.
Ратники расхохотались. Ничего не понявший эст тоже засмеялся. Смеялись и другие крестьяне. Они норовили коснуться русских, притронуться к их тегиляям, латам, к их оружию.
— Ну, погостевали! На конь! — скомандовал Ларька.
Из-под высокой черепичной крыши дома уже выметывались язычки огня.
Все побежали с рыцарского двора. Ларькин отряд вернулся на дорогу.
Через сорок дней после начала войны Шиг-Алей приостановил боевые действия.
Поручение царя было выполнено. Ужас на ливонцев наведен. Следовало попытаться, не связывая себя осадой крепостей, получить нужные государственной казне деньги.
Шиг-Алей послал дерптскому епископу грамоту.
«Вы беспомощны и сражаться не можете, — писал Шиг-Алей. — Уплатите оговоренную в Москве сумму, и тогда я буду просить государя, чтобы он смиловался над вами. Иначе примемся за ваши города».
На срочно собранном в городе Вендене сейме ливонские рыцари и горожане после долгих препирательств решили уплатить царю.
Перед пасхой в Москву отправили новых послов с деньгами. Но пока послы тащились, разыгрались события в Нарве и Иван-городе.
В великий пост пьяные немецкие кнехты обстреляли через реку мирно собиравшихся к церквам русских.
Воеводы, ожидая царского приказа, нарушать ли перемирие, запрещали войскам отвечать. Иван-город молчаливо терпел долгую стрельбу из пушек.
Наконец пришел наказ: «Нарву бить, но остальные города пока не трогать».
Ударили десятки русских пушек. Заговорили русские пищали. Жители Нарвы побежали из загоревшегося посада в крепость, но немцы их туда не пустили. В Нарве поднялся мятеж против рыцарей.