Иван Калита
Шрифт:
Данилка растерянно огляделся, увидел на многих лицах улыбки, другие кивали ему: чего, мол, думаешь, счастье подвалило. Данилка поискал глазами Олексу, нигде не видно.
– С ответом не тороплю, Данилка, - сказал князь.
– Коли надумаешь, приходи на мой двор, а я накажу о тебе воеводе Фёдору Акинфичу, он тебе всю справу выдаст. А сейчас держи, чтоб Маслену отгулял!
– И он высыпал в Данилкину ладонь горсть серебра.
Отроду не имел Данилка столько денег. У парня даже дух перехватило. Олекса протолкался к нему, разговаривает, а он и слова произнести не может. Народ смеётся.
– Обалдел парень от радости!
– И ты бы обалдел, коли такое счастье подвалило!
У стоящего рядом молодого рябого мужика жадно заблестели глаза.
– Экая куча денег!
– развёл он руками.
Мастеровой с опухшим от пьянки лицом, притопнув лаптем, прохрипел:
– В кружало айда, за здоровье князя испить!
Олекса взял Данилку под руку, оборвал:
– Отстань, бражник, поди сам пей, коли хошь, а парня на это дело не сманывай.
– А я тя не кличу, у него свой горшок на плечах, - огрызнулся мастеровой.
Толпа мало-помалу разошлась, возле Данилки с Олексой остался стоять бородатый мужик в тулупе нараспашку. Он долго всматривался в Данилку, потом подошёл ближе, спросил:
– Али не признал?
Данилка вгляделся в заросшее лицо мужика, а тот продолжал:
– А я тя сразу признал.
– Гаврила! Гаврила!
– обрадовался Данилка.
– А дед живой ли?
– Помер дед, давно уже.
– Помер, никого теперь не осталось от села…
– А меня, парень, на Москву беда загнала, - сказал Гаврила.
– Увезли мою Василиску в Орду.
– Василиску в полон угнали? Вот те и раз… - прошептал Данилка.
А Гаврила всё делился своим горем.
– Обидчик мой Сагирка-хан нынче на Москве живёт. Подался я к нему, а нукер его насмехается, речёт: «Нет твоей Василиски, в Сарай-Берке она». А к Сагирке-хану я не ходил, понапрасну. Ему выкуп за неё подавай, а где его возьмёшь.
Данилка схватил Гаврилу за рукав, горячо проговорил:
– Есть, на!
– Он вытащил из кармана горсть подаренного князем серебра.
– Сходи к Сагирке, выкупи!
Гаврила отпрянул от него, смотрел то на парня, то на деньги. А тот совал ему серебро в руки, уговаривал;
– Возьми, всё одно они мне ни к чему…
Олекса сказал:
– Бери, на дело даёт.
У Гаврилы заблестели на глазах слёзы.
– Спасибо тебе, добрый молодец, век не забуду…
Двор татарского баскака на Ордынке обнесён высоким забором. У ворот день и ночь стоят караульные воины. Куцехвостые степные псы громыхают цепью. Прохожий русский люд на двор косится. Сюда со всего княжества свозят выход. Отсюда в ненасытную Орду уходят обозы с дорогими мехами и кожами, стальными рубахами и кольчугами, мечами, шеломами, тонкими полотнами и бочками с мёдом, всего не перечесть, чем платит Русь дань Орде.
Гаврила не чуял, как очутился на Ордынке. По одну сторону пустыря двор баскака, по другую избы в снегу утонули, а меж ними крытый тёсом заезжий двор. Чуть дальше деревянная церковь-обыденка, а за ней хоромы боярина Хвоста.
По пояс в снегу пересёк Гаврила пустырь. Пока добрался до баскакова двора, пот на лбу выступил.
У ворот Гаврилу остановил караульный в стёганом ватном халате и войлочном колпаке. Преградив копьём дорогу, визгливо закричал:
– Куда лезешь?
Гаврила спокойно отстранил копье.
– Сагирку-хана мне видеть надобно! Дочку выкупить хочу!
– Гар, гар! [44]
– Чего гаркаешь, мне Сагирку надобно!
– повысил голос и Гаврила.
Они препирались, пока во дворе не появился старик в русской шубе и в дорогой собольей шапке. Ом вышел из большого рубленого амбара и не торопясь направился к тесовому крыльцу хором. Шум у ворот привлёк его внимание. Старик остановился. Завидев его, караульный смолк. Старик поманил Гаврилу пальцем, прищурив единственный глаз, спросил на ломаном языке:
44
Гар - назад, обратно.
– Зачем урусский верблюд кричал?
Гаврилка догадался: «Сагирка!» Поклонился, сказал:
– К Сагир-хану я, выкупить дочку желаю.
– А как звать девка?
Глаз у баскака прикрылся почти совсем, из другой глазницы гнойный потёк застыл на безбородом лице. Он подошёл к Гавриле вплотную. Гаврила поворотил нос в сторону, невтерпёж воняло от хана, ответил:
– Василиской девку кличут! Хан прошлым летом в селе подле Рязани взял…
Сагир, приседая, заливисто засмеялся, захлопал себя по бёдрам. Гаврила недоумённо смотрел на него. Наконец баскак смолк, вытирая грязной ладонью глаз, заговорил:
– Красивый девка Василиска, злой! Подарим девка Кутлуг-Темиру. Молодой, сладкий хатунь будет! Самого Кутлуг-Темира твой дочка ласкать будет!
У Гаврилы в глазах потемнело, поплыло, как в тумане. Хотел было крикнуть, чтоб не дарил он Василиску Кутлугу, что он, Гаврила, деньги на выкуп принёс, а язык не поворачивается. Ловит Гаврила ртом воздух, а ордынцы окружили его, потешаются: один за тулуп тянет, другой за бороду, Не выдержал тот, кинулся на обидчиков с кулаками: толкнул одного, ударил другого. Тут навалились на него четыре дюжих воина, выволокли за ворота и давай бить. А потом отняли серебро да головой в сугроб.
Сагир-хан от смеха захлёбывается. Псы подняли неистовый лай. Поднялся Гаврила, посмотрел, а что сделаешь? У ворот караульный осклабился, копье на него наставил. И пошёл Гаврила с Ордынки, не замечая, что слёзы катятся из глаз, застревают в нечёсаной бороде.
Глава 3