Иванов катер. Капля за каплей. Не стреляйте белых лебедей. Летят мои кони…
Шрифт:
– Трофимыч!… - крикнул он, бережно сняв с плеча "Стрелу".
– Иван Трофимыч!…
Никто не отозвался. Дверь рубки была открыта, и Вася, перетащив ящик на палубу, заглянул в кубрик: там было темно, но слышался негромкий храп.
Сгорая от нетерпения похвастаться покупкой, Вася тихо спустился по трапу. Нащупав пол, остановился и деликатно кашлянул, рассчитывая, что спящий проснется.
– Кто?… - испуганным шепотом спросила Еленка.
– Это я… - растерянно сказал он.
– А Трофимыч?
– Нет его, нет, - испуганно бормотала Еленка, торопливо натягивая платье.
– Кто тут? Зачем?
– Да это я, Василий… - Он увидел голого по пояс Сергея, разбросанную одежду, бутылки на столе и замолчал.
Еленка перелезла через спящего, спрыгнула на пол. Отвернувшись, застегивала платье.
– Заснула я, - жалко бормотала она.
– Мы за профессором тут. Жара такая…
– Да.
– Вася растерянно топтался у входа.
– Жарко, конечно. Домой скоро ли пойдете?
– Нет, не скоро, нет… - Еленка стояла к нему спиной, лихорадочно поправляя волосы.
– Ночью пойдем. А то и утром.
– Я на рейсовом тогда, - сказал Вася и полез наверх.
Он вышел на палубу, взвалил на плечо "Стрелу".
– Стерва!… - громко сказал Вася и плюнул.
Профессор не помог Федору. Осмотрел, посоветовал не отчаиваться. Федор выслушал это молча, а сестру послал длинным матерком и потребовал, чтобы немедля отправляли домой. Доктор с трудом успокоил его.
На "Волгаре" все вроде бы шло заведенным порядком. Только Еленка вдруг перестала ходить на занятия, два вечера проторчала на катере: перестирала Иваново бельишко, починила рубашки. Иван звал ее к старикам, но она отказалась.
– Зря Еленка курсы бросила, - сказал за ужином Сергей.
– Сил на это особых не надо, а бумажку получить всегда полезно. Поговорил бы ты с нею, капитан.
Иван поговорил. Еленка долго и как-то странно смотрела на него, а потом сказала:
– Раз велите - буду ходить.
– Надо, Еленка, - сказал Иван.
Еленка покивала и ушла в свой угол. Она вообще стала какой-то тихой, вялой, покорной. Иван все приглядывался к ней, хотел расспросить, что случилось, да так и не собрался.
С Сергеем капитан виделся только на работе. Даже в свободные от занятий вечера Сергей куда-то уходил, возвращался поздно и сразу заваливался спать. Как-то Иван видел его с Шурой, подумал, что завертела-таки помощника девка, но как раз в тот вечер Сергей вернулся злой, а когда курили перед сном на палубе, сказал:
– Давай, капитан, в те дни заправляться, когда этой заразы на нефтянке не будет.
Завелись у него и друзья: ходил играть в карты к инспектору рыбоохраны, выходные проводил на гензапани. Но занятия не пропускал, по-прежнему тщательно к ним готовился, да и на работе неизменно был улыбчив и безотказен.
Только в субботу он решительно отказался везти на гензапань проволоку.
– В понедельник отвезем, - сказал он диспетчеру.
– Закон есть закон: короткая суббота.
– Сходим, Сергей, - не очень уверенно сказал Иван.
– Все равно делать нечего.
– Вечерок у меня занят, капитан.
– Сергей покосился, помолчал, потом спросил: - К старикам не собираешься?
– Можно.
– Еленку с собой прихвати, - приглушенно сказал Сергей.
– Понимаешь, друзья придут, ну и… Словом, помещение нужно.
– Можно, - еще раз согласился Иван: ему не понравились подмигивания Сергея.
– Пойдешь куда на катере-то?
– Не сомневайся, капитан: в двенадцать буду на месте.
Идти к старикам Еленка наотрез отказалась, и Ивану пришлось прикрикнуть на нее. Она испуганно глянула, торопливо закивала:
– Иду, иду, не надо…
Было в ней что-то пришибленное. Иван крякнул с досады, но промолчал, а спросил уже по дороге:
– Ты вроде боишься меня?
– Нет, что вы.
– Еленка опустила голову.
– Тихая ты что-то больно. Здорова ли?
– Здорова.
– Может, обидел кто?
– не унимался Иван.
– Да что вы, Иван Трофимыч!
– Еленка остановилась, глядя в сторону.
– Говорю вам, что все в порядке, а вы - свое. Так лучше уж вместе не ходить…
– Ну, ладно, - проворчал Иван.
– Не такая ты какая-то, вот и спрашиваю.
Больше они не разговаривали. За тяжелым рубленым столом на барже удобно было молчать.
– Ну, чтоб ходилось вам и плавалось.
Раздался стук, и в комнату вошли Лида и Вася.
– Можно, что ли, хозяева?
– Ну, пойдет теперь музыка!
– радостно крикнул хозяин, углядев в руках у Васи бутылку водки.
– Теперь разговеемся!…
– Здравствуйте, - сказала Лида и чинно подала старухе кулек с конфетами.
Еленка вдруг вскочила, точно собираясь бежать, но Авдотья Кузьминична мягко потянула ее на место. Еленка затравленно оглянулась, схватила стакан и залпом выпила водку. Закашлявшись, опустилась на стул, пряча запылавшее лицо.
– Вот это да!
– удивленно сказал шкипер.
– Только чего вспыхнула-то? Чего застеснялась?
– Задохнулась она, - сказала старуха.
– Полстакана хватила враз. Отдышись да закуси, а то спьянишься. Возьми, Лидуха, стаканы в шкапике, да садитесь к столу, гости дорогие.
– Поспел ты, Василий, к самому почину.
– Шкипер налил Васе, опять поднял стакан.
– Ну, волгари, за Волгу-матушку!
– Ох, балабон!
– вздохнула старуха.
– Талах ведь был, голь перекатная, босота волжская, а меня, единственную дочку, так заговорил, так забалабонил, что из отчего дома в угон взял.
– В угон?
– удивилась Лида.
– Это как же?
– А так: нанял тройку, усадил да и махнул на удалых сорок верст без передыху. Поп-пьянчужка обвенчал в селе Кудимове, да с тем и стали мы жить: по Волге мотаться из конца в конец.
– Хорошо, мать, жили, - улыбнулся шкипер.
– Не было у нас ни кола ни двора, а морщиночки у тебя все-таки от смеха появились.
– Жили-то хорошо, а доживаем как?
– Ничего, Авдотья Кузьминична: нашего от нас никто не отымет, корня то есть. Добрый у нас с тобой корень: от босоты волжской мы идем, и нет нам ни сносу, ни износу.