Иванов катер. Капля за каплей. Не стреляйте белых лебедей. Летят мои кони…
Шрифт:
– Ну, на Трофимыча-то я облокотился, - усмехнулся Сергей.
– А вот если в Юрьевце засекут…
– Не засекут, - убеждал капитан.
– В Ямском долу отшвартуешься, я проведу.
– Там, между прочим, совхозный сад, - сладко причмокнул инспектор.
– Вишни уродились дай бог!…
– Без штанов с этой вишней останетесь, - сердито сказала Еленка: боялась, что Сергея уговорят.
– Собаки - как лошади.
– У Лешки все собаки знакомые!
– захохотал капитан.
– Уж как-нибудь, хозяйка, корзиночку сообразим.
– Уговорил!
– крикнул Сергей, заметно волнуясь от принятого решения.
– Уговорил, рыжий черт! Командуй погрузку!…
Насажали полный катер. Женщины и дети разместились внизу, где сердитая разнаряженная Шура с нефтянки отвоевала полдивана. Мужчины толпились на палубе, набились в рубку, торчали под окнами: Сергей с трудом видел фарватер.
Капитан нахально собирал деньги: два рубля с взрослого, рубль - с ребенка. Ворчали, но платили: не сидеть же на берегу, ожидая, пока починят рейсовый.
На носу голосисто пели Клава и Люся. На моторном люке обветренные плотовщики азартно рубились в "петуха". Еленка сидела с бабами в кубрике, болтала, настороженно встречая колючие взгляды Шуры.
Над разомлевшей рекой плыло марево. Тяжко было дышать, но "Волгарь" бежал ходко, и свежий ветерок сушил липкий, изнурительный пот.
С остановками одолев крутую лестницу, Иван нашел знакомый дом запертым. Покурил на скамейке у калитки и пошел назад, на берег, потому что идти больше было некуда.
Уже у лестницы он подумал, что своим внезапным появлением нарушит планы Сергея и Еленки. Вспомнил, как предупредительно собирала его Еленка к Сашку: теперь в этом он увидел одно нетерпение. Вспомнил и затоптался: идти на катер было нельзя.
Тогда он, обогнув причалы поверху, выбрался к реке на окраине возле развалин старой мельницы. Берег был пустынен. Иван снял пиджак и сел на бревно.
Против него торчали в небе клыки грейфера: Васин топлякоподъемник расчищал здесь дно. У борта стояла лодка, на палубе мелькал кто-то: Иван напряг зрение, с трудом угадал Васю. Видно, молодые собирались на берег или решили испытать новый мотор.
Иван никогда не завидовал ни молодости, ни здоровью, ни силе, но счастью завидовал. Выпадает же такой номер людям, какой выпал Васе и Лидухе. И любовь есть, и дружба, и время пожить, и детей воспитать, и женить их, и нянчить внуков, и спокойно, с достоинством рассчитаться за прошлое в окружении тех, с кем рядом прожил эту жизнь. Об этом и должно мечтать человеку, и завидовать этому не грех, потому что рожден человек для доброго труда и очень простой радости…
Он не обратил внимания на стрекот мотора, а когда очнулся, Вася уже заглушил движок, и лодка мягко ткнулась в берег.
– А мы глядим, кто это сидит?
– весело крикнул Вася.
– Лидуха вас первая узнала: глазастая она.
– Айда с нами, Иван Трофимыч, - предложила Лида.
– Да что вы!
– Иван растерялся, встал, начал надевать пиджак.
– Вы молодые, гуляйте, а я так…
– Шагайте в лодку, Иван Трофимыч, - сказал Вася, упираясь веслом, чтобы не сносило корму.
– Покатаемся, рыбки половим: я удочки захватил.
– Рыбка-то есть, - улыбнулся Иван и поднял с песка пакет, - Сашку нес, да никого дома не застал.
Перебрались на острова. Ловили рыбу: просто так, для забавы. Собирали ягоды, искали грибы, но не нашли: стояла сушь, и хоть грибам по всем законам полагалось уже пойти, в этом году они запаздывали. Лида сварила уху, позвала обедать.
– Эх, выпить нечего!
– вздохнул Вася.
– Лидуха моя насчет этого кремень: иссохнешь, пока допросишься. Строга!…
– Это правильно, - тихо сказал Иван.
– Вот что значит - жена. Ты, Василий, всегда слушай ее, держись за нее.
Ничего не сказал Иван особенного, но Вася и Лида услышали в этом что-то тревожное. Переглянулись, и Вася упрямо мотнул коротко стриженной головой.
– Скажу я, Лидуха.
– Не надо.
– Нет, скажу!
– Вася бросил ложку, уперся взглядом в Ивана.
– Надо честно, без обмана. Правду надо вам знать, Иван Трофимыч.
– Ой, зря!… - вздохнула Лида.
– Обманывает она вас, - твердо сказал Вася.
– Еленка обманывает. С этим. С Сергеем.
– Знаю.
– Иван еще ниже опустил голову.
Вася растерянно замолчал. Иван хлебал уху, не поднимая глаз и не чувствуя вкуса. Ныла, не переставая, перебитая давним осколком нога.
От чая он отказался. Лег на траву, закрыл глаза. За костром переговаривались шепотом, осторожно звякая посудой: считали, что он спит. А он думал о том, о чем уже все знали.
Холодный ветерок налетел неожиданно, зашуршав в камышах. Иван сразу очнулся. Сел, обеспокоенно обшарил глазами небо: на севере тяжело слоилось сухое рыжее марево.
– Собирайтесь, - сказал он, вставая.
– Сейчас шквал ударит.
Втроем побросали вещи в лодку, поспешно расселись, Иван с силой греб, отводя от берега, Вася возился с мотором. Ветер то сникал, то снова прорывался, крепчая раз от разу. По реке пятнами разбегалась рябь…
Первый удар "Волгарь" принял в лоб, как только вышли на середину. Тупо сунулся в волну, не смог вовремя вынырнуть, и вода хлынула через борт. Девчонки с визгом посыпались к рубке.
– Ходче давай!
– крикнул рыжий капитан.
– Шквал идет.
Сергей до предела отдал сектор газа. Старенький движок с натугой выжимал обороты. Ветер бил в лицо, гасил скорость, прижимал нос к волне. Вода каталась по палубе.
Плотовщики побросали карты. Вытягивая шеи, с беспокойством поглядывали вокруг, прикидывали, сколько осталось до Юрьевца. Степаныч торопливо увязывал на корме корзины, накрывал их клеенкой, а ветер рвал ее из рук, и она флагом развевалась за катером.