Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию
Шрифт:
Ничто не умирает раньше своего часа. Ходят слухи, что с ним это случилось, когда он сам избрал и назначил день и час. Николай умер естественной смертью. Только значительную роль в ее приближении сыграло страшное разочарование, вызванное нашими победами на реке Альме и под Инкерманом.
Скажем в начале, что по большей части то, в чем упрекают императора Николая, - результат преувеличенного мнения, будто он состоял из своих прав и обязанностей. Больше, чем он, никто не оберегал свое автократическое право, никто не считал своим долгом защищать монархию повсюду в Европе. Его 30-летнее правление было долгой вахтой. Часовой при европейской законности, как пожарные во всех городах его империи, что подают сигнал о пожаре, он подавал сигнал о революциях, и не только - он держался всегда наготове, чтобы душить революции и у себя, и у других. Ненависть к политическим возмущениям и последствиям их
С нашей стороны, король Луи-Филипп позволил себе увлечься семейными традициями. Он видел только, как образец дипломатии, устроенный кардиналом Дюбуа в регентство его деда договор о четырехстороннем союзе. Он забыл, что тот договор с любой точки зрения был насквозь субъективным и эгоистичным. Троны Европы занимали короли милостью божьей; только в Англии сувереном выступал узурпатор Гийом III, которого к этому времени трона лишил его тесть Яков II. Ну и каким же было положение регента? Все законные наследники короля Луи XIV умерли, за исключением короля Луи XV, которому было 7-8 лет, и слабое здоровье которого в любой момент могло привести его к смерти. Регент как первый принц крови наследовал корону. Но на нее претендовали еще двое, и они не позволили бы ему легко возложить ее на собственную голову. Одним из претендентов был месье герцог дю Мен, кого Луи XIV называл своим наследником в случае пресечения законной родовой линии. Его не стоило слишком опасаться: завещание Луи XIV парламент признал недействительным. Но оставался Филипп V, тот самый герцог Анжуйский, которого Франция отдала в короли Испании, и который, несмотря на отказ от короны деда, не отводил глаз от Версаля. Он был серьезным конкурентом. Враги герцога Орлеанского - а он, как все интеллигентные, прогрессивные и предприимчивые умы, имел их во множестве - противостояли ему во Франции серьезной партией, вооруженной словечком законность и досаждающей герцогу Орлеанскому эпитетом узурпатор. У кого же французский узурпатор мог просить помощи? У английского узурпатора. Все другие принцы были бы на стороне Филиппа V. Итак, альянс с Англией стал делом, вытекающим из обстоятельств и личных планов, пактом между двумя принцами, один из которых осуществил узурпацию, а другой ее задумал. Вся европейская политика выплывала наружу. И король Луи-Филипп позволил себе на этом попасться и в течение 18 лет пил от чаши стыда, которую поднесла ему Англия.
Чего особенно опасался император Николай в контактах с нами, так это проникновения революционного духа, что стал бы ангелом смерти. Выходит, с этой точки зрения, он провел 30 лет, так сказать, при оружии, считая солдатом России не только себя, но и каждого русского и насаждая капральство в гигантских масштабах. Его правление было военным. Каждый в России был солдатом; кто не носил эполеты, презирался императором и был презираем всеми.
Один из сосланных, Пущин, кто еще сегодня перевязывает раны от оков 1825 года, избрал гражданскую службу. Он был из тех, кого во время следствия допрашивал сам император.
– Впрочем, - сказал он обвиняемому, - чего еще ждать от человека, который, будучи знатным, бросился в объятья гнусной карьеры?
– Я вовсе не считаю, что карьера гнусна, - ответил Пущин, - когда имеешь честь служить вашему величеству.
Это правление, что за свою треть века узнало только две серьезные войны, одну - в начале, вторую - в конце, в целом протекало в смотрах и парадах, которыми командовал сам император. Часто он устраивал небольшую «войну», выбирал одного из своих генералов, чтобы «сразиться» с ним и гордился победой на ученьях, как победой в настоящем сражении. Однажды, подобно Нерону - а Нерон, известен случай, сразился в цирке с галлом, который менее других сознавал себя рабом, поверг на арену, придавил коленом и приставил к его горлу клинок - император Николай вступил в учебный бой с одним генералом, и тот
Лермонтов служил в гвардии, когда написал первые стихи; император вызвал его к себе.
– О чем мне докладывают, месье? Вы делаете стихи?
– Да, sire, такое порой на меня находит.
– Для стихов есть другие, месье; моим же офицерам нет нужды этим заниматься. Вы поедете на Кавказ делать войну; по крайней мере, она займет вас достойным образом.
Как раз это и требовалось Лермонтову. Он поклонился, уехал на Кавказ и потом, лицом к лицу с великолепной цепью гор, где был прикован Прометей, написал самые прекрасные свои стихи.
Другой поэт, Полежаев, кто побывал, возможно, дальше, чем Лермонтов и Пушкин, написал в стихах пьесу Maschka - «Машка», то есть «Marie». Но у имени Мари - четыре русских варианта со своими смысловыми оттенками. Когда Мари называют Macha - Машей или Machinka - Машенькой, то этим выражается доброе отношение к ней. Но когда Мари становится Машкой, то смысловое содержание имени полностью меняется; так называют не девушку, а девчонку для забавы.
Итак, Полежаева обвинили в преступлении: написал пьесу в стихах, озаглавленную «Машка» [шуточную поэму «Сашка»].
Император, узнав об этом, призвал автора к себе и приказал ее читать. Полежаев подчинился. Император слушал с мрачным видом, и хмуря бровь; затем, когда поэт закончил чтение, он позвал стражу и приказал отправить Полежаева служить солдатом.
В России это делается очень быстро. Полежаева завели в зал полиции, посадили на барабан, обрили голову, шлепнули ладонью по лбу со словами «V lob!» - «В лоб!», одели в серый плащ [шинель] с капюшоном, и все было кончено. Но, прежде чем покинуть кордегардию, где состоялась экзекуция, он успел написать на стене стихи.
Вот их перевод:
О ты, который возведен Погибшей вольности на трон Иль, просто говоря, Особа русского царя . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Поймешь ли ты, как мудрено Сказать в душе: все решено! Как тяжело сказать ему: «Прости, мой ум, иди во тьму»; И как легко черкнуть перу: «Царь Николай. Быть посему…» [123]Полежаев уехал на Кавказ и там был убит [умер от чахотки в 1838 году].
123
«Быть по сему» - сакраментальная формула; пишется рукой императора России между текстом указа и подписью. (Прим. А. Дюма.)
Николай очень верил в свою миссию на земле, что рождало в нем много мужества; но мало императора назвать только мужественным, он был отважным. Наделенный великолепным лицом, внушительным ростом, пламя мечущим взором и манерами суверена, никогда не встречал он препятствий на своем пути; одно его присутствие их устраняло.
Его видели 14 декабря: устремился на коне к восставшему полку и, не боясь пуль, остановился в 30 шагах от него.
Во время холерного бунта 1831 года ему сообщили, что народ, уверовав, будто немцы и поляки заразили воду, устроил резню иностранцев на Сенной площади. Он вскочил в свою коляску только с одним сопровождающим - графом Орловым, ворвался в самую гущу бойни, спрыгнул на землю, вбежал на ступени церкви и выкрикнул громовым голосом:
– На колени, несчастные! На колени, и молитесь Господу!
Ни один не ослушался; склонились головы, и ниже других - головы убийц.
Бунт был погашен; зачинщики, может быть, не раскаялись, но они были укрощены.
В перегибе с военной непритязательностью Николай доходил до безумия, и это была традиция или, вернее, фамильная мания; она была также у Павла и Александра. Штопанная-перештопанная шинель императора Николая вошла в поговорку. Однажды императрица, застыдившись его вида, подарила ему отличную шинель на меху; он ее надел, чтобы доставить удовольствие императрице, но только один раз; затем отдал новую шинель своему камердинеру.