Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию
Шрифт:
– Пусть ваше величество меня простит, но это я оставляю моим начальникам.
– Тогда как вы выходите из положения?
– Мне дают, sire.
– Вам дают?
– Да; я - комиссар полиции лучшего и, следовательно, самого богатого квартала Санкт-Петербурга. Дежурю активно, днем и ночью, ради спокойствия, охраны добра и комфорта моих подопечных. Стучу в стекла des botchniki - будочников, которые «дежурят» в будках, вместо того, чтобы дежурить на улице, бужу дежурных, которые засыпают. Словом, за те шесть лет, как я - комиссар квартала, здесь не совершено ни одной кражи, не произошло ни одного несчастного случая. Поэтому мои признательные подопечные
– И таким образом, благодаря небольшим подаркам, ваше 200-рублевое место тянет уже на три-четыре тысячи рублей?
– Больше, sire.
– Ax-ax!
– Почти вдвое больше.
– Ну, хорошо, идите.
Квартальный надзиратель откланивается и отходит.
Вернувшись к себе, император приказал по всему кварталу Зимнего дворца собрать отзывы о его комиссаре полиции. Всюду его хвалили за ум и честность; относительно вознаграждений полицейскому, император уверовал, что они добровольные, что, как тот сказал, он принимает, но не берет. На следующий день, за чаем, комиссар полиции видит, что к нему входит фельдъегерь. Вид фельдъегерей всегда вызывает некоторое волнение у тех в России, кому адресована честь их визитов, потому что именно фельдъегеря сопровождают осужденных в Сибирь. Комиссар полиции встает из-за стола и ждет.
– От императора, - говорит фельдъегерь, протягивая ему пакет.
И выходит.
Комиссар полиции вскрывает пакет и находит в нем 2000 рублей и записку императора:
«Владелец Зимнего дворца - комиссару полиции, в знак признательности за его добрые хлопоты».
И все годы, сколько жил Николай, комиссар полиции квартала Зимнего дворца получал в таких размерах императорское вознаграждение.
Назавтра утром император увидел идущего навстречу добряка лет 60-ти с пряжкой за безупречную службу, где красовалось число «25» [126] . Ему показалось, что служащий идет не строго по прямой и не владеет своим центром тяжести. Подзывает его; человек с пряжкой подходит.
126
Служащие, которые трудятся безупречно, носят черную ленту и желтую пряжку из позолоченной меди, где указано количество лет их службы. (Прим. А. Дюма.)
– Вы пьяны, месье, - замечает император.
– Увы, sire, - отвечает служащий.
– Очень боюсь, что так оно и есть.
– Что же вы вышли, будучи в таком состоянии?
– Я должен быть в конторе в девять часов, sire.
– В конторе? Усвойте, месье, когда имеют честь носить такую пряжку, как ваша, так не напиваются.
– Sire, это - несчастье, впервые в жизни со мной случилось такое; никогда и ничего я не пью, кроме воды.
– Никогда и ничего, кроме воды?
– Именно поэтому я опьянел после двух-трех стаканов вина. Иду со свадьбы; несчастная свадьба, да ну ее!
– Со свадьбы?
– Sire, я был посаженым отцом [127] ; меня заставляли пить, и я не мог отказаться, вопреки моему желанию.
– Это правда, то, что вы говорите, месье?
– Sire, клянусь честью.
– Ну, хорошо, пусть это останется между нами [128] ; возвращайтесь к себе, ложитесь в постель и проспитесь после пьянства.
– Но мое бюро, sire?
– Назовите мне ваше имя и бюро, в котором вы служите, и ни о чем не беспокойтесь.
127
Посаженый
128
Оборот речи, которым император Николай хотел сказать: «Хорошо, все кончено». (Прим. А. Дюма.)
Добряк, счастливый, что так дешево отделался поворачивает назад и, уже наполовину протрезвевший идет к своему дому.
На следующий день начальник полиции приходит на доклад.
– Что нового?
– интересуется император.
– Ничего особенного, sire. Есть одна маленькая тайна, пролить свет на которую может только ваше величество.
– Какая?
– Вчера на Адмиралтейском бульваре с вашим величеством разговаривал один полупьяный.
– То есть, вчера на Адмиралтейском бульваре я разговаривал с одним полупьяным.
– За нарушение инструкции, запрещающей приближаться к вашему величеству, мои агенты арестовали на углу улицы и решили препроводить его в кордегардию. Но он сопротивлялся как черт, говоря, что император дал ему позитивный приказ, и всякий, кто помешает ему исполнить этот приказ, понесет ответственность за последствия; наконец, он кричал так громко и наделал столько шума, что его, кстати, решили привести ко мне. Когда я захотел узнать, каков приказ, отданный ему вашим величеством, он ответил дословно так: «Император сказал мне: «Пусть это останется между нами». Я был бы недостоин доверия императора, если бы раскрыл то, что произошло между нами». И так как слова этого человека очень походили на правду, я приказал одному из моих агентов проследить за ним и узнать, чем он займется.
– Ну, ладно, что же он делал дальше?
– спросил император.
– Вернулся к себе, разделся так, как если бы там было натоплено, и в неистовом стремлении поскорей оказаться в постели улегся спать. Десять минут спустя он храпел. Сомневаюсь, что в этом заключался приказ вашего величества.
– Вы ошибаетесь. Я сказал ему: «Возвращайся к себе и проспись после выпивки».
– Но, как мне кажется, он мог по-доброму поставить меня в известность о таком приказе вашего величества?
– Нет. Прощая случай с пьянством, я сказал ему: «Пусть это останется между нами».
– Тогда это другое дело, - смеясь, ответил шеф полиции.
– А так как, со своей стороны, - сказал император, - я велел навести справки о нем в его конторе и получил превосходные отзывы, извольте позаботиться, чтобы это осталось между нами, чтобы его повысили по службе и в награду вручили маленький крест.
Так человек с пряжкой был выдвинут и награжден.
Однажды утром император видит, что движутся похоронные дроги бедного класса: за ними идет лишь один человек с обнаженной головой. Император снимает головной убор и пополняет своей персоной скорбный эскорт. Идя за гробом, расспрашивает того, кто в одиночестве отдавал покойному последние почести.
– Кто это? Кого ты провожаешь?
– спрашивает император.
– Кассира одной администрации, sire.
– И, будучи кассиром, он умер в бедности?
– В такой бедности, что я распорядился похоронить его на мои средства, а поскольку я сам беден, я не смог это организовать лучше, чем так, как видит ваше величество.
– Значит, твой собрат был честным человеком?
– Самым честным из тех, кого я видел.
– Он оставил семью?
– Жену и четверых детей.
– Твои имя и адрес?