Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

Дюма-отец Александр

Он располагал тысячей рублей. Бросил их на стол, оставив себе только рубль, чтобы продержаться сутки. Все его ученики были богаты. Да и бог не дает помереть с голоду тем, кто сам себя обкрадывает, делая подобные жесты.

И о самопожертвовании Полин Ксавье, и о муках, что она претерпела, колеблясь, принять ли помощь от Гризье, которая его разоряла, узнал император Николай. Она получила три тысячи рублей; прислал ей деньги император Николай. [120]

Император Николай был так создан: непреклонный, но великий. Я покажу вам его таким, каким он был. Не таким, чтобы низость судила его при жизни, не таким, чтобы ненависть задушенного его руками поколения творила суд над ним после смерти, но таким, каким будут его судить потомки. Он предстанет взорам в линиях бронзы, тем более четких, что его увидят между двумя в высшей степени гуманными натурами - его братом и его сыном, между Александром I и Александром II.

120

Об этой прекрасной женщине и ее муже, графе Анненкове, написан у меня исторический роман Le Ma^itre d’armes - «Учитель фехтования». Они оба перенесли 30 лет ссылки и вернулись в Россию [В то время Сибирь, часть Российской империи, не отождествляли с Россией]. Кто знает? Может быть, я их увижу. (Прим. А. Дюма.)

Тем временем, как мы сказали, осужденные поехали в телегах, с оковами на ногах и лежа на соломе. Нужно раз прокатиться на этом ужасном средстве передвижения, чтобы представить себе, как им приходилось страдать в путешествии на семь тысяч верст по изрытым дорогам, где даже при легком дождичке телеги по ступицу увязали в грязи.

Сосланных за Байкал, который, скорее, море, чем озеро, их собрали в деревне Чита, на реке Ингода. Климат там не так контрастен, как в других районах Сибири; в самом деле, с 1830 года морозы достигали 28-ми, а самая сильная жара, в 1843 году не превышала 31 градуса. Но главное, что их судьбу делало сносной, это община интеллигентов, страждущих за общее дело, способных жить надеждой и мечтать о грядущей свободе, если не для себя, так, во всяком случае, для родины. Еще им повезло - пусть благословение неба снизойдет на тех, кто пренебрег служебными обязанностями - с проявлением внимания и уважения к ним, чего не было по отношению к другим ссыльным. Книги, бумага, перья, свет по вечерам - все это допускалось без согласования с начальством. Каторжный труд, как наказание, им облегчали, полагая, что должно быть различие между убийцами и ворами и политзаключенными, и, наконец, оставляли довольно свободного времени, чтобы они совершили благое дело - основали школу; этот след увековечит в умах и сердцах память об их пребывании в крае.

Через несколько месяцев разлуки жены воссоединились с мужьями. С той поры, ссылка для тех, кто обрел дорогих спутниц, стала полуссылкой. Что же касается других членов семей, то император не позволял им и думать о каком-то общении с каторжниками. Он вызвал к себе отца Пестеля [121] , потерявшего место губернатора Сибири «за взяточничество», и дал ему 50 тысяч рублей [122] , чтобы вырвать его из объятий превратной судьбы, в которых тот оказался. Сверх того, простил просроченную арендную плату за землю короны, предоставленную ему Александром I на 12 лет. Наконец, брата Пестеля он сделал своим адъютантом.

121

Накануне казни сын озадачил отца своим жестким ответом. «Почему ты участвовал в заговоре, несчастный?» - спросил Пестель сына. «Чтобы у России больше не было таких государственных служащих, как вы, отец». (Прим. А. Дюма.)

122

200 тысяч франков на наши деньги. (Прим. А. Дюма.)

Почему эта жесткая беспристрастность никогда не приводила к прощению грехов? Чем продиктованы снисходительность к брату Пестеля, щедрость к отцу Пестеля и суровое отношение к другому, такому же, как Пестель? К Батенькову, например.

Вы вспоминаете, что в числе заговорщиков мы называли Батенькова; хорошенько запомните это имя; он - мученик; в сравнении с ним Сильвио Пеллико и Андриане почивали на розах. Скажем сначала, кто такой Батеньков, откуда родом, какая судьба держала его при себе, какая звезда вовлекла его в круговорот. Затем скажем вам, почему и насколько он пострадал.

В России мало законоведов; в этой стране, где защиты обвиняемого не существует, где никакое судебное разбирательство не бывает публичным, где император есть закон, правоведы не только редкость, но и - совсем почти ни к чему. Появился, однако, в начале века один такой редкостный человек, как фруктовое дерево среди степей. Его звали Сперанский. Это был сын попа, единственный талантливый и, может быть, выше того - гениальный человек, который смог выйти из среды греческого клира. Его звали Nadejeda - Надежда, то есть Esp'erance (фр.); вы легко получите фамилию Сперанский от слова esp'erance.

Молодого Михаила Михайловича Надежду в добрый час определили в семинарию; еще он окончил Санкт-Петербургскую духовную Академию и в такой степени проявил математические способности, что в 21 год вошел в состав преподавателей точных и физических наук школы Александро-Невской лавры. Вместе с этим он давал уроки в доме князя Алексея Куракина. По протекции этой могущественной семьи, Сперанскому удалось духовную карьеру заменить карьерой на государственной службе. Он быстро выдвинулся, не столько благодаря протекции князя, сколько благодаря трудолюбию, ясному уму и способностям толковать и применять законы на практике.

В 1801 году, в возрасте 30 лет, Сперанский был назначен статс-секретарем.

В 1803 году ему была поручена организация Министерства внутренних дел шефом этого ведомства, князем Кочубеем.

В 1808 году его привлекли к участию в работе учрежденной Екатериной II и возобновленной в 1804 году комиссии, занятой кодификацией русских законов, назначили директором канцелярии этой комиссии и членом коллегии Министерства юстиции.

В 1809 году, наконец, его возвели в ранг тайного советника.

Александр, который оценил этот высокий разум, часто общался со Сперанским, в серьезных случаях советовался с ним, охотно воспринимал все, что тот внушал, и оказывал ему полное доверие.

Сперанский, убежденный в необходимости усовершенствовать административную машину, начал реформы, что, к несчастью, намеревались провести все разом, и что оказались, однако, особенно ощутимыми для духовных учебных заведений; в части же реорганизации - для имперского совета, душой которого он стал; для финансов, серьезно подорванных слишком значительной эмиссией бумажных денег; наконец, для системы налогов, претерпевшей изменения. И в то же время остановил проект гражданского свода законов. Разрушил основы кодекса торговли и уголовного кодекса. Он стремился охватить реформой все законодательство в целом. Предложил план реорганизации сената. Одним словом, будущее России, которое Сперанский надеялся сделать светлее, и было целью его трудов, что не могло, казалось, явиться результатом размышлений и делом рук одного человека. Император вознаградил такое усердие, наградив Сперанского большой лентой ордена св. Александра Невского. Это был апогей императорского расположения к нему.

Мы сказали о трудностях искоренения злоупотреблений в России и сказали, каким образом, когда задевали одного, все остальные мошенники, выражая негодование святотатством того, кто посмел это сделать, взвивались криком: «Haro!» (фр.) - «Ату его!» В России злоупотребление - священный ковчег, и горе тому, кто тронет его: тут же будет сокрушен! Удар грома низверг Сперанского. Его обвинили в подделке подписи императора: якобы он хотел зачерпнуть из государственной казны. Опала была внезапной, падение - глубоким. В марте 1812 года, когда он вышел из Зимнего дворца, где только что работал вместе с императором, его арестовали, посадили в возок, что дожидался у ворот, препроводили в Нижний Новгород, а оттуда - как раз французы вошли в Москву - отправили в Пермь; ему не дали даже обнять на прощанье дочь. Титан Злоупотребление жил о трехстах своих голов.

В 1813 году Сперанский послал напоминание о себе императору Александру. В письме сообщил, что терпит крайнюю нужду и буквально умирает от голода. Это обращение поразило Александра своей простотой. Как это человек, который подделал подпись императора, чтобы черпать из государственной казны, может испытывать лишения и умирать от голода всего через год после хищений и взяток? Провели расследование: Сперанский - беден как Иов и несчастней Иова - сослан. Если Иов спал в навозе, то хоть это было его собственностью. У Сперанского не было даже дерьма, чтобы в нем спать. Александр установил ему небольшую пенсию.