Из современной английской новеллы
Шрифт:
— Но как же, милый, ты же обещал.
— Обещал? Ничего я не обещал.
— О Майк!
— Да право же, вся эта история… Ну ладно.
— Сейчас, Майк, хорошо?
— Хорошо, сейчас.
— Люси?
— Это ты, Майк?
— Ясно, кто же еще.
— Да, в самом деле, кто же еще. Где ты теперь?
— На вечеринке.
— Приятная компания?
— Да, как будто. Почему бы тебе не присоединиться?
— Я не могу, Майк. Я занята.
— С этим чертовым фрахтовым агентом, как я понимаю?
— С каким это еще агентом?
— Фрахтовым. С твоим приятелем — фрахтовым агентом. Фрэнком.
— Он
— Зачем же он назвался фрахтовым агентом? Последовало довольно утомительное объяснение. Назваться фрахтовым агентом — это, оказывается, было в духе присущего Фрэнку чувства юмора. Я раздумывал над этим, пока шел назад, к Марго.
— Ну, что он сказал, Майк?
— Какая-то женщина ответила, что его нет дома.
— И это все?
— Я сказал, что за домом ведется наблюдение. Я сказал, что местная полиция отнюдь не в восторге от того, что здесь происходит.
— А что она сказала?
— Она начала стонать, и тогда я сказал: "Я вас предупредил" — и повесил трубку.
— Спасибо тебе, Майк.
— Не на чем. В любое время к твоим услугам.
К нам подошел Суон, и Марго сказала:
— Майк снова звонил Найджелу. Майк был просто великолепен.
Суон похлопал меня по спине и сказал:
— Что, ничего веселого?
Марго принялась ему все пересказывать, а я ушел.
Джо делала вид, что слушает, как двое мужчин, перебивая друг друга, рассказывают какую-то запутанную историю. Она сказала мне негромко:
— Ты не расстраивайся из-за Марго. Я позабочусь о том, чтобы она не оказалась в накладе.
Я уставился на нее: с чего это она вообразила, что я расстраиваюсь из-за Марго?
— Я не сомневаюсь, что ты об этом позаботишься, Джо, — сказал я.
— Положись на Джо, — шепнула она.
Я сказал, что на нее вполне можно положиться, я в этом уверен. И стал развивать эту мысль дальше. Один из мужчин сказал:
— Вы позволите, старина?
Я пожал плечами и протолкался обратно к телефону. Я набирал номер три раза, чтобы уж наверняка не было ошибки, но никто не брал трубку.
Все принялись танцевать кто во что горазд. Задержавшись возле глиняной посудины, я снова оказался рядом с девушкой в локонах. Она улыбнулась мне, и я спросил от нечего делать:
— Вы знакомы с девушкой, которую зовут Люси Энструс?
Девушка в локонах покачала головой:
— Почему я должна быть с ней знакома?
— Вероятно, нипочему, — сказал я. Девушка посмотрела на меня очень внимательно и отошла.
Я поднялся наверх и нашел там тихую комнату с кроватью. Неярко горела лампа на туалетном столике. Кровать — с виду очень удобная — была почти полностью погружена во мрак. Я растянулся на кровати, радуясь темноте. Через несколько секунд я уснул. Когда проснулся, светящийся циферблат моих часов оповестил меня о том, что я проспал около двух часов. За туалетным столиком две девушки приводили в порядок свои физиономии. Потом они вытащили из сумочек платочки с изображением лошадей и повязали головы. Они переговаривались шепотом и вскоре ушли. Я лежал, перебирая в уме события этого дня, и пытался представить себе, как буду чувствовать себя завтра утром. Мне всегда казалось очень важным, как человек чувствует себя утром во время завтрака, вспоминая истекший день.
Какой-то мужчина с бокалом в руке вошел в комнату и остановился перед туалетным зеркалом. Он пригладил волосы, поправил галстук. Потом вынул из кармана носовой платок, накрутил его на указательный
— Кого вам надо? — услышал я голос. Это был парень из издательства. Я сказал, что хочу поговорить с Люси.
— Хэлло, Люси.
— О, Майк, ну право же…
— Люси, этот человек опять здесь.
— Да, Майк. Он здесь, я знаю.
— Сейчас два часа ночи.
— Да, два часа ночи. Не огорчайся, Майк. — Голос ее звучал так мягко, что я сказал:
— Перестань стараться щадить меня.
— Знаешь, я лучше положу трубку.
— Это я положу к черту трубку.
Я стоял у телефона, раздумывал, и меня мутило. Я заметил, что в пальцах у меня зажата какая-то бумажка, вгляделся и увидел, что на ней нацарапан номер телефона Найджела. Я снял трубку и набрал этот номер.
Прождав почти минуту, я наконец услышал женский голос:
— Да? Кого вам надо?
Кажется, я сказал:
— Я хочу знать, что тут происходит.
— А кто это говорит? Вы ошиблись номером, — быстро сказала женщина.
— Нет, не ошибся, — сухо возразил я. — Позовите-ка, будьте любезны, к телефону Найджела.
— Найджел ведет собрание. Вы нам мешаете. У нас еще очень много вопросов на повестке дня. Мне некогда заниматься с вами, сэр.
— Говорит министерство социального обеспечения, — сказал я и услышал, как женщина бурно задышала в трубку. И отключилась.
Я прошел через гостиную и начал разыскивать входную дверь. Я подумал, что все более или менее стало на свое место. Обидам Марго отдана заслуженная дань: она испытывает от этого известное удовлетворение, теперь нужно только, чтобы кто-нибудь спросил Найджела, что все это значит, и не оставлял его в покое, пока он не даст вразумительный ответ. После чего пусть уж в этом разбираются специалисты. Что касается меня, то время — лучший лекарь, время все исцелит. Я это понимал, и это-то и было самое печальное. Я не хотел исцелиться. Я хотел, чтобы безумная одержимость моей любви к Люси продолжала подстерегать меня даже во сне; чтобы она смеялась мне в лицо со дна полупустых бокалов; чтобы она накидывалась на меня внезапно из-за угла. Но придет время, и лицо Люси сотрется в моей памяти; придет время, и, повстречав ее на улице, я небрежно поклонюсь ей, и мы выпьем по чашечке кофе и поговорим о нашей последней встрече и о том, как много воды утекло с тех пор. А нынешний день — да ведь и его уже нет, ведь уже настало завтра — канет в прошлое, подобно всем остальным дням. Он не будет отмечен красным в календаре как день моих неистовых домогательств, как день, когда мою любовь украли у меня из-под носа. Я отворил входную дверь и поглядел в ночь. Было холодно и неуютно. И это пришлось мне по душе. Мне было очень плохо, но я был этому рад, потому что в этом все еще была жива моя любовь к Люси. Не раздумывая, я захлопнул дверь и оградил себя от темноты и моросящего дождя. Когда я шел обратно в гостиную, печаль забвения ужалила меня в сердце. Уже сейчас, думал я, время делает свое дело. Часы тикают, и время уносит от меня Люси, разрушает ее облик, убивает все, что было между нами. Время сыграет мне на руку, и с его помощью я вспомню сегодняшний день без горечи и без волнения. Вспомню его, как пятнышко на нечеткой поверхности пустоты, как какой-то смешной и нелепый день, — день, когда мы захмелели от пирожных с ромом.