Из восьми книг

Щедровицкий Дмитрий Владимирович

1987

* * *

Я – Дух, Я – Дух, Я – Пламя,И Мне подобных нет:Я высшими мирами,Как ризою, одет!Но я открылся нищим,И золотист и тих:Сравнить Меня им не с чем,Иного нет у них...

1987

ИЕРОНИМ

Мы с лапы львиной яблоко сорвем,Орла стихам научим:Иероним беседует со львомВсезнающе-дремучим.А тот следит, прищурившись в веках,Игру контрастных пятен,И текст на трех священных языкахЕму без слов понятен...

1988

* * *

Истина – гуще осеннего садаВ сумерках, и недоступней для взглядаТайные тропы, сокрытые в ней,Бывшие

летом рассвета ясней.Корни, кусты, травяные владеньяСкрыло от разума Грехопаденье,Истины свет загустился в белок,Полный провалов, пещер и берлог.Роза средь ночи бессильна – и властна,Правда во плоти черна – но прекрасна,В дуплах дремучих страшна, но права:Ангел, взывающий из вещества!

1988

СЕРБИЯ

<Из Цикла>

<1> ЯБЛОКО

Подобрал бы то яблочко, съел бы я,Да далеко оно откатилось!Дионисий прошелся по Сербии —Виноградом украшенный тирс.Дионис – во святительских ризах,Вновь аттический выдался век,Храм лобзанья – Акрополю близок,Но запутанней синтаксис рек.Подобрал бы то яблочко спелое,Да оно закатилось в Прилеп,Раскололось – златое и целое —На ручьи диалектов и лет,В счет Аида – четвертая Аттика,Оскудел огневой студенец.Ярых вод наговорная практикаНе излечит сердец.

1988

<2> ПАВА

Из ворот избы беседнойВыбегал ручей жемчужный,Увидал малец недужный —Улыбнулся, бедный,Как он бросился на травы,Чтоб собрать тот жемчуг ценный,Вдруг слетает Свет НетленныйВ виде яркой Павы:Клювом жемчуг собирает,Под цветные крылья прячет,Перьем солнечным играет —А парнишка плачет:«Пожалей меня, больного,Перед лютой зимней стужей,Ты оставь мне хоть немногоМаленьких жемчужин!Сколько ты уже склевал их...Хоть оставшиеся эти —Три денечка белых, малыхПодари мне, Свете!»Пава, перьями играя,Слез и слов не замечаетИ, остатки добирая,Хлопцу отвечает:«Не оставлю, мой хороший,Ни жемчужинки единой, —Будешь схвачен холодиной,Снегом запорошен,Чтобы сердце приуныло,Чтоб душа твоя остыла.И когда тебе земныеСтанут дни постылы, —Вновь слечу к тебе я Павой,И, к земному не ревнуя,Жемчуг весь тебе верну яВместе с горней Славой!»

1988

VII

ИЗ КНИГИ «ШКОЛА БЕГЛОГО ЧТЕНЬЯ» (1989–1990 гг.)

* * *

Опять весна беснуется,Божествует душа,И адом пышет улица,И небом изошла.О, как ты смотришь пристальноНа зелень – как в меня!За деревянной пристанью —Речной трамвайчик дня.А с кем я в детство робкоеПлыл дымом по реке, —Под строчкой спит короткоюВ полынном парике...Вновь май сошел, некошенный,Мальчишеской стопой,Трамвайчик светел, кожаный,И я плыву с тобой —Пока во сне встречается,Что ветер надышал,И надо всем качаетсяВоздушный жаркий шар,Пока прозренья белый стихБежит к реке, патлат, —Растет Любовь из прелостиИ страхов, и утрат.

1989

НАДГРОБЬЕ

Два оленя охраняютДрагоценную коронуНа надгробном сером камне.Поперек зима легла.Развороченные кроны.Город Ровно.Путь неровен.Это руки Аарона.Впереди – январь и мгла.Впереди – двуликий Янус.Ты пройди, а я останусь,И в двусмысленную данностьЖизни бежевой вгляжусь:Что-то сплошь намВстречи с прошлымПредстоят: нас водят за нос,Лишь для видуВ двери выйду —И рожденным окажусь.Два оленя скачут гордо.К сожаленью, надпись стерта,И корона увенчалаИзначальный,

общий рок.Плотник, пекарь иль сапожникКак сумел, меж дел тревожных,Ты взрастить оленей нежных,Чем стяжать корону смог?Галаадских бег оленейПо надгробьям поколений,Псалмопевца умиленье:«Как олень спешит к воде —Так, презрев земли двуличье,Я Твое взыскал величье,Сбросив имя и обличье:Нет меня... Но Ты – везде!..»

1989

* * *

– Господин Световидец,Мое Вам почтенье!Разъясните, прошу: что такое Земля?– Школа Беглого Чтенья, —Отвечал он, крылами во тьме шевеля.– Что ж нам делать?Разучивать знаков значеньяНа борту утопающего корабля?...– Он молчал.Задыхались от дыма поля.– Господин Световидец!Какие же текстыНас готовят читать?Он шепнул:– ЗамолчиИ раскройся, дрожа, ибо весь ты —Текст,Читаемый в тысячеокой ночи!..

1989

МЛАДЕНЧЕСТВО

Река задвигалась, пошла Москва-река,И я проснулся в колыбели:Дома и клены, лица, облакаВращались надо мной и пели.Но вдруг игрушка выпала из рук —Земля! И я вгляделся удивленно:Как страшно! Обрывался каждый круг —Жизнь дома, матери, жизнь облака и клена!– Но вновь заснул. И только преступивПределы зренья, смутно стал гадать я:В земле ли скрылся слышный мне мотивИли упал в небесные объятья?Меня иное зренье увелоТуда, где Лик неотделим от Слова:И мать глядела, дерево цвело,И дом стоял средь облака живого!Нам верх и низ неведомы, покаВ суставы времени мы не врастаем,Но небо движется – Москва-река,И ждет, пока мы в облаке растаем...

* * *

Клен запахнул полу тумана: так знобит,Что избам и втроем под небом не согреться.Но если человек рожден, чтоб был убит, —Зачем цветным стеклом блестят окошки детства?Зачем, умудрены от вещих снов, встаемВ осенних юных сил живительную сырость,Коль избам не тепло под небом и втроем?Зачем пропел петух, ворвавшись в то, что снилось?Зачем, бесхлебно-худ, по-костромски смешон,Высокомерный дух на русском ЛанселотеСпешит остановить вращающийся сон?Он виснет на крыле, оторванный от плоти!Но зимний мрак созрел, в глазах не так рябит,Тебя ласкает хлад, куда же ты, куда же?Ведь если человек рожден, чтоб был убит, —Трем избам не заснуть и не согреться даже...Из трех берез, растущих на опушке,Мне средняя милей.Нет, не вина – воды налейИ поднеси в жестяной кружке.Дай причаститься сей земле,Покуда день, покуда лето.Пусть славится богиня из Милета,А мы с тобой и так навеселе!Из трех дорог – трех проводов гудящих —Мне средний путь милей.Живительно-зеленый, терпкий клейПо жилам струн течет все слаще,Вот облака сияющий ковчежецДомчался к нам, как дар Океанид.Пусть славится дельфийский Стреловержец,А нас вода сильней вина пьянит!Стоит над нами выдох ОкеанаВ высоком ветре эллинских времен,Как мачтовой сосной проколотый лимон,Сочится солнце на поляну.Три возраста судьба на выбор предлагает,Но средний мне милей.Нет, не вина, воды налей:Она не гасит – зажигает.Забыв про цель, мир движется по кругу,Жарой ритмической пленен.И мы, как высший дар, в сей день даны друг другуПо воле облаков, по прихоти времен!..

1990

* * *

Проходя по зимней деревне,Я услышал ночью печальнойГолос поэзии древней И изначальной.Это деревья звенелиОбледенелые, этоРасстоянья длиннееСтановились к рассвету,А секунды – короче.И, на локоть от взрыда,Звезд монгольские очиМлели полуоткрыто.Это ранней юности сполох,Говорящих снегов острова,И томами падали с полокЛьда пластинки, крошась на слова.Раздвигая сумрака зарослиИ до первых еще петухов,Так деревни лицо прорезалось,Удивленной звучаньем стихов.