Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки
Шрифт:
Переезд до Кяхты. В Урге караван наш был расформирован. Нанятые до Ала-шаня верблюды отправились обратно; трое же наших ветеранов-верблюдов, выходивших всю экспедицию, равно как и верховые лошади, были проданы. Затем, отдохнув пять суток, мы отправились в Кяхту на монгольских почтовых, по станциям, содержимым теми же монголами. Таких станций от Урги до Кяхты одиннадцать на пространстве около 300 верст. О каждом проезжем, по крайней мере чиновнике, дается вперед знать из ургинского ямына (управления); тогда на станциях заготавливаются лошади и юрты для помещения как самого чиновника, так и его прислуги. Багаж, сколько бы его ни было, везется на подводах или вьючных верблюдах. Китайские власти за такой провоз обыкновенно ничего не платят; но русские, по заведенному обычаю, дают, в виде подарка, на каждой станции три металлических рубля. Мы же платили по пяти лан, так как везли с собой, кроме небольшого багажа, все свои коллекции, весившие с укупоркой более восьмидесяти пудов.
От ургинских соотечественников мы получили для проезда тарантас и китайскую телегу. Последняя представляет утвержденный на двух прочных колесах, довольно обширный, со всех сторон закрытый ящик, с небольшой лазейкой спереди или в одном из боков. Помещаться в подобном экипаже всего удобнее лежа, притом задом к лошадям, иначе ноги будут выше головы. Как тарантас наш, так и телега везлись верховыми монголами. Для этого к наружному концу оглобель, перпендикулярно к ним, привязывается длинная и довольно толстая жердь. Каждый ее конец берется двумя всадниками, из которых один кладет означенную жердь к себе на седло впереди живота, а другой тянет за веревку, привязанную к концу той же жерди. Затем лошади пускаются вскачь, и тарантас, а еще более двухколесная телега, прыгают по всем встречным кочкам и камням [752] . Проскакав минут двадцать или с полчаса, запряженные в экипаж верховые монголы сменяются другими, так что при каждой телеге или тарантасе, от станции до станции, следует с десяток и более всадников.
752
Впрочем, дорога от Урги до Кяхты довольно сносная, в особенности караванная(176).
Местность от Урги до Кяхты покрыта отрогами Кэнтея [753] , той горной системы, узел которой лежит верстах в 120 или 150 к северо-востоку от Урги. Реки, стекающие с названных гор к западу, впадают в Орхон, приток Селенги, следовательно относятся к бассейну Байкала; к востоку же с Кэнтея вытекают Керулюн [754] и Онон, принадлежащие верховьям Амура.
Горные хребты по нашему теперешнему пути имели общее направление с востока на запад, достигали, и то местами, лишь средней высоты и несли почти везде мягкий характер. На северных своих склонах они иногда были покрыты лесами из белой березы, сосны и лиственицы; реже попадаются здесь черная береза, кедр и осина. Но вообще леса эти не обширны, и горные скаты изобилуют гораздо более прекрасными лугами, которые залегают также везде и по долинам. Орошение довольно значительно; из рек наибольшие: Хара-гол и Иро, притоки Орхона. Абсолютная высота местности (по почтовой дороге) начинает от Урги уменьшаться и уже на р. Хара-гол достигает лишь 2 600 футов; затем на р. Иро ниспадает на 2 100 футов, а в Кяхте вновь немного увеличивается до 2 400 футов.
753
Хэнтэя
754
Керулен
Кочующих монголов по пути нам везде попадалось много; живут они большей частью богато. Довольство отражается и на их общем типе: рост высокий или средний, сложение плотное, лицо свежее; таковы же и женщины. Притом здешние монголы, сколько кажется, гораздо меньшие ханжи, нежели их собратья в других частях Монголии; по крайней мере мы не слышали постоянного бормотания молитв, как у алашанцев или кукунорцев.
Погода во время нашего пути из Урги в Кяхту стояла хорошая — ясная и маловетреная; снег лежал неглубоко — дюйма на 3–4; ночные морозы доходили до –19,3°. Ежедневно мы делали только по две станции, чтобы не опережать много багажа, который тащился шагом, — где на двухколесных телегах, где на вьючных верблюдах. Наконец 29 октября, после полудня, мы увидели вдали белые шпицы кяхтинских церквей и со слезами на глазах приветствовали этот первый символ своей родины. Немного спустя караван наш встретили пограничный комиссар и несколько кяхтинских купцов, проводившие нас в город на приготовленную заранее квартиру, где мы прожили более недели, окруженные чисто родственной заботливостью гостеприимных кяхтинцев.
Итоги научных результатов моих путешествий в Центральной Азии. Так закончилось выше описанное, третье для меня по счету, путешествие в Центральной Азии. Подобно двум первым, оно представляет собой научную рекогносцировкупосещенных местностей. Иного результата наши странствия иметь и не могли, как по многим пробелам личной нашей подготовки, так и по самому характеру пройденных стран, где против путешественника нередко встают и люди и природа, где иногда с винтовкой в руках приходится прокладывать себе путь, а сплошь и кряду сначала заботиться, чтобы не погибнуть от жажды или голода и затем уже справлять научные работы. Но утешительно для меня подумать, что эти быстролетные исследования в будущем послужат руководящими нитями, которые поведут в глубь Азии более подготовленных, более специальных наблюдателей. Тогда, конечно, землеведение и естествознание, в своих различных путеотраслях, обогатятся сторицей против того, что им дали нынешние наши путешествия( 177). Пока же сведем итоги сделанного нами в Центральной Азии.
За все три здесь путешествия [755] нами пройдено по местностям, большей частью малоизвестным, а нередко и вовсе неизвестным, 22 260 верст [756] , из которых 11 470 верст (весь передний путь) сняты глазомерно [757] . Астрономически определена широта 48 пунктов [758] ; посредством барометра Паррота, а при первом путешествии анероида и гипсометра, определена абсолютная высота 212 точек [759] . Ежедневно три раза, в продолжение всех путешествий, производились метеорологические наблюдения [760] ; иногда измерялась температура почвы и воды; психрометром по временам определялась влажность воздуха. Постоянно велся общий дневник, и, по мере возможности, производились этнографические исследования.
755
Полагаю более удобным представить результаты всех трех моих путешествий, а не исключительно настоящего, так как эти путешествия имели своим предметом одни и те же исследования, в одной и той же Центральной Азии.
756
При первом (Монгольском) путешествии — 11 100 верст; при втором (Лобнорском) — 3 980 верст; при третьем (Тибетском) — 7 180 верст.
757
В масштабе 10 верст в дюйме.
758
Долготы, определенные при втором и третьем путешествиях, посредством зенитных расстояний луны, оказались ненадежными, так как небольшой универсальный инструмент (с делениями лимба на 20"), употреблявшийся при наших наблюдениях, был хорош для определения широты (по высоте Полярной звезды и по полуденным высотам солнца), но груб для тонких наблюдений лунных расстояний. Наблюдать в трубу того же универсального инструмента покрытия звезд было невозможно, по малой зрительной силе этой трубы.
759
Здесь показана лишь цифра вычисленных (полковником Шарнгорстом и капитаном Гернетом) высот; показания же барометра записывались во время Лобнорского и Тибетского путешествий в общий журнал метеорологических наблюдений через каждый переход или через два перехода.
760
Кроме того, взамен показания минимального термометра, ежедневно наблюдалась температура при восходе солнца.
В области естествознания, относительно которого пройденные нами местности Центральной Азии были до сих пор почти вполне неведомы, производились специальные исследования над птицами и млекопитающими, а затем составлялись коллекции, в которые собрано:
Кроме того, собирались образчики горных пород во всех попутных хребтах.
Зоологический сбор передан в музей С.-Петербургской Академии наук; гербарий — в Ботанический сад; небольшая минералогическая коллекция — в геологический кабинет С.-Петербургского университета. Часть собранных коллекций, в которых оказалось много новых для науки видов, как животных, так и растительных, описана академиками Максимовичем [761] и Штраухом [762] , покойным профессором Кесслером [763] и мною [764] ; несравненно же большее количество добытого материала остается пока еще необработанным.
761
"Diagnoses plantarum novarum asiaticarum", Bulletin de l'Academie Imperiale des sciences de St.-Petersbourg. Tome XXII–XXVII.
762
"Пресмыкающиеся и земноводные". "Монголия и страна тангутов",т. 11, отд. III.
763
Там же. Отдел IV. Рыбы и "Beitr"age zur Ichthyologie von Central Asien" Bulletin de l'Academie Imperiale des sciences de St.-Petersbourg. Tome XXV.
764
"Монголия и страна тангутов", т. II, отд. 1. О климате, отд. II. Птицы.
Благодарность спутникам. Но если мне и выпала счастливая доля совершить удачно три путешествия в Центральной Азии, то успех этих путешествий — я обязан громко признать — обусловливался в весьма высокой степени смелостью, энергией и беззаветной преданностью своему делу моих спутников. Их не пугали ни страшные жары и бури пустыни, ни тысячеверстные переходы, ни громадные, уходящие за облака, горы Тибета, ни леденящие там холода, ни орды дикарей, готовые растерзать нас… Отчужденные на целые годы от своей родины, от всего близкого и дорогого, среди многоразличных невзгод и опасностей, являвшихся непрерывной чредой, — мои спутники свято исполняли свой долг, никогда не падали духом и вели себя, по истине, героями. Пусть же эти немногие строки будут хотя слабым указанием на заслуги, оказанные русскими людьми делу науки, как равно и ничтожным выражением той глубокой признательности, которую я навсегда сохраню о своих бывших сотоварищах…
Заманчивость страннической жизни. В заключение, позволено мне будет еще раз вернуться к своим личным впечатлениям.
Грустное, тоскливое чувство всегда овладевает мной, лишь только пройдут первые порывы радостей по возвращении на родину. И чем далее бежит время среди обыденной жизни, тем более и более растет эта тоска, словно в далеких пустынях Азии покинуто что-либо незабвенное, дорогое, чего не найти в Европе. Да, в тех пустынях действительно имеется исключительное благо — свобода, правда дикая, но зато ничем не стесняемая, чуть не абсолютная. Путешественник становится там цивилизованным дикарем и пользуется лучшими сторонами крайних стадий человеческого развития: простотой и широким привольем жизни дикой, наукой и знанием из жизни цивилизованной. Притом самое дело путешествия для человека, искренно ему преданного, представляет величайшую заманчивость ежедневной сменой впечатлений, обилием новизны, сознанием пользы для науки. Трудности же физические, раз они миновали, легко забываются и только еще сильней оттеняют в воспоминаниях радостные минуты удач и счастья. Вот почему истому путешественнику невозможно позабыть о своих странствованиях даже при самых лучших условиях дальнейшего существования. День и ночь неминуемо будут ему грезиться картины счастливого прошлого и манить: променять вновь удобства и покой цивилизованной обстановки на трудовую, повременам неприветливую, но зато свободную и славную странническую жизнь…( 178).
ПРИМЕЧАНИЯ И КОММЕНТАРИИ
1. Об окончании своей второй центральноазиатской экспедиции и событиях в Китае в 1877–1878 гг. подробно излагает Н. М. Пржевальский в полевом дневнике, избранные выдержки из которого мы привели во втором издании его работы "От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор", М., 1947.
2. Под презервами автор понимает консервированные продукты, выдерживающие долгое хранение. В основе — французское preserver или английское preserve, что значит сохранять; на английском так же называется варенье. В этом смысле понятно, когда Пржевальский пишет, что употребление презервов вызывает жажду и они портятся в условиях жаркого климата.