Избранница волка
Шрифт:
Мысли в голове крутятся, как заведенные. Нужно просто во что-то спрятать платье и попробовать понести в зубах или закинуть на шею. Мой взгляд падает на вереницу вычурных ридикюлей, висящих на небольшой вешалке. Хватаю первый попавшийся и складываю всю одежду туда. Потом бегу в спальню и кидаю к ним коробочку с украшением. Последний раз осматриваю свою уютную тюремную камеру. Почему-то становится стыдно и неловко, словно я предаю Рейнхарда, как… как та же Кларисса. Но не воткнув нож в спину, я и есть этот самый нож. Тряхнув головой, отгоняю плохие мысли. Если уж на то пошло, я ни разу не говорила, что хочу тут остаться, наоборот, просила отпустить
Бросаю быстрый взгляд на герра канцлера, перед тем как шагнуть к окну и застываю. Мужчина лежит на постели, закинув одну руку за голову, а вторую на подушку, где еще каких-то минут десять назад была я. Но несмотря на расслабленную позу, лицо его напряжено – темные брови хмурятся, и переносицу прочеркивает глубокая складка, а губы сжимаются в тонкую линию, кажется, что он вот-вот скинет с себя оковы моего навеянного сна и схватит меня в шаге от свободы.
Судорожно вздыхаю в попытке унять волнение – тем более нужно торопиться – и шагаю к окну. Подношу руку к металлической, украшенной резьбой ручке и дергаю, но створка не поддается. Стекла в оконной раме мелодично позвякивают в ответ на мои движения, да и только. Проверяю замочки, щелкаю шпингалетами, снова тяну на себя, и недоуменно смотрю на не сдвинувшуюся ни на сантиметр створку. В груди просыпается жуткое, тревожное чувство. Теперь становится понятно, почему впервые за несколько дней Рейнхард позволил себе уснуть со мной рядом. Кидаюсь к выходу, толкаю дверь в гостиную и… ничего! Ничегошеньки вообще! Меня заперли в спальне! Причем, судя по всему, магически заперли.
Глава 40
Вот знала я, что не может быть все так просто. Со злости пинаю ногой неподдающуюся створку и вытираю ладонью вскипевшие на глазах слезы обиды. Что ж в эту ночь все настолько наперекосяк? Если б я верила в знаки, решила бы, что меня что-то усиленно уводит от этого побега.
Поворачиваюсь спиной к двери, прислоняюсь к шершавой деревянной поверхности и задумчиво обвожу взглядом комнату. Что же мне делать?
В голову закрадывается совершенно уж шальная мысль – если у меня получилось усыпить оборотня обычным заговором, который в нашей деревне каждая третья знает, то вдруг и шепоток от закрытых дверей поможет?
У меня этих самых заговоров в голове вагон и маленькая тележка. Местность у нас была такая – шепотками лечили все от насморка и до ветрянки, к фельдшеру, конечно, тоже обращались. Но, как так – на прием и без того, чтоб под дверью не пробубнить заветные слова?
Заговоры делали на урожай и на погоду, на хорошего жениха и чтоб корова доилась, чтоб ласка цыплят не утащила и чтоб грибы и ягоды хорошо находились... Помогали они или нет – как знать – но пошептать на удачу перед каким-нибудь делом считалось традицией. Кто ж знал, что в этом мире знакомые с детства речитативы будут иметь такую силу?
Подхожу опять к окну, осторожно провожу пальцами по металлической ручке, ощущая на кончиках странное жжение, не такое сильное, чтоб отдернуть руку, но достаточное, чтоб поморщится от неприятных ощущений, рисую нужный узор и, волнуясь, произношу:
– Братец-месяц, серебристый, прошу тебя защитника славного, – в горле пересыхает, и звук получается совсем тихим и немного хриплым. – Пускай мои оковы спадают, как снег по весне тают, все дурное исчезает! Да будет так!
На секунду
– Спасибо, братец-месяц! – прижимаю пальцы к губам и распахиваю створку.
Сорочка падает к ногам, превращаясь на полу в белесое пятно, а на подоконник уже ступают сильные тонкие лапы. Мешок в зубах мешает держать равновесие, и теперь я отчетливо понимаю, зачем лисицам такой пушистых хвост.
Ловко перебегаю по тонкой ветке и стволу, спрыгиваю на землю и стремглав бросаюсь к озеру.
В водах прохладного пруда во всю уже плещется ночная гостья. Я тихонько подкрадываюсь, чтобы не спугнуть выдру, и приседаю под кустом. Зверек насытившись и поплавав вволю, совсем не чувствует моего присутствия, лишь только раз настороженно подняв голову и обшарив бусинами глаз растительность на опушке.
Нарезвившись всласть и поныряв животное, наконец, делает то, что мне как раз и нужно – направляется в сторону забора.
Из своего укрытия выбираюсь, когда выдра уже на середине пруда, и тоже тихонько захожу в воду, стараясь даже тихим плеском не выдать своего присутствия и держать мешок так, чтоб хотя бы половина вместимого осталась сухой. Но зверек, видимо, все же о чем-то догадывается, и плыть начинает быстрее, а затем юрко пролазит в узкий, незаметный за кустом барбариса лаз и исчезает. Но мне это уже не важно, главное – я знаю, где находится выход.
Дыра под каменным забором немного меньше, чем я рассчитывала – как раз для небольшой выдры. Но и моя чернобурка не отличается крупными размерами, а немного расширить отверстие совсем не составляет труда для лисьих лап.
Сделав подкоп пошире, протискиваюсь в узкую нору и через каких-нибудь две минуты уже стою с другой стороны ограды. Сердце бешено колотится где-то в районе яремной ямки, грозя вот-вот выпрыгнуть из груди. Неужели у меня получилось? Неужели я сумела? До сих пор не верится, особенно беря во внимание первые минуты побега.
– Надо было еще заговор на удачу прошептать, – мысленно ворчу и оглядываюсь в поисках укромного места. Превращаться в голую девушку посреди города как-то не хочется. Да и стоит ли? Думаю, гораздо безопаснее спрятаться где-нибудь, будучи в лисьей шкуре, дождаться утра, а там уже можно вновь стать человеком и пойти по делам.
Четкий выверенный звук шагов заставляет мигом похолодеть. Стража! Как же без нее? Периметр дворца обходят регулярно, и это невзирая на расставленные вдоль ограды патрули. Уличные фонари кидают яркие желтые пятна света на брусчатую мостовую и сам каменный забор, не позволяя даже маленькой тени скользнуть мимо.
Прижимаюсь плотно к стене, готовая в случае чего обратно забиться в лаз, но тихий шорох сбоку заставляет осторожно скосить глаза. Маленькая выдра настороженно застыла в каком-то шаге от меня, так же дрожа от страха. Пячусь назад, ныряя в нору, а спустя секунду туда же протискивается моя подруга по несчастью. И что-то очень уж умное светится в ее темных, похожих на блестящие пуговки, глазах.
Изо рта вырывается приглушенный мешком, ворчливый фырк. Мой шикарный лисий хвост оказывается снаружи по другую сторону ограды, и это мне совсем не нравится, а нос утыкается в мягкий бок животного. Шаги грохочут мимо, заставляя зверька совсем уж по-человечьи облегченно вздохнуть, и спустя минуту, мы выбираемся из укрытия.