Избранники вечности. Книга 1. Смерть – это лишь начало
Шрифт:
Я промолчал, не собираясь посвящать въедливого банкира в свои проблемы.
– Видишь ли, Джори, – строго проговорил он, очевидно заподозрив меня в неблаговидных делишках, – если ты по личным причинам не можешь использовать семейные счета, то тебе нужен поручитель. Если бы в этом качестве за тебя выступил Гаэтан, я бы без малейших сомнений и под самый минимальный процент ссудил тебе практически любую сумму.
Он замолчал, выжидающе глядя. А что я должен ответить? Если бы мог обратиться к отцу за поручительством, я бы просто попросил у него деньги, и мне не нужен банк Дюкре. Честно говоря, я ожидал, что друг сам за меня поручится, тем более, что мне требовалась сравнительно небольшая сумма, но Лука промолчал. Видно, не захотел следовать пословице: «Ami au pr^eter, ennemi au rendre» (фр.) – друга кредитовать – врага наживать. Или события, произошедшие со мной, подорвали доверие. В любом случае, я был неприятно удивлен и разочарован.
– Нет, месье Дюкре, – пришлось сознаться. – Я не могу обратиться к отцу. Спасибо, что уделили время, – и я поспешил откланяться.
Все, что нашлось ценного – пара золотых булавок для галстука, запонки, перстни я отнес в ломбард, собрал всю наличность и снял крохи, остававшиеся на счете. Рассчитавшись с долгом, я отказался от квартиры. Все личные вещи я перевез к Золтану, попросив подержать, пока подыщу недорогое помещение. Увидев такое дело, друг предложил помощь, но я знал, что ему приходится почти всю выручку отдавать банку, да и лечение отца стоило недешево.
Тогда Золтан настоял, чтобы я остался жить в их доме. Его мама, мадам Леговец, оказалась очень доброй и заботливой женщиной. Не имея возможности оплачивать прислугу, она сама содержала в порядке дом, прекрасно готовила, да еще помогала мужу, а теперь и сыну вести бухгалтерию. Теперь я смог целиком сосредоточиться на деле, понимая, что больше не имею права на ошибку.
И вот мы снова под крышей Дворца правосудия на острове Сите. В этот раз не предусмотрено длительных прений, все должно решиться одним днем. Речь моя текла легко и без усилий, но это пока была «легкая артиллерия».
После того, как я зачитал текст апелляционной жалобы, право выступить с возражениями было предоставлено Гринбергу.
Цель его выступления вполне ясна. Изначально он хотел выбить из-под моих ног малейшую опору, и, конечно же, постарался отвергнуть факты, изложенные в апелляции. Но он просчитался. Я уже теперь не тот Джори, что в прошлый раз, сегодня я оказался готов к бою и встретил его во всеоружии.
Уверенной и твердой походкой я вышел для ответного слова. Удивительно, но я почти не волновался. Мне не приходилось напрягаться и заглядывать в бумаги. Все аргументы и контраргументы оппонента, даже то, чего он не сказал – все это уже неоднократно проговаривалось мною мысленно и вслух.
Пока я вещал, по тому, как замер зал за спиной, как доброжелательно кивали в такт моим словам помощники председательствующего, я понимал, что я выиграл этот поединок.
После того, как я закончил, и судьи удалились в совещательную комнату, я посмотрел в сторону оппонента. Глаза у Гринберга полыхали гневом. Чем все это закончится, было ясно для нас обоих. Оппонент не смог найти возражений.
– Мы еще встретимся, Ансело, – по завершению злобно прошипел поверженный соперник, проходя мимо.
– Буду счастлив, месье, – ответил я, не сдерживая улыбки победителя.
Теперь я имел полное право торжествовать, тем более, что помимо морального удовлетворения, получил и весомое материальное подкрепление.
Глава 7
1912 г. (Париж)
Рекомендации и связи в околокриминальных кругах четы Лавассер сделали свое дело. Теперь серьезные клиенты стали обращаться ко мне куда чаще, и не только как к адвокату. Я почувствовал, что обладаю вполне приличными детективными задатками. Поиск необходимой информации, порой скрытой очень глубоко – это то, что оказалось для меня интересным и прибыльным делом.
Не желая больше обременять мадам Леговец, которая категорически отказалась брать плату за проживание, я снова снял квартиру и начал потихоньку вставать на ноги. А через полгода я узнал, что противостоять мне в суде снова вызвался Гринберг.
В этот раз состязание ни с одной стороны не напоминало «избиение младенца». Оба мы уже представляли, с кем имеем дело, и ни один не проявил излишней самоуверенности. Для меня это была возможность закрепить успех, доказать, что первая победа оказалась не случайной, а Модаус безусловно жаждал реванша. Все предварительные слушания проходили с переменным успехом, и до самого последнего момента, пока судьи не ушли в совещательную комнату, никто не брался назвать фаворита. Но я знал, я чувствовал, что уже не уступаю. И, важнее даже, чем вердикт, вынесенный в нашу пользу, для меня оказались слова Гринберга:
– Ну, что же, коллега, вынужден признаться, что действительно поторопился давать вам советы. Надеюсь, вы также понимаете, что почивать на лаврах я вам не позволю.
***
Через год я имел первый автомобиль, купленный, конечно же, в салоне у Золтана по его рекомендации. Друг за это время неплохо развернулся, почти полностью выплатил кредит, и дела пошли в гору.
Неплохо устроился и я – снимал жилье в престижном районе, имел приличный счет в банке, а вместе с ним росла и гордыня. Продолжая общаться с мамой и Ноэми, я упрямо отказывался сделать первый шаг и помириться с отцом.
Флор, видя мое растущее благосостояние, рассталась с перезрелым женихом и все чаще заговаривала о возможной свадьбе. Мне, конечно, это льстило. Приятно было осознавать, что я доказал всем, и в первую очередь ей, на что способен, фактически завоевал ее, ведь прежде женщины сами падали в мои руки. Наверное, именно это, плюс собственническое чувство привели к тому, что я почти готов был сделать официальное предложение, но почему-то колебался.
Возможно, образ светской львицы Флор не вполне соответствовал моим представлениям о той, которую я хотел бы видеть матерью своих наследников, продолжателей рода Ансело. Я осознавал, что семья – это не только общая постель и совместные выходы в свет. Пожалуй, в тот момент мне не помешал бы родительский совет, поэтому я вознамерился познакомить с потенциальной невестой маму.
Я надеялся, что ее мнение поможет принять окончательное решение и развеет сомнения. К тому же, я не сомневался, что она непременно расскажет о своих впечатлениях и отцу, что тоже в данной ситуации было нелишним. В то время мне еще не исполнилось двадцати пяти, а Флор двадцати одного года. Следовательно, в соответствии с Гражданским кодексом, я обязан спросить согласия Гаэтана на брак, а также заручиться ответом родителей Флор.
Впрочем, это лишь формальность. Я не сомневался, что, если решусь жениться и проявлю настойчивость, несмотря ни на какие ссоры, отец не встанет на пути моего счастья. А месье Серайз и так давно поглядывал на меня, как кот на сметану.