Избранники вечности. Книга 1. Смерть – это лишь начало
Шрифт:
Наверное, мой однокурсник оказался бы особенно полезен, ведь для него юриспруденция не пустой звук, да и парень он очень умный, но его не было в городе. В то время, когда я увлекся Флор, в семье друга произошло несчастье – у отца случился апоплексический удар, после чего оказалась частично парализована половина тела. Все дела месье Леговца-старшего вынужденно принял Золтан. Забыв о юридических планах, он с головой погрузился в проблемы автомастерских, причем с немалой пользой для бизнеса. В данный момент товарищ находился в деловой поездке то ли в Италии, то ли в Германии.
Значит, обращусь к Луке. Телефон в моем съемном жилье отсутствовал, придется взять извозчика и доехать до друга. С грустью убедившись, что штиблеты еще не высохли, я достал другую пару. Вспомнив, что творится на улице, натянул еще гамаши и обул галоши. Тщательно экипировавшись, я отправился ловить пролетку или такси, мечтая о том, что как только встану на ноги, приобрету автомобиль.
Как назло, в такую погоду извозчики будто попрятались, за что их и судить-то грех. Но меня уже ничто не могло остановить. Почти на половине дороги я поймал повозку и вскоре уже дергал колокольчик в особняке Дюкре. Горничная, распахнувшая дверь, к великому огорчению сообщила, что молодого месье нет дома. На вопрос, не знает ли она, где я могу его отыскать, женщина, знавшая меня много лет, тихонько шепнула, что у Луки сегодня свидание, возможно, с будущей невестой.
Вот дьявол, что же делать-то? Хорошо, хоть пролетку не отпустил. Пришлось возвращаться обратно. Мне непременно нужен подходящий слушатель. Я бы использовал для этой цели даже извозчика, но он оказался глуховат, к тому же, едва ли отличался сообразительностью.
Распираемый от невысказанного, я спрыгнул со ступеньки экипажа недалеко от дома, когда услышал, как клошар в подворотне недовольно заворчал:
– Почему так несправедливо устроен мир? Те, кто могут спокойно сидеть дома в тепле, есть жаркое и запивать стаканчиком вина, вместо этого таскаются черти-куда туда и обратно. А те, кто лишены такой возможности, не могут позволить себе спокойно подремать или помечтать, потому что мимо них постоянно кто-то бродит.
«Да он философ, – подумал я, усмехнувшись про себя. – И кажется неглупым, на удивление. Пожалуй, он-то мне сейчас и нужен».
Толком ничего не объяснив и не слушая возмущенных ругательств, я стащил с матраса полусонного нечесаного пожилого мужчину в лохмотьях, судя по всему, мывшегося в последний раз еще летом. Изо всех сил подавляя врожденную брезгливость и отвращение, пока он, вяло сопротивляясь, пребывал в раздумьях, то ли попытаться меня ударить, то ли сбежать, я отрывисто бросил:
– С меня вино и жаркое, а ты выслушаешь и дашь совет.
Оторопело вытаращив глаза, тот прекратил сопротивление, и я потащил его за рукав в ближайший дешевый кабак. Конечно, в приличное заведение моего спутника не пустили бы ни за какие деньги, да и здесь швейцар недовольно сморщил нос и хмуро преградил нам путь. Однако мой вид убедил его, и за солидные чаевые метрдотель разрешил нас обслужить при условии, что мы займем отдельную кабинку, чтобы не смущать остальных посетителей. Наконец, сделав заказ, я получил возможность произнести аргументы.
Слушатель мне попался отменный. Ловко орудуя столовыми приборами, он не только старательно внимал моим словам, но и обратил внимание на некоторые погрешности в логике. В итоге в моей голове сложился почти готовый вариант апелляции. Может быть, это лучше, что я не смог обратиться к Золтану или Луке. Для растерзанной гордости делиться позором даже с самыми близкими друзьями слишком болезненно. А этого бродягу я не знал и, надеюсь, больше никогда не увижу. Распрощавшись возле подворотни, я сунул клошару все деньги, которые оставались в карманах, и поспешил в свой кабинет.
Теперь недопитая бутылка коньяка показалась лишней. Я быстро все убрал и, обмакнув тонкое перышко в чернильницу, приступил к работе. Рука так и порхала над бумагой, едва поспевая за мыслью. Потом внимательно перечитав и внеся последние правки, я уселся за пишущую машинку, чтобы подготовить окончательный документ.
Ну, вот и все. Стояла глубокая ночь. Заявиться к Лавассеру явно неприлично. Я быстро допил остатки коньяка и улегся спать, провалившись в глубокий сон. Утром, как только счел удобным, я стоял на пороге дома доверителя. Месье Лавассер, конечно, удивился моему внезапному натиску, когда я горячо стал убеждать его в необходимости подавать апелляцию. Улыбнувшись в пышные усы, он проговорил:
– Действуйте, месье Ансело, я в вас не сомневался.
Наверное, так, как в этот месяц, я еще никогда не работал. К счастью, друзья меня поняли и не беспокоили. Даже о Рождестве я вспомнил лишь потому, что мама с Ноэми пришли накануне в гости, чтобы поздравить. Хорошо, что подарки я приготовил заранее.
Больше всего я боялся, что мама заговорит о моем позоре, захочет выразить сочувствие, или, еще хуже, скажет о том, как переживал отец. Благо, она очень деликатная и понимающая женщина и никак не затронула этот вопрос. Надеюсь, что Ноэми вообще осталась не в курсе произошедшего. Хорошо, хоть огромная загруженность не позволяла уделять внимание переживаниям и мучениям ущемленного достоинства. Меня едва не шатало от усталости и недосыпания, я осунулся, под глазами залегли тени, но к установленному сроку я полностью уверился в правильности принятого решения.
Сдав документы в канцелярию и встретившись с Гринбергом у судьи через неделю для назначения даты разбирательства, я уже спокойно выслушал его презрительное:
– Молодой человек, вы еще глупее и самонадеяннее, чем я думал. Неужели одного раза недостаточно? Или, может, вы мазохист?
– Вы склонны к поспешным выводам, месье Гринберг, – ответил я сдержанно. – Это непрофессионально. До встречи в процессе.
Оппонент от подобной наглости в лице переменился. Мне показалось, даже зарычал и глаза на мгновение кровью налились, но быстро взял себя в руки. Пусть считает меня наглым дураком, меня это вполне устраивает. Зато теперь есть два месяца, чтобы подготовиться.
Вот только, чтобы целиком погрузиться в работу, необходимо прежде закрыть финансовую брешь. Хозяин требовал уплаты задолженности и аванса за квартиру, грозя выселением, да и питаться я привык регулярно. Чтобы продержаться эти два месяца, я обратился к отцу Луки за небольшой краткосрочной ссудой. Месье Дюкре внимательно выслушал просьбу и, приподняв бровь, поинтересовался:
– Неужели дела вашей семьи настолько плохи, что Ансело понадобился заем? Позвольте, молодой человек, усомниться в этом. Ваш многоуважаемый отец держит счета в моем банке, так что я, как управляющий, вполне осведомлен, что это вовсе не так. Что же мешает попросить деньги у отца?