Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
прерогатива потомков. Имевшие место в истории попытки присвоить эпитет
«гениальный» кому-то из современников редко переживали самого носителя
этого звания.
А читательские мнения продолжали обрушиваться на меня одно за другим.
Одно из них — исходившее, кстати, от человека не только очень умного по
природе, но к тому же театроведа по профессии, для которого раскрытие
характеров человеческих есть, так сказать, основная работа по специальности, —
звучало
— Все-таки, я вижу, печать своего времени на вашем Королеве стояла.
Сходную точку зрения высказал, прочитав в рукописи мои заметки о
Королеве, один из старейших советских летчиков, который, закончив свою
летную деятельность, ряд лет проработал в королёвском КБ. Энергично критикуя
(кое в чем, как мне кажется, необоснованно, но кое в чем довольно убедительно) написанное мною, он заметил:
— СП жил и работал в определенной среде.. Был продукт всего этого. Без
описания внешней среды его отдельные вспышки и резкости не могут быть
поняты. .
Сказано совершенно справедливо.
244 Конечно, каждый из нас, в большей или меньшей степени, есть продукт
своего времени, своей среды, своего места среди людей. И Королев, разумеется, не был в этом смысле исключением. Но именно в меньшей — никак не большей!
— степени. Пресловутая «печать эпохи» легла в нем на внешнее, поверхностное, мало коснувшись внутреннего, глубинного.
Да и вообще валить все только на «эпоху» было бы тоже не очень-то
справедливо. Разных, очень разных по своему внутреннему облику
руководителей формировала она.
Трудно, конечно, сравнивать реальных — живущих или живших — людей с
персонажами произведений литературы. Но все же, если признать, что лучшие из
этих произведений как-то отражают нашу жизнь, подобное сравнение — пусть с
известными оговорками, — наверное, в какой-то степени правомерно.
Так вот, можно вспомнить не один образ крупного руководителя —
«генерала промышленности» — тридцатых, сороковых, начала пятидесятых
годов, известный нам из литературы. Взять хотя бы заводских директоров
Листопада в «Кружилихе» Веры Пановой и Дроздова в «Не хлебом единым»
Владимира Дудинцева. В обоих этих превосходно написанных персонажах
немало общего: оба чувствуют себя этакими «удельными князьями» на своем
заводе, в своем городе, даже своей области, причем воспринимают такое свое
положение как совершенно естественное. Оба категоричны в своих
высказываниях, безапелляционны в оценках, решительны в деле, весьма круты в
обращении с окружающими. Словом, сходства много. Но, если копнуть поглубже
и постараться заглянуть в души этих людей,
они различны по своему нравственному облику, человечности, отношению к
людям, пониманию своего долга. .
Я обратился к этим литературным примерам только для того, чтобы
проиллюстрировать несложную истину: время, конечно, накладывает на людей
свою печать, но делает это очень по-разному. Избирательно. Сказав про человека, что он, мол, был «у времени в плену», никак нельзя считать, что этим о нем
сказано все. Нет, Дроздовым Королев не был. Скорее уж — Листопадом, хотя и с
ним имел больше черт различных, чем сходных или, тем более, совпадающих..
Королев был похож — на Королева!
245 Если бы он был не реальный, живший среди нас человек, а, скажем, выдуманный герой литературного произведения, я бы, наверное, придумал ему
характер получше. Но Королев существовал реально. И, говоря об этой
незаурядной личности, я не чувствую себя вправе «корректировать» ее облик —
подменять человека его же бронзовой статуей, сколь ни велик был бы соблазн
пойти по пути ее сооружения.
Возвращаясь же от литературы к жизни, нельзя не заметить, что и в реальной
действительности тех же самых лет напористая резкость и подчеркнутая
властность обращения с окружающими отнюдь не была обязательной чертой, чуть ли не определяющим признаком каждого сильного руководителя крупного
масштаба. Нет, черта эта встречалась часто, очень часто, но — не всегда. И в то
время существовали выдающиеся руководители, отличавшиеся спокойной, вежливой, подчеркнуто уважительной манерой обращения с людьми. Достаточно
вспомнить хотя бы таких главных конструкторов, как Алексей Михайлович
Исаев, Семен Алексеевич Лавочкин, Георгий Николаевич Бабакин, Олег
Константинович Антонов..
И все же, я думаю, бывали ситуации, в которых стиль общения с
окружающими диктовался не столько личными чертами человека, сколько самой
ситуацией. Вряд ли можно, скажем, поднимая бойцов в атаку, говорить в том же
ключе и пользоваться теми же терминами, что и при проведении с теми же
бойцами учебных занятий по плану боевой и политической подготовки.
Допускаю, что Королеву таких, сходных с атакой, ситуаций досталось в жизни
больше, чем многим другим, — и он не выдерживал. Иногда, как я уже говорил, действительно «играл в неукротимый гнев», а иногда просто не выдерживал.
Чем, кстати, и подтверждал лишний раз, что был человеком! Не суперменом —
каковой мне лично встречался, к счастью, только в литературе (причем не