Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
пилота-парителя. И любил вспоминать об этом:
— Я-то ведь тоже летчик! Или:
— Мы, летчики, это понимаем. .
Возражать тут не приходилось — он действительно понимал!
Понимал, что нигде взаимодействие человека с техникой не проявляется так
сложно, тонко, многогранно, порой бурно, как при управлении аппаратом, свободно летящим в трехмерном пространстве.
Поэтому, я уверен, не случайным было и настойчивое стремление Королева
привлекать летчиков-испытателей к работам,
человека, начиная с самых ранних этапов подготовки этих полетов. Впрочем, не
исключено, что тут кроме соображений деловых сыграли не последнюю роль и
личные пристрастия СП: любовь к авиации, тяга к ней и ее людям, которые он
сохранил до конца дней своих, как, впрочем, едва ли не любой человек, когда-то
хотя бы в малой степени прикоснувшийся к этому делу!
А Королев прикоснулся в степени, далеко не малой!
Многие из его конструкторских работ в авиации широко известны — та же, уже упоминавшаяся пилотажная «Красная Звезда» или ракетопланер СК-9.
А когда Сергей Павлович Королев, как заместитель главного конструктора
КБ по летным испытаниям, руководил во время войны доводкой ракетного
вспомогательного двигателя РД-1 на пикирующем бомбарди-239
ровщике Пе-2, то принимал участие в испытательных полетах в качестве
бортового инженера-экспериментатора (что дало повод в некоторых очерках
ошибочно называть его летчиком-испытателем). Эта-то его работа и послужила
поводом для нашей второй встречи — встречи, про которую даже сразу и не
скажешь, какая она была: радостная или грустная (наверное, было что-то и от
одного, и от другого), и о которой мне уже довелось рассказывать в книге своих
записок «Испытано в небе» *.
Рассказ об этой встрече — один из немногих, которые сегодня невозможно
оставить без комментариев.
При первой публикации повести «Испытано в небе»— в журнале «Новый
мир» в 1963 году — написать прямо, что речь идет о Королеве, было абсолютно
невозможно: никакая цензура этого в то время не имела права пропустить — имя
Королева, как и его роль в ракетно-космической технике, было строго
засекречено (хотя в окружавшем его покрове тайны имелись изрядные дыры, о
которых я еще расскажу дальше).
В 1969 году, в последней до сего дня публикации повести «Испытано в небе», писать о Королеве как Главном конструкторе уже разрешалось, но о том, что он
около шести лет своей жизни провел в заключении по ложному обвинению, по-прежнему полагалось умалчивать. Рассказать все, как оно было, без умолчаний, стало возможно только сегодня.
Тем не менее, начиная с той первой публикации в «Новом мире», читатели, судя по их многочисленным письмам, прекрасно поняли, что к чему!
подтвердилось старое правило: обращаясь к читателю, имей в виду, что он —
умный. Не ошибешься. .
Написав много лет спустя об этой второй встрече с Королевым, я отправился
к нему, чтобы показать написанное. Тут я следовал правилу, которое сам
установил для себя: перед публикацией каждой написанной мною строки, в
которой фигурируют реально существующие, живые люди, при малейшей
возможности обязательно показать то, что написал, этим людям. Иногда
получишь от них поправку, уточнение. Иногда — драгоценное добавление. А
иногда и что-нибудь в
* См. главу «Ту-4 — дальний, высотный, скоростной» повести «Испытано в небо» на с, 202
—203 первого тома этого двухтомника.
240
таком роде: «Ты все написал правильно. Так оно и было. Но, знаешь, я не хотел
бы, чтобы это было опубликовано».
И тут уж—ничего не поделаешь — приходится с этим считаться. Немногие
исключения, когда автор, выступая в плане, так сказать, намеренно критическом, считает себя вправе пренебречь волей своего персонажа, только подтверждают
общее правило.
Не могу сказать, что, показывая Сергею Павловичу страницы рукописи, в
которых речь шла о нем, я чувствовал себя очень уверенно: бог его знает, как он
на это дело посмотрит! Вполне может счесть публикацию того, что, как
говорится, прошло и быльем поросло, нецелесообразной. А может просто, без
каких-либо оценок целесообразности или нецелесообразности, чисто
эмоционально воспротивиться пробуждению нелегких для него воспоминаний. .
Мои опасения были тем более небезосновательны, что вообще, как выразился
один много лет работавший с Королевым инженер, очень уж неожиданный он
был человек. Мало кто из его сотрудников, даже самых стародавних, умел с
приличной степенью вероятности предсказать реакцию Королева на какие-то
новые высказывания, предложения, события. Тут прогнозы, как правило, оправдывались еще хуже, чем во всех иных областях, где их пытаются строить.
Так что, вручая СП написанное о нашей случайной аэродромной встрече, я
заранее был готов к любому его резюме, вплоть до категорически
отрицательного.
Но Королев отреагировал на прочитанное иначе.
Он задумался. Даже как-то растрогался. Потом вздохнул — и дал свое полное
«добро». Завизировав лежавшие перед ним странички, Сергей Павлович высказал
единственное замечание:
— Вы тут так мой характер расписали: и нетерпимый, и резкий, и
вспыльчивый, и такой, и сякой. . Все вокруг да около.. Сказали бы лучше прямо: паршивый характер.