Избранное. Статьи, очерки, заметки по истории Франции и России

Черкасов Петр Петрович

Между тем тревога Екатерины II основывалась на информации, поступавшей от ее дипломатов за рубежом, в частности из Парижа и Вены. Раздражали императрицу и циркулировавшие в европейских кругах слухи о «благородном» происхождении Емельки Пугачева и чуть ли не о близости его к петербургскому двору. Она давала категорические указания своим дипломатам решительно опровергать подобные вымыслы. Особенное пристрастие к распространению ложных слухов обнаруживала парижская «Газет де Франс», со времени ее основания кардиналом Ришелье бывшая, по сути, правительственным органом. Большинство ее публикаций политического характера прямо заказывались или инспирировались министерством иностранных дел. Так, в продолжение Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. «Газет де Франс» давала крайне тенденциозную, а то и откровенно искаженную информацию о положении на фронтах, что отвечало интересам французской дипломатии, поддерживавшей Турцию.

То, что «Газет де Франс» отражала официальную точку зрения, ни для кого не было секретом и давало основание русскому представителю при версальском дворе неоднократно заявлять протесты по поводу ее публикаций непосредственно министру иностранных дел Франции, который, собственно, и не отрицал своего влияния на этот печатный орган, распространявшийся по всей Европе.

В марте 1774

г. князю Барятинскому пришлось объясняться с герцогом д’Эгильоном и по поводу публикации «Газет де Франс» о Пугачеве. Вот что писал об этом сам Барятинский в шифрованной депеше Н.И. Панину 27 марта: «В Парижской Газете № 14 в артикуле (статье. – П. Ч.) из Гамбурга об оренбургском бунтовщике напечатано было, будто бы он в молодых его летах был пажем при дворе Ее Императорского Величества и был послан в чужие края для учения, после чего служил в прусской армии и, наконец, был камер-юнкером при Его Императорском Высочестве (великом князе Павле Петровиче. – П.Ч.). Прошедшего вторника дюк д’Эгильон на обыкновенной конференции спрашивал меня, не имею ли я известия о настоящем состоянии сих мятежей, на что я ответствовал ему, что не получал никаких о сем известии уведомлений. Приметил я ему, притом без всякой жалобы, что помянутые обстоятельства, в Газете напечатанные, несправедливы и что я, находясь несколько лет при высочайшем нашем Дворе, никогда и не слыхал об имени Пугачева, на что дюк д’Эгильон сказал мне, что ежели я получу верное известие о сем бунтовщике и ему сообщу, то он прикажет сие напечатать в опровержение означенного артикула. Вчерашнего дня сведал я, что король изволил указать сочинителю Газеты, дабы впредь ничего не вносил он в Газету, не имея точных и достаточных известий» [151] .

151

АВПРИ. Ф. Сношения России с Францией. 1774. Оп. 93/6. Д. 291. Л. 52–52 об.

Подозрения Екатерины II относительно причастности ее внешних врагов к пугачевщине усилились после получения графом Паниным очередной депеши от князя Барятинского: «Я сведал здесь, – писал тот 7 апреля 1774 г, – что шведский при Оттоманской Порте посланник учинил тамошнему министерству внушение, что происходящие внутри России мятежи доставляют правительству великие заботы и затруднения, а стране причиняют знатные разорения и убытки. Для произведения в турках большего упорства уверяет он их, что и Москве такой же угрожает жребий и что неминуемо принуждены будут отделить часть войск от Первой армии для замирения сих мятежников. Французский в Константинополе посол внушает подобные же мнения Дивану (совещательный орган высших сановников при султане. – П.Ч.) а особливо тамошнему духовенству, обнадеживая их, что при нынешних внутренних в России обстоятельствах должны они ожидать лучших успехов от будущей кампании, равно как в мирной негоциации, когда оная откроется. В здешней публике говорят, что Порта делает великие военные приготовления и заводит новый артиллерийский корпус. В партикулярных письмах из Гамбурга пишут сюда, что Пугачев получил от Порты знатную сумму денег» [152] .

152

Там же. Л. 80–80 об.

О наличии каких-то связей между Пугачевым, турками и французскими военными советниками в армии султана сообщал из Вены российский посланник князь Д.М. Голицын, которому удалось завербовать одного из сотрудников канцелярии французского посла при венском дворе князя Луи де Рогана. Информатор передал ему копни нескольких секретных писем, которыми обменивался французский посол в Вене с коллегами в Константинополе и Санкт-Петербурге – графом де Сен-При и Дюраном. Из этой переписки следовало, что французская дипломатия не исключала возможность сотрудничества с Пугачевым и взаимодействия последнего с турецкой армией. Более того, если верить этой переписке, то отдельные французские офицеры, служившие у султана, перешли (или были направлены (?) в армию мятежников-пугачевцев.

31 марта 1774 г. князь Д.М. Голицын отправил графу Н.И. Панину «экстракт» письма графа де Сен-При князю де Рогану следующего содержания; «Он (Сен-При. – П.Ч.) говорит, что французские офицеры шлют ему эстафету за эстафетой из [турецкой] армии, которая должна предпринять диверсию в России в пользу Петра III. Эти офицеры не верят в успех их предприятия; они сожалеют, что [в армии] нет ни правил, ни порядка, ни подчинения, ни продовольственных припасов, ни боекомплекта; что если их выступление не будет сопровождаться всеобщим восстанием [в России], то они оставят это предприятие. Он говорит, что надежды, возлагаемые на существующее в России недовольство в действительности необоснованны, поскольку достаточно обычного манифеста или угрожающего указа царицы, чтобы напугать всех; что [русские] предпочтут рабство судьбе, которая отвечала бы их надеждам. Он (Сен-При. – П.Ч.) просит выделить ему вновь значительную сумму денег, которые он мог бы использовать в этих целях при всяком благоприятном случае…» [153] .

153

АВПРИ. Ф. Сношения России с Австрией. 1774. Оп. 32/6. Д. 557. Л. 66–67.

Из этого письма можно сделать вывод, что Турция планировала военную операцию на территории России (по всей видимости, с Северного Кавказа или через Крым) с целью поддержать Пугачева и что в этой операции должны были участвовать французские офицеры.

Из другого письма, отправленного 30 марта 1774 г. из Вены князем де Роганом в Константинополь графу де Сен-При, также перехваченного русским агентом, следовало, что о поддержке Пугачева в той или иной мере подумывал и сам Христианнейший король Людовик XV.

В письме, французскую копию которого князь Голицын немедленно переправил графу Н.И. Панину в Петербург, читаем: «Король направляет к вам подателя сего письма, который по собственной инициативе вызвался оказать помощь Пугачеву. Это офицер Наваррского полка, имеющий множество заслуг. Вы должны как можно скорее отправить его с необходимыми инструкциями для так называемой армии (Пугачева. – П.Ч.). Король вновь выделяет вам 50 тыс. фр. для непредвиденных расходов, помимо того, что вы еще должны получить из выделенных вам средств за прошлый месяц. Не жалейте ничего для того, чтобы нанести решающий удар, если к тому представится случай. Нет такой суммы, которую король не предоставил бы ради осуществления наших замыслов. Не думайте, что с заговорами покончено. Я имею достоверные сведения, что во всех провинциях царицы много недовольных, которые ждут лишь случая, чтобы восстать. Даже русские солдаты говорят гадости о царице и короле Польши (Станиславе Понятовском. – П.Ч.). Можно представить себе настроения среди офицеров так называемой армии Пугачева. Вы увидите, что если она добьется хоть каких-нибудь успехов, то русские солдаты целыми соединениями станут под ее знамена, и вы с триумфом возвратитесь в Париж, где получите достойное вознаграждение за вашу доблестную службу. Прощайте, будьте бдительны и активны и рассчитывайте на дружбу князя Луи де Рогана» [154] .

154

АВПРИ. Ф. Сношения России с Австрией. 1774. Оп. 32/6. Д. 557. Л. 106–106 об.

Судя по всему, французский посол в Константинополе был лучше осведомлен не только о внутреннем положении Турции, стоявшей на грани поражения, но и о ситуации в России, нежели его коллега в Вене. Во всяком случае, перехваченная русскими переписка графа де Сен-При говорит о его весьма пессимистичной оценке как шансов Порты продолжать войну против России, так и шансов Пугачева на успех. В письме от 20 марта 1774 г., адресованном князю де Рогану графом де Сен-При, также ставшем известным русскому посланнику Д.М. Голицыну, прямо говорилось, что Порта «совершенно решилась заключить мир, лишь бы только Россия немного сговорчивее была». «Бедная армия Пугачева, – продолжал граф де Сен-При, – разбита и рассеяна в Сибири, и те из нее, кои были счастливые, спаслись убежищем в турецких границах: итак, можно по всему видеть, что сей проект в ничто обратился. Два французских офицера, которые сыскали способ возвратиться в Константинополь, в столь худом состоянии пришли сюда, что жалко смотреть на них: больные и почти совсем голые, заедены вшами и изнурены от бедности и от трудов дорожных. Я об них имею попечение и буду стараться отправить их отсюда через Вену, как скоро они немного повыздоровеют и в состоянии будут ехать» [155] .

155

Изложение этого письма содержится в шифрованной депеше Д.М. Голицына графу Н.И. Панину от 7 мая 1774 г. //Тамже. Л. 116–116 об., 117.

Информация французского дипломата о разгроме армии Пугачева не была достоверной. По всей видимости, ему сообщили о каком-то местном поражении одного из многочисленных пугачевских отрядов. В феврале – марте 1774 г. повстанцы сумели взять Гурьев городок, Челябинск и Татищеву крепость, а в начале апреля Пугачев начал поход по Башкирии, Уралу и Прикамью.

В письме графа де Сен-При нам интереснее другое – упоминание о двух французских офицерах, которые якобы вернулись в Константинополь из расположения пугачевской армии. Имена их не названы, но сам факт представляет несомненный интерес как косвенное свидетельство участия отдельных французов в восстании Пугачева. Этот факт отчасти подтверждается получившей огласку историей с арестом и ссылкой в Сибирь француза на русской службе полковника Анжели, обвиненного в подстрекательстве в пользу Пугачева.

История эта получила огласку после публикации «Газет де Франс». В сообщении с русско-польской границы от 1 июля 1774 г. говорилось: «Полковник Анжели, француз на русской службе, был в оковах отправлен в Сибирь. Обнаружили, что он имел связи с мятежниками и тайно подстрекал многие русские полки к восстанию. Утверждают даже, что если бы его не обезвредили, то вся армия перешла бы под знамена мятежников» [156] .

Некоторые сведения об этом деле можно найти в двух донесениях князя И.С. Барятинского графу Н.И. Панину от 11 августа 1774 г., где он сообщает о своей беседе с прибывшим из Вены французским послом князем Луи де Роганом: «Вчерашний день на ужине у гишпанского посла, – писал Барятинский в первой депеше, – принц Луи (де Роган), от здешнего при цесарском (венском) дворе посол, между прочими разговорами сказал мне, что он с сожалением известился о том, что находящийся в российской службе полковник Франсуа Анжели окован и сослан в Сибирь за то, что он, быв сообщником Пугачева, будто бы находящимся в Смоленске французским офицерам [157] давал много денег, дабы и их к тому склонить, уверял меня при том, что такие на него, полковника Анжели, подозрения неосновательны, ибо-де имел он случай узнать его персонально в Вене, и могу в том ответствовать, что он тогда сохранял достодолжное почтение к особе Ее Императорского Величества и усердие к наблюдению Ее интересов. Неоспоримо-де то, что давал он деньги помянутым офицерам, но делал он сие по той единственно причине, что они находились в крайней бедности и из сожаления к своим одноземцам. А поскольку господин Дюран замедлил доставить им нужную для их пропитания сумму, о коей они его просили, то и адресовались они ко мне с сей просьбой об их неоставлении через нарочного, присланного из Смоленска. Потому-то я и послал им от себя несколько тысяч червонцев, донеся о том Его Величеству, покойному королю (Людовику XV. – П.Ч.), который одобрить сие соизволил.

156

Gazette de France. 1774. 25 juillet. № 59. Выписка из газеты приложена к депеше кн. И.С. Барятинского из Компьена от 11 августа 1774 г. // АВПРИ. Ф. Сношения России с Францией. 1774. Оп. 93/6. Д. 292. Л. 80.

157

Трудно сказать, о каких французских офицерах, находившихся в Смоленске, шла речь. Если они находились на русской службе, то должны были получать жалованье из русской же казны, но никак не от французского посланника в Петербурге, о чем говорит князь де Роган. Скорее всего, это были пленные французы, воевавшие против России на стороне польских конфедератов, судьбой которых занимался Дюран и даже сам Д’Аламбер, просивший Екатерину II отпустить их на родину (см.: Черкасов П.П. Указ. соч. С. 346–347).