Избранное
Шрифт:
— Эта вот троица вас и интересует, и я вполне могу понять такой интерес — как-никак ирландские предки вашего переселенческого семейства.
— Тут мало сказать «интересует». В глазах отца моего Джимми и моего деда это были три героя, три истых ирландца, три неустрашимых бойца Ирландского освобождения.
— А они правда были бойцы? — изумленно спросила Нана, вручая ему кофе с виски, сдобренный сливками. Он обернулся к ней.
— Дед Стивен нам об этом столько рассказывал! Все с начала до конца и опять с конца до начала. Как они обороняли в 1916-м от англичан дублинский почтамт — я вчера там был: едва очутился в Дублине, первым делом побежал смотреть.
Нана глядела на меня. Недоверчиво? Просительно? Ожидая от меня помощи этому красивому и бойкому молодому
— Что бы вам, мистер Янгер, ни рассказывал ваш дед или ваш отец о подвигах Роберта Бернарда Янгера, рассказ был не про меня. Это уж позвольте мне знать. Я родился через тридцать четыре года после 1916-го. А тот легендарный Б. Б. должен быть мой отец.
— Ну и пусть, — захлебнулся он от волнения, — но отец-то ваш непременно же рассказывал вам про нас, как мой дед — про вас?
Я понимал его чувства и сказал, что понимаю, но, увы, не стоит обманываться, — и покачал головой.
— Дело это очень давнее, мистер Янгер. В нынешней Ирландии память о 1916-м омертвела. Одни писатели пытаются оживить ее в исторических пособиях. Но представьте-ка все, как было. В 1916-м вашему Б. Б., моему отцу, — шестнадцать лет. Паренек думает, что разразилось великое восстание, которому суждено сокрушить мощь Британской империи. Ему выпал скромный удел — он связной, мальчик на побегушках; таких в те дни именовали Фианна Эйреанн, в честь юных героев древних саг. Но мальчик страстно мечтает о славе. А тут грубая действительность: стрельба, кровь, грабеж, ругань, мертвецы и пожары, страхи и раздоры, трусость, дезертирство, поражение. Помнится, он частенько поносил этот злополучный мятеж. Может, оттого он и женился поздно и умер сравнительно рано.
Заокеанский гость взирал на меня в замешательстве. Кажется, выходило впечатляюще — что ж, на то я и журналист. Я продолжал:
— Ваш дедушка вел речь о трех бойцах Янгерах. Похоже, он преувеличивал. Уверяю вас, Дж. Дж. к восстанию был никак не причастен. Ведь он, как и большинство ирландцев, не поверил в его успех. Учтите еще, что за несколько лет до восстания судьба разбросала сыновей разорившегося кабатчика. Родитель их с братом повадились играть на скачках, сначала помалу, потом себе на пагубу. Кабак пришлось продать, и Стивен остался с отцом, Дж. Дж. послали в Корк к почтенной тетушке, которая воспитала из него приятного и благонравного британского юношу, а Б. Б. — к дяде: тот, по словам моего отца, был завзятым фением, потому-то Б. Б. и оказался среди повстанцев.
— Может быть, этот дядя-фений еще жив?
— Через семьдесят пять лет? Словом, в итоге Дж. Дж. стал британским журналистом, а Б. Б., уцелев после восстания, долгие годы мыкался в Дублине — типичный обнищалый, разочарованный, озлобленный неудачник. Потом к власти пришла публика, именовавшая себя подлинными республиканцами — с тех пор, как легенда о 1916-м стала житийной, какая-нибудь публика обязательно именовалась подлинными республиканцами. Они вспомнили о юном герое шестнадцатого года и пристроили его в какую-то правительственную газету. Тогда он и женился: в тридцатых. Мой дядя, Дж. Дж., перетянул его в британскую прессу. Колчестер, Манчестер, Лидс, «Ивнинг ньюс». Там его жизнь пошла на лад. Умер он в Колчестере.
(Я тут же пожалел о своих словах: сработала журналистская привычка к мелким выразительным подробностям. Почерпнутым из моего собственного досье. Но какая разница! Если он туда и съездит, то разузнает про Янгера не больше моего.)
— А вы, — спросил он, — вы тоже стали журналистом?
— Да.
И, чтобы запутать след:
— Но я тоже на месте не сидел. Лидс. Дарем. Йоркшир. Лондон.
(И опять пожалел о своих словах. А вдруг он доберется до архива регистрации браков в Сомерсет-хаусе, на который у меня пороху не хватило? Нет, довольно подробностей.)
— Ну, а про Старика Стивена, вашего дедушку, я совершенно ничего не знаю.
Нана участливо глядела на нашего гостя. Он примолк; может быть, задумчиво, скорее — как я думал — протестующе, и я был неправ: он оказался
— А эту историю своих предков, — мягко спросила она, — вы знаете от вашего отца, от Джимми?
— Конечно. От Джимми Янгера. А он — от Старика Стивена. Помню, дед выдавал ее, точно грамзапись, под Пасху и 17 марта — из года в год. Как его старуха услышит, что он завелся, так сразу из комнаты: ей уже обрыдло. В годовщину восстания и в день святого Патрика.
Не упомню, о чем дальше у них шел разговор с Наной. Я со страхом думал, до чего я досочинялся. Я сделался собственным отцом и объявился собственным сыном, а тут еще мой настоящий внук силком навязывал мне хитросплетения вымысла, будто играл со мной в «кошкину люльку». Я окончательно отрекся от своей жены, от его бабушки Кристабел. И все же я чуточку гордился тем, что покамест сбил его с толку, выиграл день и следующую ночь, без которых — это я понял, как только увидел его, — и думать было нечего снова заполучить Нану. Я очнулся: они оживленно толковали о чем-то между собой, сдвинув головы, — и мне стало ясно, что выиграл я всего лишь одну стычку. Это немедля подтвердилось — он вдруг уверенно поднялся и сказал:
— А почему бы нам, милые люди, нынче же не пообедать вместе у меня в номере в гостинице «Шелбурн»? Сдается мне, что я все-таки много еще могу из вас обоих вытянуть про всех здешних Янгеров.
Я бы не поехал, если бы не Нана. Пока он подгонял к крыльцу свой большой кремовый «мерседес», а она наводила красоту, я попенял ей, что, по ее же словам, она предпочитает «мужчин постарше, которые знают, что почем». Она с усмешкой возразила, что ее устраивают и мужчины помоложе, с которыми не знаешь, что почем; и хотя она заведомо презирала подобную расчетливость, я все же досадовал на этого явственно преуспевающего молодого человека. Досадно мне было и то, что он усадил ее впереди, рядом с собой, а меня, якобы сведущего представителя нашего драгоценного рода, на заднее сиденье. Возле меня лежала черная кожаная папка с прозрачным кармашком снаружи, а в кармашке — карточка, на которой было напечатано: «Янгеры». Я раскрыл папку. «Содержание: 1. Дублин. Архивы Национальной библиотеки. Дублинский замок. Генеалогическое ведомство. 2. Каслтаунрош. 3. Город Корк. Церковные метрические книги: рождения, браки, смерти. Коркское историческое общество. Кладбищенские архивы. Ассоциация виноторговцев. 4. Газеты и журналы в Ирландии и Великобритании. 5. Лондонское отделение Государственного архива. 6. Клубы, напр.: Бойцы Старой ИРА. Гэльская лига. ГАА. Ордена и др. знаки отличия. Список пенсионеров Старой ИРА».
Я захлопнул папку. Стало быть, он начал розыски еще в Америке, еще там извел на них немалые деньги — и не постоит за расходами ни здесь, ни в Британии, да и вернувшись в Соединенные Штаты.
Мы обедали в «Шелбурне», в столовой-гостиной апартаментов третьего этажа; высокие окна глядели на юг, где за голыми деревьями парка святого Стивена теснились непросохшие георгианские крыши Дублина, а над ними нависало однообразно-серое небо. Снизу едва доносился рассеянный, за отсутствием домов визави, шум уличного движения. Мебель была старомодная, комнаты высокие, светлые, просторные. Торфяные брикеты пылали в камине во вкусе Боцци. Аперитивы, обеденный заказ, междугородный деловой звонок из Хьюстона и обсуждение роскошной обстановки помогли скоротать неловкий промежуток. Его отец Джимми Янгер — имя это каждый раз произносилось, точно известное во всем мире (может, когда-нибудь так оно и было среди людей его профессии), — наказывал ему останавливаться в Лондоне — в «Конноте», в Париже — в «Крийоне», в Мюнхене — в «Байришер хофе», в Риме — в прежней «Минерве». Где поприличнее. В Дублине — в «Шелбурне». Меня-то интересовало другое — зачем такие апартаменты? Это выяснилось, когда он разговорился — самодовольно, как и подобало удачливому американо-ирландскому эмигранту третьего поколения, явно желая порисоваться и старательно избегая хвастовства. Старик Стивен изучал металлургию и горное дело в Массачусетском технологическом. Были упомянуты копи в Южной Америке, в Африке, на Ближнем Востоке.