Избранное

Асадов Эдуард Аркадьевич

МИКРОКЛИМАТ

День и ночь за окном обложные дожди,Всё промокло насквозь: и леса, и птицы.В эту пору, конечно, ни почты не жди,Да и вряд ли какой-нибудь гость постучится.Реки хмуро бурлят, пузырятся пруды.Всё дождём заштриховано, скрыто и смыто.На кого и за что так природа сердитаИ откуда берёт она столько воды?!Небо, замысла скверного не тая,Всё залить вознамерилось в пух и прах.Даже странно представить, что есть края,Где почти и не ведают о дождях.Где сгорают в горячих песках следыИ ни пятнышка туч в небесах седых,Где родник или просто стакан водыЧасто ценят превыше всех благ земных.Дождь тоской заливает луга и выси,Лужи, холод да злющие комары.Но душа моя с юности не зависитНи от хмурых дождей, ни от злой жары.И какой ни придумает финт природа,Не навеет ни холод она, ни сплин.Ведь зависит внутри у меня погодаОт иных, совершенно иных причин.Вот он — мудрый и очень простой секрет:Если что-то хорошее вдруг свершилось,Как погода бы яростно ни бесилась,В моём сердце хохочет весенний свет!Но хоть трижды будь ласковою природа,Только если тоска тебя вдруг грызёт,То в душе совершенно не та погода,В ней тогда и бураны, и снег, и лёд.Дождь гвоздит по земле, и промозглый ветерПлющит капли о стёкла и рвёт кусты.Он не знает, чудак, о прекрасном лете,О моём, о весёлом и добром лете,Где живёт красота, и любовь, и ты…1990 г.

«ВЕСЕЛЬЕ РУСИ»

Веселье Руси — есть пити.

Владимир Мономах

Кто твердит, что веселье России есть пити? Не лгите!У истории нашей, у всей нашей жизни спроси,Обращаюсь ко всем: укажите перстом, докажите,Кто был счастлив от пьянства у нас на Великой Руси?!Говорил стольный князь те слова или нет — неизвестно.Если ж он даже где-то за бражным столом пошутил,То не будем смешными, а скажем и гордо, и честно,Что не глупым же хмелем он русские земли сплотил.А о том, что без пьянства у нас на Руси невозможно,Что за рюмку любой даже душу согласен отдать,Эта ложь так подла, до того непотребно-ничтожна,Что за это, ей-богу, не жаль и плетьми отрезвлять!Что

ж, не будем скрывать, что на праздник и вправду варилиБрагу, пиво и мёд, что текли по густой бороде.Но сердца хлеборобов не чарой бездумною жили,А пьянели от счастья лишь в жарком до хмеля труде.На земле могут быть и плохими, и светлыми годы,Человек может быть и прекрасный, и мелочно-злой,Только нет на планете ни мудрых, ни глупых народов,Как и пьяниц-народов не видел никто под луной.Да, меды на Руси испокон для веселья варили.Что ж до водки — её и в глаза не видали вовек.Водку пить нас, увы, хорошо чужеземцы учили —Зло творить человека научит всегда человек!Нет, в себя же плевать нам, ей-богу, никак не годится.И зачем нам лукавить и прятать куда-то концы.Если водку везли нам за лес, за меха и пшеницуИз земель итальянских ганзейские хваты-купцы.А о пьянстве российском по всем заграницам оралиСотни лет наши недруги, подлою брызжа слюной,Оттого, что мы это им тысячу раз ПОЗВОЛЯЛИИ в угоду им сами глумились подчас над собой.А они ещё крепче на шее у родины вислиИ, хитря, подымали отчаянный хохот и лай,Дескать, русский — дурак, дескать, нет в нём ни чувства, ни мысли,И по сути своей он пьянчуга и вечный лентяй.И, кидая хулу и надменные взгляды косые,А в поклепы влагая едва ли не душу свою,Не признались нигде, что великих сынов у России,Может, всемеро больше, чем в их заграничном раю.Впрочем, что там чужие! Свои же в усердии зверском(А всех злее, как правило, ранит ведь свой человек)Обвинили народ свой едва ль не в запойстве вселенскомИ издали указ, о каком не слыхали вовек!И летели приказы, как мрачно-суровые всадники,Видно, грозная сила была тем приказам дана,И рубили, рубили повсюду в стране виноградники,И губились безжалостно лучшие марки вина…Что ответишь и скажешь всем этим премудрым законщикам,Что, шагая назад, уверяли, что мчатся вперёд,И которым практически было плевать на народИ на то, что мильоны в карманы летят к самогонщикам.Но народ в лицемерье всегда разбирается тонко.Он не слушал запретов и быть в дураках не желал.Он острил и бранился, он с вызовом пил самогонкуИ в хвостах бесконечных когда-то за водкой стоял.Унижали народ. До чего же его унижали!То лишали всех прав в деспотично-свинцовые дни,То о серости пьяной на всех перекрёстках кричали,То лишали товаров, то слова и хлеба лишали,То считали едва ли не быдлу тупому сродни.А народ всё живёт, продолжая шутить и трудиться,Он устало чихает от споров идей и систем,Иногда он молчит, иногда обозлённо бранитсяИ на митинги ходит порой неизвестно зачем.Но когда-то он всё же расправит усталые плечиИ сурово посмотрит на всё, что творится кругом.И на все униженья и лживо-крикливые речиГрохнет по столу грозно тяжёлым своим кулаком.И рассыплются вдребезги злобные, мелкие страсти,Улыбнётся народ: «Мы вовеки бессмертны, страна!»И без ханжества в праздник действительной правды и счастьяВыпьет полную чашу горящего солнцем вина!1990 г.

ПАДАЕТ СНЕГ

Падает снег, падает снег —Тысячи белых ежат…А по дороге идёт человек,И губы его дрожат.Мороз под шагами хрустит, как соль,Лицо человека — обида и боль,В зрачках два чёрных тревожных флажкаВыбросила тоска.Измена? Мечты ли разбитой звон?Друг ли с подлой душой?Знает об этом только онДа кто-то ещё другой.Случись катастрофа, пожар, беда —Звонки тишину встревожат.У нас милиция есть всегдаИ «Скорая помощь» тоже.А если просто: падает снегИ тормоза не визжат,А если просто идёт человекИ губы его дрожат?А если в глазах у него тоска —Два горьких чёрных флажка?Какие звонки и сигналы есть,Чтоб подали людям весть?!И разве тут может в расчёт идтиКакой-то там этикет,Удобно иль нет к нему подойти,Знаком ты с ним или нет?Падает снег, падает снег,По стёклам шуршит узорным.А сквозь метель идёт человек,И снег ему кажется чёрным…И если встретишь его в пути,Пусть вздрогнет в душе звонок,Рванись к нему сквозь людской поток.Останови! Подойди!1964 г.

ЛЮБОВЬ И ТРУСОСТЬ

Почему так нередко любовь непрочна?Несхожесть характеров? Чья-то узость?Причин всех нельзя перечислить точно,Но главное всё же, пожалуй, трусость.Да, да, не раздор, не отсутствие страсти,А именно трусость — первопричина.Она-то и есть та самая мина,Что чаще всего подрывает счастье.Неправда, что будто мы сами пороюНе ведаем качеств своей души.Зачем нам лукавить перед собою,В основе мы знаем и то и другое,Когда мы плохи и когда хороши.Пока человек потрясений не знает,Не важно — хороший или плохой,Он в жизни обычно себе разрешаетБыть тем, кто и есть он. Самим собой.Но час наступил — человек влюбляетсяНет, нет, на отказ не пойдёт он никак.Он счастлив. Он страстно хочет понравиться.Вот тут-то, заметьте, и появляетсяТрусость — двуличный и тихий враг.Волнуясь, боясь за исход любвиИ словно стараясь принарядиться,Он спрятать свои недостатки стремится,Она — стушевать недостатки свои.Чтоб, нравясь быть самыми лучшими, первыми,Чтоб как-то «подкрасить» характер свой,Скупые на время становятся щедрыми,Неверные — сразу ужасно верными.А лгуньи за правду стоят горой.Стремясь, чтобы ярче зажглась звезда,Влюблённые словно на цыпочки всталиИ вроде красивей и лучше стали.«Ты любишь?» — «Конечно!»«А ты меня?» — «Да!»И всё. Теперь они муж и жена.А дальше всё так, как случиться и должно:Ну сколько на цыпочках выдержать можно?!Вот тут и ломается тишина…Теперь, когда стали семейными дни,Нет смысла играть в какие-то прятки.И лезут, как черти, на свет недостатки,Ну где только, право, и были они?Эх, если б любить, ничего не скрывая,Всю жизнь оставаясь самим собой,Тогда б не пришлось говорить с тоской:«А я и не думал, что ты такая!»«А я и не знала, что ты такой!»И может, чтоб счастье пришло сполна,Не надо душу двоить свою.Ведь храбрость, пожалуй, в любви нужнаНе меньше, чем в космосе или в бою!1967 г.

ДВАДЦАТЫЙ ВЕК

Ревёт в турбинах мощь былинных рек,Ракеты, кванты, электромышленье…Вокруг меня гудит двадцатый век,В груди моей стучит его биенье.И если я понадоблюсь потомКому-то вдруг на миг или навеки,Меня ищите не в каком ином,А пусть в нелёгком, пусть в пороховом,Но именно в моём двадцатом веке.Ведь он, мой век, и радио открыл,И в космос взмыл быстрее ураганов,Кино придумал, атом расщепилИ засветил глаза телеэкранов.Он видел и свободу и лишенья,Свалил фашизм в пожаре грозовом,И верю я, что всё-таки о нёмПотомки наши вспомнят с уваженьем.За этот век, за то, чтоб день егоВсё ярче и добрее разгорался,Я не жалел на свете ничегоИ даже перед смертью не сгибался!И, горячо шагая по планете,Я полон дружбы к веку моему.Ведь как-никак назначено ему,Вот именно, и больше никому,Второе завершить тысячелетье.Имеет в жизни каждый человекИ адрес свой, и временные даты.Даны судьбой и мне координаты:«СССР. Москва. Двадцатый век».И мне иного адреса не надо.Не знаю, как и много ль я свершил?Но ели я хоть что-то заслужил,То вот чего б я пожелал в награду:Я честно жил всегда на белом свете,Так разреши, судьба, мне дошагатьДо новогодней смены двух столетий,Да что столетий — двух тысячелетий,И тот рассвет торжественный обнять!Я представляю, как всё это будет:Салют в пять солнц, как огненный венец.Пять миллионов грохнувших орудийИ пять мильярдов вспыхнувших сердец!Судьба моя, пускай дороги круты,Не обрывай досрочно этот путь.Позволь мне ветра звёздного глотнутьИ чрез границу руку протянутьИз века в век хотя бы на минуту!И в тишине услышать самомуГрядущей эры поступь на рассвете,И стиснуть руку дружески ему —Весёлому потомку моему,Что будет жить в ином тысячелетье.А если всё же мне не сужденоШагнуть на эту сказочную кромку,Ну что ж, я песней постучусь в окно.Пусть эти строки будут всё равноМоим рукопожатием потомку!1976 г.

ТРУСИХА

Шар луны под звёздным абажуромОзарял уснувший городок.Шли, смеясь, по набережной хмуройПарень со спортивною фигуройИ девчонка — хрупкий стебелёк.Видно, распалясь от разговора,Парень между прочим рассказал,Как однажды в бурю ради спораОн морской залив переплывал,Как боролся с дьявольским теченьем,Как швыряла молнии гроза.И она смотрела с восхищеньемВ смелые горячие глаза…А потом, вздохнув, сказала тихо:— Я бы там от страха умерла.Знаешь, я ужасная трусиха,Ни за что б в грозу не поплыла!Парень улыбнулся снисходительно,Притянул девчонку не спешаИ сказал: — Ты просто восхитительна,Ах ты, воробьиная душа!Подбородок пальцем ей приподнялИ поцеловал. Качался мост,Ветер пел… И для неё сегодняМир был сплошь из музыки и звёзд!Так в ночи по набережной хмуройШли вдвоём сквозь спящий городокПарень со спортивною фигуройИ девчонка — хрупкий стебелёк.А когда, пройдя полоску света,В тень акаций дремлющих вошли,Два плечистых тёмных силуэтаВыросли вдруг как из-под земли.Первый хрипло буркнул: — Стоп, цыпленки!Путь закрыт, и никаких гвоздей!Кольца, серьги, часики, деньжонки —Всё, что есть, на бочку, и живей!А второй, пуская дым в усы,Наблюдал, как, от волненья бурый,Парень со спортивною фигуройСтал, спеша, отстёгивать часы.И, довольный, видимо, успехом,Рыжеусый хмыкнул: — Эй, коза!Что надулась?! — И берет со смехомНатянул девчонке на глаза.Дальше было всё как взрыв гранаты:Девушка беретик сорвалаИ словами: — Мразь! Фашист проклятый!-Как огнём, детину обожгла.— Наглостью пугаешь? Врёшь, подонок!Ты же враг! Ты жизнь людскую пьёшь!-Голос рвётся, яростен и звонок:— Нож в кармане? Мне плевать на нож!За убийство «стенка» ожидает.Ну а коль от раны упаду,То запомни: выживу, узнаю!Где б ты ни был — всё равно найду!И глаза в глаза взглянула твёрдо.Тот смешался: — Ладно…

Тише, гром…-А второй промямлил: — Ну их к чёрту! —И фигуры скрылись за углом.Лунный диск, на млечную дорогуВыбравшись, шагал наискосокИ смотрел задумчиво и строгоСверху вниз на спящий городок,Где без слов по набережной хмуройШли, чуть слышно гравием шурша,Парень со спортивною фигуройИ девчонка — «слабая натура»,«Трус» и «воробьиная душа».1963 г.

РАЗНЫЕ НАТУРЫ

Да, легко живёт, наверно, тот,Кто всерьёз не любит никого.Тот, кто никому не отдаётНи души, ни сердца своего.У него — ни дружбы, ни любви,Ибо втайне безразличны все.Мчит он, как по гладкому шоссе,С равнодушным холодком в крови.И, ничьей бедой не зажжено,Сердце ровно и спокойно бьётся,А вот мне так в мире не живётся,Мне, видать, такого не дано.Вот расстанусь с другом и тоскую,Сам пишу и жду, чтоб вспомнил он.Встречу подлость — бурно протестую,Ну, буквально лезу на рожон!Мне плевать на злобную спесивость,Пусть хоть завтра вздёрнут на суку!Не могу терпеть несправедливостьИ смотреть на подлость не могу!Видимо, и в прошлом, и теперьДал мне бог привязчивое сердце,И для дружбы я не то что дверцу,А вовсю распахиваю дверь!Впрочем, дружба — ладно. Чаще проще:Где-нибудь на отдыхе поройСвёл знакомство на прогулке в рощеС доброю компанией живой.Встретились и раз, и пять, и восемь,Подружились, мыслями зажглись,Но уже трубит разлуку осень,Что поделать? Жизнь — ведь это жизнь!Люди разлетелись. И друг друга,Может, и не будут вспоминать.Только мне разлука — злая вьюга,Не терплю ни рвать, ни забывать.А порой, глядишь, и так случится:В поезде соседи по вагонуЕдут. И покуда поезд мчится,Все в купе успели подружитьсяПо дорожно-доброму закону.А закон тот вечно обостряетЧувства теплоты и доброты.И уже знаком со всеми ты,И тебя все превосходно знают.Поверяют искренно и тихоВорох тайн соседям, как друзьям.И за чаем или кружкой пиваЧуть не душу делят пополам.И по тем же взбалмошным законам(Так порой устроен человек) —Не успели выйти из вагона,Как друг друга в городских трезвонахПозабыли чуть ли не на век!Вот и мне бы жить позабывая,Сколько раз ведь получал урок!Я ж, как прежде, к людям прикипаюИ сижу, и глупо ожидаюКем-нибудь обещанный звонок.А любви безжалостные муки?!Ведь сказать по правде, сколько разЛгали мне слова и лгали руки.Лгали взгляды преданнейших глаз!Кажется, и понял, и измерилМного душ и множество дорог,Всё равно: при лжи не лицемерилИ, подчас, по-идиотски верилИ привыкнуть к лжи никак не мог.Не хвалю себя и не ругаю,Только быть другим не научусь.Всё равно, встречаясь, — доверяю,Всё равно душою прикипаюИ ужасно трудно расстаюсь!..Ну, а если б маг или святойВдруг сказал мне: — Хочешь превращуВ существо с удачливой душой,Сытой и бесстрастно-ледяной? —Я сказал бы тихо:— Не хочу…1993 г.

СКОЛЬКО ЛЕТ МЫ НЕ ВИДЕЛИСЬ С ВАМИ

Сколько лет мы не виделись с вами —Даже страшно уже считать!Как в упряжке с лихими конями,Прогремели года бубенцами,И попробуй теперь догнать!Ах, как мчались они сквозь вьюги!Как нам веру и память жгли!Но забыть-то мы друг о друге,Что б там ни было, не смогли!Впрочем, если б и захотели,Как там, может быть, ни смешно,Всё равно бы ведь не сумели,Не сумели бы всё равно!Чувства — страшная это сила!И каким бы ветрам ни выть,Слишком много у нас их было,Чтоб хоть что-нибудь изменить.Жизнь не вечно горит жар-птицей.И, признаться, что, хмуря бровь,Нам случалось не раз сразиться,Огорчаться и вновь мириться,И восторгами вспыхнуть вновь.Всё же, как бы жизнь ни штормила,Только искренность наших фраз,Честность чувства и правды силуНам ни разу не нужно былоПроверять, ну хотя бы раз.Никаких-то мы тайн не держали,И, теплом согревая речь,Друг о друге всегда мы зналиКаждый шаг или вздох. Едва лиНе от детства до наших встреч.У людей есть любые чудачества,Качеств множество у людей.Но прадивость — вот это качествоБыло, кажется, всех важней!Звёзды с вьюгой, кружась, колышатся,Бьёт за стенкой двенадцать раз…Как живётся вам? Как вам дышится?Что на сердце сейчас у вас?То ли радостью новой мучитесь,То ль мечтаете в тишине?Ну, а что, если вдруг соскучитесь,Вот припомните и соскучитесьНе о ком-то, а обо мне?..Может, скрыть эту муку, ставшуюСладкой тайной? Да вот беда —Всё равно вы с душою вашею,А тем паче с глазами вашимиНе слукавите никогда…Ах, как трудно мы воздвигаемЗамки праздника своего!И как просто вдруг разрушаемИ при этом не понимаем,Что творим мы и для чего?!Впрочем, как бы там жизнь ни била,Только время не двинешь вспять.И всё то, что для нас светилоИ действительным счастьем было,Никому уже не отнять!Были праздники. Были грозы.Шутки. Дятел в лесной тиши,И упрёки, и ваши слёзы,И ошибки моей души…Искры счастья не брызжут долго.Рвали сердце мне в злой борьбе.Я считал, что я — рыцарь долгаИ в другой прозвенел судьбе…Но расплата придёт, конечно,Если мозг твой — тупей стены.Был я предан бесчеловечно,Так что помните, знайте вечно:Вы стократно отомщены!А за горечь иль даже муки,Что принёс я вам, может быть,Сквозь года и дымы разлукиЯ вам тихо целую рукиИ почти что молю простить!И когда б синекрылый ветерМой привет вдруг до вас донёс,То в прозрачной его каретеЯ послал бы вам строки этиВместе с ворохом свежих роз!В мире светлое есть и скверное.Только знаю я сквозь года:Наших встреч красота безмернаяМногим людям уже, наверное,И не выпадет никогда!25 января 1997 г.

ДРЕВНЕЕ СВИДАНИЕ

В далёкую эру родной земли,Когда наши древние прародителиХодили в нарядах пещерных жителей,То дальше инстинктов они не шли,А мир красотой полыхал такою,Что было немыслимо совместитьДикое варварство с красотою,Кто-то должен был победить.И вот, когда буйствовала веснаИ в небо взвивалась заря крылатая,К берегу тихо пришла она —Статная, смуглая и косматая.И так клокотала земля вокругВ щебете, в радостной невесомости,Что дева склонилась к воде и вдругСмутилась собственной обнажённости.Шкуру медвежью с плеча сняла,Кроила, мучилась, примеряла,Тут припустила, там забрала,Надела, взглянула и замерла:Ну, словно бы сразу другою стала!Волосы взбила густой волной,На шею повесила, как игрушку,Большую радужную ракушкуИ чисто умылась в воде речной.И тут, волосат и могуч, как лев,Парень шагнул из глуши зелёной,Увидел подругу и, онемев,Даже зажмурился, потрясённый.Она же, взглянув на него несмело,Не рявкнула весело в тишинеИ даже не треснула по спине,А, нежно потупившись, покраснела…Что-то неясное совершалось…Он мозг неподатливый напрягал,Затылок поскребывал и не знал,Что это женственность зарождалась!Но вот в ослепительном озареньеОн быстро вскарабкался на курган,Сорвал золотой, как рассвет, тюльпанИ положил на её колени.И, что-то теряя привычно-злое,Не бросился к ней без тепла сердец,Как сделали б дед его и отец,А мягко погладил её рукою.Затем, что-то ласковое ворча,Впервые не дик и совсем не груб,Коснулся губами её плечаИ в изумленье раскрытых губ…Она поражённо взволновалась,Заплакала, радостно засмеялась,Прижалась к нему и не знала, смеясь,Что это на свете любовь родилась!1974 г.

ИВАНАМ НЕ ПОМНЯЩИМ РОДСТВА

Не могу никак уместить в голове,Понимаю и всё-таки не понимаю:Чтоб в сране моей, в нашей столице, в МосквеИздевались над праздником Первое мая!Дозволяется праздновать всё почём зряВплоть до сборищ нудистов и проституции,Праздник батьки Махно, день рожденья царя,Но ни слова о празднике ОктябряИ ни звука отныне о революции!Если ж что-то и можно порой сказать,То никак не иначе, чем злое-злое,Оболванить без жалости всё былоеИ как можно глумливее оплевать.И хотелось бы всем нашим крикунам,Что державу напористо разрушали,Лезли в драку, шумели, митинговали,И сказать, и спросить: — Хорошо ли вам?Но не тех, разумеется, нет, не тех,Кто шаманил в парламентах год за годом.Те давно нахватали за счёт народа,А всех тех, кто подталкивал их успех.Пусть не всё было правильно в революции,Пусть, ломая, крушили порой не то,И, случалось, победы бывали куцые,Только кто здесь виновен? Ответьте: кто?Ваши бабки двужильные? Ваши деды?От земли, от корыта ли, от станков?Что за светлую долю, за стяг победыНе щадили в сраженьях своих голов?Так ужель они впрямь ничего не стоили:И Магниток с Запсибом не возвели,Днепрогэсов с Турксибами не построили,Не вздымали воздушные корабли?!То, что рядом, что с нами и что над нами,Всё большое и малое в том пути,Разве создано было не их руками?Зажжено и согрето не их сердцами?Так куда же от этого нам уйти?!Пусть потом их и предали, и обмерилиТе, кто правили судьбами их в Кремле.Но они-то ведь жили и свято верилиВ справедливость и правду на всей земле!И вернутся к вам гены их, не вернутся ли,Не глумитесь, не трогайте их сердца!Знайте: были солдаты у революцииИ чисты, и бесхитростны до конца!Так зачем опускаться нам и к чемуНиже самого глупого разумения?И отдать просто-напросто на съедениеВсё родное буквально же хоть кому.Тех, кто рвутся отчаянно за границу,Пусть обидно, но можно ещё понять:Плюнуть здесь, чтобы там потом прислужиться.Ну а вам-то зачем над собой глумитьсяИ своё же без жалости принижать?Всё святое топча и швыряя в прах,Вы любою идейкой, как флагом, машете,Что ж вы пляшете, дьяволы, на костях,На отцовских костях ведь сегодня пляшете!Впрочем, стоп! Ни к чему этот стон сейчас!Только знайте, что всё может повториться,И над вами сыны где-то в трудный часТоже могут безжалостно поглумиться.И от вас научившись хватать права,Будут вас же о прошлое стукать лбами.Ведь Иваны не помнящие родстваНикому ни на грош не нужны и сами!И не надо, не рвитесь с судами скорыми,ставя жертв и виновников в общий ряд.Это ж проще всего — всё громить подряд,Объявив себя мудрыми прокурорами!Спорьте честно во имя идей святых,Но в истории бережно разберитесьИ трагической доле отцов своихИ суровой судьбе матерей своихС превеликим почтением поклонитесь!16-18 ноября 1991 г. Переделкино