Избранное
Шрифт:
Умолкнув, я воздел глаза к потолку.
Упоминание об уличных псах взволновало госпожу Лауверэйсен. Она перестала ощупывать свою ногу и, ухватившись за подлокотники кресла, вся подалась вперед, стараясь не упустить ни слова из того, что ей предстояло услышать. Почести, которыми ее столь неожиданно осыпали, она явно воспринимала как аромат цветов, как фимиам, и было видно, что она ожила — так оживает на глазах измученный непосильным трудом человек, которого после многих лет безропотного служения долгу вдруг начинают чествовать друзья или соседи.
— Читайте дальше, — раздался голос за моей спиной.
— «Лет
— Вот уж правда, так правда, — прошептала женщина, то и дело одобрительно кивавшая головой, — у него и впрямь золотое сердце. Жаль, что эти проходимцы так злоупотребляют его добротой. Если бы только он был с ними потверже!
— «…которые прекрасно понимают, — снова включился я, — что фабрика Лауверэйсена — сущий рай для трудового человека. Всякий, кто хоть немного поработал здесь, уже никуда отсюда не уходит, так что одни и те же люди, годами выполняя одну и ту же работу, постепенно накопили бесценный опыт. Именно поэтому можно утверждать, что рояли Лауверэйсена…»
— Кухонные лифты, — коротко поправил Боорман.
— «…что кухонные лифты Лауверэйсена, — подхватил я с молниеносной быстротой, — уже не нуждаются в каких-либо усовершенствованиях. Расположение фабрики и ее внутреннее устройство изумительны во всех отношениях. Не забывайте, что земельные участки здесь, в центре города, чрезвычайно дороги и потому необходимо максимально использовать каждый квадратный метр. Итак, на фабрике Лауверэйсена слева работают кузнецы и токари, справа — слесари и сборщики, тогда как контора и технический отдел, которыми ведает госпожа Лауверэйсен, размещены в отдельном здании».
— Но послушайте, сударь, — сказала женщина, которая, судя по всему, была уже окончательно заворожена и лишь вяло пыталась сопротивляться, — теперь вы назвали еще и мое имя, вам не кажется, что это все же несколько…
— «Читатель, — продолжал я, — ты посетил уголок Брюсселя, о существовании которого не подозревал. Разве сердце твое не преисполнено благодарности? Ведь ни один гид в мире не привел бы тебя сюда. Даже туристское бюро „Ориент“, знающее немало привлекательных мест, и то не показало бы тебе этот уголок. Зато теперь ты можешь спокойно рассказывать друзьям и знакомым, всем подрядчикам, архитекторам и владельцам отелей, что именно здесь, в тишине, без рекламной шумихи изготовляются самые лучшие кухонные лифты».
Заключительные аккорды я исполнил вдохновенно и нараспев, с длительными паузами после каждой запятой, красноречиво выделяя все «теперь», «здесь» и «самые лучшие». После того как я произнес слова «кухонные лифты», воцарилась жуткая тишина, какая бывает только в церкви во время причастия. Эту тишину нарушила госпожа Лауверэйсен. Грузно поднявшись с кресла, она открыла дверь в мастерскую и так громко окликнула брата, что он тотчас же оставил свой станок и ринулся к ней.
— Слушай, Питер, сейчас я тебе кое-что прочитаю, — таинственно сказала она.
Она взяла у меня из рук исписанные листки и протерла свои очки, а кузнечных дел мастер обнажил свою убогую голову и ловко извлек изо рта жевательный табак, который мешал ему говорить.
— «Есть, во всяком случае, одна фирма, которая осталась на своем посту». Нет, это не начало, — пробормотала госпожа Лауверэйсен, которая не могла разобраться в нескрепленных листках бумаги.
— Разрешите, я помогу вам, сударыня?
И Боорман взял в руки статью, разложил по порядку страницы, снова вручил их мне и велел во второй раз прочитать всю статью от начала до конца для господина Лауверэйсена.
— Остерегайтесь «роялей», — шепнул он мне.
Поскольку я уже знал текст почти наизусть, на этот раз я прочитал статью не только без единого рояля, но и с таким чувством, словно декламировал «Зимовку голландцев на Новой Земле» [27] . Слушатель зримо ощущал, как чужестранец скитается по городу, как собаки грызут кость, а фабрики покидают центр Брюсселя и скорбной вереницей удаляются за черту города.
— Так, Питер, что ты на это скажешь? — спросила госпожа Лауверэйсен после того, как я с убежденностью пророка еще раз заверил, что именно здесь, в тишине и без рекламной шумихи изготовляются самые лучшие кухонные лифты.
27
«Зимовка голландцев на Новой Земле» — известная поэма Х. Толленса (1780–1856) о затертых льдами участниках полярной экспедиции. — Прим. перев.
Кузнечных дел мастер бросил унылый взор на кипу технических спецификаций, лежавшую на столе, затем взглянул на Боормана и наконец переключил свое внимание на собственную персону, которой он попытался придать солидность, подкрутив растрепанные усы.
Подобное отсутствие энтузиазма вызвало у его сестры сильнейшее раздражение.
— Разве это не замечательно, Питер? — спросила она. — Скажи же что-нибудь! Ведь, в конце концов, эта статья посвящена тебе!
Мастер Лауверэйсен явно всеми силами пытался выдавить из себя какие-то слова. Подтянув брюки, он робко заметил, что около Биржи нет никаких скамеек.
Воспоследовало зловещее молчание. Слова Лауверэйсена повисли в конторе, как грозовая туча, хотя сестра и смерила его уничтожающим взглядом. Мне казалось, что вот-вот произойдет взрыв, который отравит райский аромат, разлившийся во время чтения нашей прекрасной статьи. Омерзительный призрак истины встал между нами.
— Послушай, Питер, — с мягким укором сказала заведующая техническим отделом, — какое это имеет значение?
И она посмотрела на нас с таким видом, словно хотела сказать: «Да, он — мой брат, но я в этом не виновата».