Избранное

Машраб Бабарахим

* * *

Чаровница мне предстала, на меня взглянула смело, Приоткинув покрывало, брови прихотливо вздела. Очарован был я разом, и смекнула чаровница: Отняла и ум и разум, душу мне сожгла и тело. Лик ее, пылая жаром, сердце в небыль мне расплавил, Молния любви ударом прямо в душу мне влетела. Вот ведь дева-христианка! Вмиг меня лишила веры: Мне зуннар дала смутьянка — «Вот, надень!» — мол, что за дело! Я брожу и днем и ночью, лишь о ней одной мечтая, А она меня воочью хоть разок бы пожалела! «Что с тобой?» — она спросила, я в ответ: «Сверкни красою!» И она чело открыла, — значит, я просил умело! Бродишь

ты, Машраб, по свету, не познав заветной цели, — Слава богу, ты вот эту хоть мечту, душа, имела!

* * *

Чаровница, от разлуки горько плакать очи станут, Врозь с тобой — изверюсь в муке: слезы все жесточе станут. Взор твой в вере лицемерит: лишь безбожно глянут очи — Все неверные поверят, веровать охочи станут. Кудри черные на плечи лишь любимая распустит — Все сердца, горя, как свечи, полыхать средь ночи станут. Дивы, райские девицы, люди, ангелы и пери, Увидав твой стан, дивиться диву что есть мочи станут. Как печальный час настанет, капли слез Машраб роняет, А на слезы в жажде глянет — дни невзгод короче станут!

* * *

Все беды породнил со мной мой беспощадный рок, увы, Он с красотою неземной дружить меня обрек, увы. Мечтая о тебе, душа от страсти млела, чуть дыша, Но рок согнул меня, душа, — всей тяжестью налег, увы. О, пожалей меня, собрат, надежд последних не лишай, Судьбой лишен я всех отрад, слезами весь истек, увы. Кому поведаю беду — мне выпавшую долю мук? Я с ношей горестей бреду, и гнет ее жесток, увы. Участья не найдешь ни в ком, я с равнодушием знаком, Рок меня сделал бедняком — я сир и одинок, увы. Да будь я даже хуже всех, но ведь и я не без утех, И юность мне не ставят в грех, что я от всех далек, увы!

* * *

Приди ко мне, открой чело, вся моя жизнь — твоя отныне, Огнем меня дотла сожгло — разлукой сломлен я отныне. О, как, друзья, спастись от мук? Печален я и бесприютен, Неисцелим мой злой недуг, и нет мне бытия отныне. О, многим на земле невмочь от тягот и невзгод разлуки! Душа исходит горлом прочь, но не со мной друзья отныне! Боль о тебе — мою беду кому я выплачу в рыданьях, — В могилу скоро я сойду, боль сердца не тая отныне. Что ж ты, Машраб, так изнемог, снося лишения разлуки? Терпеть тебе твой тяжкий рок, не зная забытья, отныне!

* * *

К кому в слезах припасть, сказав о ней — мне приносящей муки, Про все крушащий ее нрав, враждебно мне сулящий муки? Я душу отдал ей мою — все сердце, а она лишь мучит, И вот о ней я слезы лью — неверной, мне дарящей муки. Вот жизнь прошла, я ж не найду и праха от следов любимой, — Кому я выплачу беду все сердце мне губящей муки? Скитаясь у чужих ворот, все сердце сжег я пылом страсти, — Страдальца только и поймет страдалец, сам терпящий муки. Не стерпит даже небосвод рассказа о моих страданьях, Не каждый все слова снесет о сердце мне разящей муке. Влачащего свой век в глуши, бедой томимого Меджнуна Поймет лишь знавший боль души и сам в душе таящий муки. О, нет, невежду никогда, Машраб, не тронешь добрым словом: Известна тех мужей беда, что знали боль палящей муки.

* * *

Приди, красавица, тебе всю боль разлуки я открою, — Да внемлешь ты моей мольбе — позволишь мне дружить с тобою. Забыл я дом свой, все мечты, лишь о тебе твержу я речи, — Никто не знает, знай лишь ты: твоею жертвой быть я стою. Мне все чужды, кроме тебя, — клянусь, поверь же этой клятве: Других гнети, карай, губя, но только будь добра со мною! Что Сулейманов мне чертог, что кубок Джама! Мне дороже Мой разубогий черепок с моею нищенской клюкою. Твой камнесердный нрав жесток, сурова ты, лукава, злобна, — О, кто ж, красавица, помог тебе неверной стать такою? Святоша, поученья брось, ступай, в михрабе проповедуй, — Мне в жизни видеть не пришлось ханжей, столь низменных душою. Все злые сплошь посрамлены тобою: ты их злу обучишь, Все лицемеры и лгуны тебе завидуют с тоскою. Порой ты днем оставишь ложь, с притворным видом присмиреешь, Потом — себя же превзойдешь и ночь затмишь своею тьмою!

* * *

Что мне с живой моей душой и с бренным телом делать? Когда любимой нет со мной — что с миром целым делать? Без друга, без вина ковшом зачем идти мне в Мекку? Что с этим миром — торгашом, столь застарелым, делать? Хоть рай дадут мне — мол, живи, — все восемь рвов отвергну: Что мне два мира без любви — что с тем уделом делать? Когда, везде разглашена, суть сокровенной тайны Как бы лучом освещена, — что с этим делом делать? Покинув свой предел, проник я в глубь небесных высей, — Я беспредельности достиг, — что мне с пределом делать?

* * *

Пойду я к жилищу моей дорогой, С собачьею сворой затею там вой. Любимую гостьей узреть хоть бы раз В убогой лачуге моей горевой! Нет, лекарь, не вылечить раны любви — Не сыщешь лекарства от болести той. Слезами я весь небосвод сокрушу: Текут мои слезы бурливой рекой. Мечом твоей злости меня обезглавь, — Пред кем я еще преклонюсь головой! Твой локон я вспомню — и буквы нижу Рейханным узором — строку за строкой. И если любовь мое сердце сожжет, Сокрыть ли в груди мне мой пыл огневой! Она светом лика убила меня, — Я в теле любимой хочу стать душой. Машраб, я обрел свою каплю вина, Я всем одержимым готов быть главой.

* * *

В степи любви я ночью брел, увы, не ведая дорог, Но путь в отшельнический дол меня неудержимо влек. Я одержимо шел с клюкой, едва прикрыт — и наг и бос, И на огонь я всей душой летел стремглав, как мотылек. Сей мир, красуясь и дразня, и призывая, и маня, Зазвал и заманил меня, и позабыл я свой зарок. И что за диво; в тот же миг во все пределы я проник, И, как сорока, — прыг да прыг, скакал я вдоль и поперек. О, нет, неверен мир земной! Я понял, сколь изменчив он, — Конь вечности, оседлан мной, помчался. Путь его далек. И понял я: сей мир лукав, враждебной хваткою он лих, И, лик ногтями истерзав, себя я каяться обрек. Господни люди говорят: «Сколь горек хмель мирских утех!» И я, чтобы познать сей яд, вкусил той горечи глоток. Потом, не зная забытья, в себе я своеволье бил, И саблей отрешенья я себя казнил, как только мог. И жарко-огненным копьем я миру выколол глаза, И сабли хладным острием соблазнам голову отсек. Безумец, не в стихе ль твоем, Машраб, — спасение от мук: Ведь этим словом, как огнем, сердца влюбленных ты прожег!

* * *

О чаровница, с тех времен, когда дружить с тобой я стал И любоваться, восхищен, твоею красотой я стал, Я жемчугом из жемчугов прослыл на весь базар любви, А для соперников-врагов ракушкою пустой я стал. Когда ж настали дни разлук, я и метался и стенал, И за позор от этих мук ославлен всей толпой я стал. Когда я клятвою своей связал себя с одной тобой, Для всех собратьев и друзей тогда совсем чужой я стал. Любовь меня совсем сожгла, Машраб, все сердце — как зола, Все тело сожжено дотла, — исчез я, сам не свой я стал!