Избранное

Машраб Бабарахим

* * *

Я о любви лишь молвлю слово — весь мир в единый миг сгорит, Скажу, в чем тайн моих основа, — и враз любой тайник сгорят. Когда в любви горят от пыла и проливают реки слез, Влюбленных покидает сила — вся грудь у горемык сгорят. Один, я с муками моими сгораю в пламени разлук, — Едва твое я вспомню имя — от радости язык сгорит! Как о тебе, меня томящей, мне, горемыке, рассказать? Вся плоть моя — огонь палящий уж до костей проник — сгорит. Когда я тщетно жду свиданья, жестокий крик терзает грудь, — Я закричу — все мирозданье в ответ на этот крик сгорит. Дано сгубить меня напастям, а ты — в печалях о другом, Ты не придешь ко мне с участьем — от стона сердце вмиг сгорит. Машраба памятью минуя, о нем и слова не скажи: Едва лишь в Судный день вздохну я — сам райский сад-цветник сгорит.

* * *

Взглянуть на дивный, милый лик пришел я, одержимый, И сто уловок хитрых вмиг увидел от любимой. Сто жизней бы имел — сполна все ей принес бы в жертву, — Самой бедой идет она, и взор — неотразимый. О сумасброд, в любви хмельной, пади безгласной жертвой, — Чернеют косы за спиной волною непрозримой. Я в суетной толпе мирской влачился в лютой жажде, И кубок милою рукой мне дан был несравнимый. Пасть жертвой будь, Машраб, готов за сахар уст-рубинов И за жемчужный ряд зубов красы неизъяснимой.

* * *

Принарядилась, хороша, краса моя прекрасная, — Знать, кровь мою пролить спеша, она оделась в красное! Не знаю, с кем в лукавстве злом вином она потешилась, А раскраснелась вся челом, как будто солнце ясное. Нет, не волшебен, а жесток взор ее, томно- сладостный, — Ее на горе создал бог себе рукою властною. Она зашпилит пряди кос красивыми заколками — Блеснет красой волна волос, с ее красой согласная. На прахе, о Машраб, твоем взрастут цветы багряные, — То пламенным горит огнем твоя душа несчастная.

* * *

Испив багряного вина, она, челом красна, пришла, Сверкая взором и грозна, игрива и хмельна, пришла. И стрел ее удар был лют, и зло закушены уста, И сердца моего сосуд она, разбив до дна, пришла. И, распустивши пряди кос, она сверкала красотой, Как будто, благовоньем роз овеяна, весна пришла. С отточенным мечом в руках, с колчаном, полным острых стрел, Она меня разбить во прах — жизнь мою взять сполна, пришла. Бедняк Машраб в чаду своем стенает горестно навзрыд: Она, чьим бедственным огнем мне пытка суждена, пришла.

* * *

Отшельник, не стыди меня, что лик мой, как ожог, горит, — Так по ночам в пылу огня несчастный мотылек горит. В твоих нарциссовых очах кровавая таится казнь, А на рубиновых устах, как кровь, багряный сок горит. Да, все отшельники подряд — и те в огне любви горят, И каждый, кто огнем объят, хоть от огня далек, горит. Машраб, и ночью ты и днем изнемогаешь от любви: Кого разлука жжет огнем, тот, даже одинок, горит.

* * *

Лейли подобен облик твой — ты так красива, говорят, А я — Меджнун, что за тобой бредет пугливо, говорят. Я головы не подниму, стеная у твоих дверей, — Как ни стенаю — ни к чему вся страсть порыва, говорят. Я у врачей искал удач: «Возможно ль исцеленье мук?» «Не лечат, — отвечал мне врач, — такое диво, говорят!» Скажи мне, где Меджнун, Лейли, ответь мне, где Фархад, Ширин? Они прошли и отошли, — все в мире лживо, говорят. Пыль со следов собак твоих Машраб прижал к своим очам, — Прах этот — мазь для глаз людских, — все так правдиво говорят!

* * *

Что мне сетар, когда со мной беседу поведет танбур? Распутает в душе больной мне все узлы тенет танбур. Когда гнетет меня недуг от суесловия врагов, В печалях самый лучший друг, мне слух струной проймет танбур. Нет, пустодумы не поймут нетленной ценности его, А мне дарует вечный суд — весть всеблагих высот танбур. Когда, узрев любимый лик, я вновь томлюсь в плену разлук, Игрою струн в единый миг всю грудь мне рассечет танбур. Как и красы любимой вид, он душу радует мою, Мне огненной струной звенит про образ дивный тот танбур. Пронзает, жаром пламени, насквозь сердца влюбленных он: Единой искрою огня все сердце мне прожжет танбур. И так твой разум отняла, Машраб, жестокая твоя, А тут еще всю грудь дотла сжигает в свой черед танбур!

* * *

Надела неземной наряд красотка розотелая — И сник, смущением объят, печальный, оробело я. Как кипарис — твой стройный стан, а лик твой солнцем светится, Ты — кипарис мой и тюльпан, ты вся — жасминно-белая. Не знаю, как пройти я смог: язвят ресницы стрелами, Прошел — и с головы до ног изранился об стрелы я. И сад Ирама — гулистан, поверь, совсем не нужен мне: По всей груди — соцветья ран, словно тюльпаны зрелые. Тебе, увы, меня не жаль, твой меч сечет мне голову, Машраб, гнетет тебя печаль, тебе твой саван делая.

* * *

Ты, чья брови — как михраб, мне как божество дана, Ты мне в сердце свет лила б — ты ведь солнце и луна. Я к тебе — во прах у ног — как к святыне припаду, След твой — всеблагой порог мне в любые времена. Память о тебе — мой друг, оба мира мне — враги: Как пошлешь ты войско мук — мне прибежище она. Если ж невзначай войдет в сердце дума о другой, Да сгореть мне от невзгод, — знать, моя была вина! Не бывать в душе моей мыслей ни о ком другом, — Я — в силках твоих кудрей, мне опасность не страшна. То не тучи в вышине, а стеною льется дождь, — Небо плачет обо мне, и от стонов высь черна. Конь ли твой, лишен чутья, вдруг запнулся на пути? Нет, во прахе — плоть моя под копытом скакуна. И кого ж винить-то мне, что сгораю я в огне? По моей лихой вине мне и мука суждена. Умертвишь ли, оживишь — воля милости твоей, О мой властелин, услышь: верен раб тебе сполна. Я пока что жив и цел, а умру — мне быть с тобой, Рая горнего предел для меня — обитель сна. О Машраб, во прахе ляг на заветный тот порог, Другом быть ее собак — счастью твоему цена!

* * *

Был, увы, я сотворен для любви несчастной, И неверной был прельщен девою прекрасной. Гибну, жаждой изможден, я в глухой пустыне, А тобою воплощен океан бесстрастный. Жизнь отнимешь — я сражен, о услада сердца, — Пасть готов я, сокрушен, жертвою безгласной. Видно, гибнуть осужден я самой судьбою, Я разлукой отрешен в дол тоски всечасной. Я скажу, как я смущен, о владыка мира: Я скитальцем быть рожден, ты — султан всевластный. Я горю в пылу пламен, горестный влюбленный, Днем и ночью только стон слышен мой ужасный. Войско бед со всех сторон рушит меня силой, Мучусь, жаждой изнурен, я в тоске напрасной. Нрав твой щедро одарен злостью и лукавством, — Мотыльком лечу, спален, на огонь опасный. Как Меджнун мечусь, влюблен, — средства нет от боли, Я с младых моих времен в муке ежечасной. Одержим Машраб, смятен, — что, друзья, сказать вам? Не стыдите его: он — раб судьбы злосчастной.