Избранное

Машраб Бабарахим

* * *

О своей любви скажу — вовек слушающий муки той не стерпит, И никто — ни зверь, ни человек, — в мире ни один живой не стерпит. Если я про боль моих утрат прочитаю проповедь в мечети, Вся мечеть и люди все сгорят: кто и с умной головой — не стерпит. А зайду я в винный погребец и спрошу, рыдая, о любимой — Все сгорят — и праведный мудрец, и невежда чумовой, — не стерпят. Ежели среди нагорных гряд молнией блеснет Меджнун безумный, Вспыхнув, запылают рай и ад — этой вспышки грозовой не стерпят. О моей любви сложу я сказ — так и знайте, что случится чудо: Сам святой коран смутится враз — моей муки горевой не стерпит. Рвенья моего взъярится конь, оседлаю я его и гикну — Он помчится, словно бы огонь, — мой безумный крик и вой не стерпит. Ты про свой, Машраб, любовный гнет рассказал, и я клянусь аллахом: Этого ни тело не снесет, и ни дух погибший твой не стерпит.

* * *

Как

быть? Моей любимой я стал чужим, увы, — Тоской неизъяснимой я одержим, увы. И этот рок со мною — разлуки горький хмель: Я с чашею хмельною нерасторжим, увы. Я — у ее порога, но милостей лишен, Один влачусь убого, бедой кружим, увы. Тоскую о любимой, томлюсь я мотыльком — Лечу, огнем палимый, неудержим, увы. Меня позорит люто язык молвы людской, Позор мой среди люда непостижим, увы. Пристанища лишенный, в глуши я одинок — Томлюсь совою сонной я, недвижим, увы. Машраб, в притон запретный ты от святынь ушел, — Тебе твой свет заветный недостижим, увы.

* * *

Меня сдружил с лихим позором мой грозный рок в конце концов. И, в прах поверженный разором, я изнемог в конце концов, Влачусь я в безысходном сраме, и не сносить мне головы, — От всех, кого я звал друзьями, я стал далек в конце концов. Не знаю я, моим мытарствам куда дано меня вести, Лишь горе стало мне лекарством от всех тревог в конце концов. И всех, кто строен был, едино судьба пригнула до земли: Сгибала даже львов судьбина в бараний рог в конце концов. В огне разлуки, в кольцах чада, я, как в курильнице, горю, — Во всех кустах моего сада весь высох сок в конце концов. Я с теми, чья душа негожа, согласье дружбы порывал, Вступал на правый путь — и что же? Брел без дорог в конце концов. Кому, какому добродею сказать о горе? Друга нет. Весь мир сгорит — не пожалею: какой в нем прок в конце концов? И сердце все поникло долу, в нем — лишь печаль, куда ни глянь, Но я же к горнему престолу взлететь не мог в конце концов! С душой расстался дух мой слабый, усталой жизни рвется нить, — Неверная прийти могла бы, ну хоть разок, в конце концов. И раз ни после и ни вскоре с тобой влюбленному не быть, К леченью горя само горе Машраб привлек в конце концов!

* * *

Молитву, ветер, и привет моей всевластной передай — Той, что причина моих бед и муки страстной, передай. Я неприкаян, одинок, но я сложил сам сладкий слог, — О том, как гнет ее жесток, ты ей, прекрасной, передай. Я, как луна, брожу везде, и нет подмоги мне нигде, — Ты о моей лихой беде ей, ликом ясной, передай. О том, что, сир в плену обид, всем миром я давно забыт, Той, что томиться мне велит в ночи ненастной, передай. Что, словно сыч, я день-деньской один с лихой своей тоской, Ты ей, отнявшей мой покой и безучастной, передай. Потоком бедствий бытия сокрушена вся жизнь моя, — Когда умру — как умер я в тоске напрасной, передай. К моей Лейли лети, спеши, мои страданья опиши — Рассказ, как бедствует в глуши Меджнун несчастный, передай. И — как, увы, она чужда и сердцем как она тверда, Как властью надо мной горда, — ей, злой и властной, передай. Скажи, как на весах невзгод весом ее жестокий гнет, — Мольбу — мол, может быть, придет — ты ей, бесстрастной передай.

* * *

О ласковый мой ветерок, друг моих бедствий в тревог, Ей зов того, кто изнемог в беде всечасной, передай. Покинул я ради нее мое убогое жилье, — Ты ей стенание мое — мой зов безгласный передай. Она — мой луч, она — мой свет, она — очам моим рассвет, — Ты ей, как мучусь я от бед в судьбе злосчастной, передай. Зачем ей знать мою беду, мою безмерную страду? Ты ей, что жертвой я паду, на все согласный, передай. И знаю я: Машраб умрет, — так повелел мне небосвод, — Ты это ей, чья речь — как мед, — ей, сладкогласной, передай.

* * *

Оставлю Наманган и дом, — кому есть дело до меня? Умру я в городе чужом, — кому есть дело до меня? Я в мире хмель любви обрел, кипел я страстью, как котел, Я этот бренный мир прошел, — кому есть дело до меня? Любовь горька и тяжела: она, послав мне бремя зла, Меня безумцем нарекла, — кому есть дело до меня? И оставаться здесь невмочь, и нету сил уйти мне прочь, И пыл любви не превозмочь, — кому есть дело до меня? Страдать ли здесь от жгучих ран, уйти ль обратно в Наманган, Пойти ль к пределам дальних стран, — кому есть дело до меня? Как горек этот дол, Машраб, не знают люди, как ты слаб, Уйти отсюда, но куда б? — Кому есть дело до меня!

* * *

О, как меня томишь ты злом, — когда ж ему конец придет? Мне ноги вяжешь ты узлом, и как распутать узел тот? Едва я твой заслышал зов, пошел скитальцем я бродить, Я свыкся с лаем твоих псов, и кто ж от них меня спасет! Весь мир в мученьях изнемог, томясь в сетях твоих кудрей, Но как порвать хоть волосок весь мир опутавших тенет? Морям любви не знать препон, и рек любви не заградить, А ты — ты ставишь им заслон, и кто ж, скажи, его сметет! Ну что ж, обрядом обойди вокруг Каабы всех сердец, Но сердце хоть в одной груди разрушишь — рухнет горний свод! Терпи безумие, смирясь, Машраб, ты истиной пленен, А сокровенной тайны вязь узлы не прочно ли плетет?

* * *

При жизни ли влюбленный любимую узрит Иль будет, изможденный, разлукою убит? Сжигаем ли гореньем он будет одинок Иль соловьем весенним он розу истомит? Усталым, изнемогшим в разлуке я томлюсь, — Моим очам поблекшим ты явишь ли свой вид? Сказал я сердцу: «Встречи с любимою не жди!» А сердце: «Что за речи! Кто ж нас разъединит!» Мне, кравчий, сердце студит, налей, — да стану пьян, — Иначе кем же будет мой кубок сей налит? Любимая, на части мне душу рвет любовь, — Придешь ли ты? От страсти стенаю я навзрыд. Машраб, от века муки тебе даны судьбой, — О, кто ж, друзья, в разлуке мне выжить пособит?

* * *

В губительном огне меня сожгла красавица, Спалила сердце мне огнем дотла красавица. Плоды в сени ветвей я в кущах сердца вырастил, Я пел, как соловей, — мне не вняла красавица. Ресницы-острия мне грудь язвили муками, — О, как же месть твоя мне тяжела, красавица! О, сколько есть вокруг скитальцев погибающих, — Меджнуном в страны мук меня гнала красавица. И брови-луки бьют, как птицу, сердце стрелами, О, как же гнев твой лют и как ты зла, красавица! И был уж я ведом к концу моему смертному, Но вдруг в мой жалкий дом, смягчась, пришла красавица. И я очнулся вмиг и встал, собравшись с силами, И вдруг, открыв свой лик, речь повела красавица. И все ж Машраб в огне обрел предел мучениям: Велела гибнуть мне в юдоли зла красавица.

* * *

Твоею жертвою я стану, лишь приоткрой свой дивный лик, Жизнь хочешь взять — приму я рану, срази мечом в единый миг. Век Хызру дан был бесконечный водою чудо- родника, Даруй мне благо жизни вечной — открой мне уст твоих родник. Твой лик и стан душой смущенной припомню — в сердце хлынет кровь, — Моею кровью орошенный, воспрянет стан твой — чаровник. Два локона со станом юным — не образ ли твоей души? В ней, «джимом» обрамлен и «нуном», «алиф» — твой стройный стан возник. [2] Два полумесяца впервые восходят враз на небесах: Два новолуния живые — вот двух бровей твоих тайник. Когда о счастье я толкую, мне говорят: «Испей вина!» — О, как бы я воскрес, ликуя, когда б хмель уст твоих постиг! Вино я вью, от мук усталый, изранен стрелами разлук, — Машраба словом ты пожалуй — беднейшего из горемык!

2

Имеется в виду написание слова «жон» («душа»), в котором первая («джим») и третья («нун») буквы расположены во сторонам второй («алиф») буквы, вертикальная черта, которой обычно уподобляется стройному стану.