Избранное

Машраб Бабарахим

* * *

Здесь, в чуждом граде, что ни миг — я весь горю, пылая, Стезей заблудших горемык иду, невольник зла, я. Где мать и где отец? Презрен, томлюсь я одиноко, Скитальцем сплю у чуждых стен, — где честь моя былая? О боже, чем я виноват, скиталец бесприютный? Я изнемог в плену утрат, огнем сожжен дотла я. Все сердце сжег мне злобный рок — пылают жаром клейма, — Отвергнут всеми, одинок, — вот моя доля злая. Я сердцем от мучений сник, другие — смотришь, рады, Я в муке рву свой воротник, стенанья воссылая. Вот что, Машраб, тебе к лицу — судьба рабов безгласных, Но, словно перл, хвала творцу, отчищен добела я!

* * *

Я — степей любви скиталец, нет приюта мне и крова, От рожденья я — страдалец, и судьба моя сурова. Если в сердце — стон сокрытый, не сыскать уж друга сердцу: Чаше, на куски разбитой, не бывать уж целой снова. Всю монету боли страстной я тебе под ноги кинул, — Сколько от тебя, прекрасной, претерпел я в жизни злого! Мир, сей злыдень лицемерный, жизнь мою дотла разрушил, — Пусть вовеки правоверный не познает зла такого! Надо мной враги смеются, обо мне друзья рыдают, — Мне с враждой не разминуться, от друзей не ждать мне зова. Нет числа моим утратам, верности вовек не знал я, Я от горя стал горбатым, и стезя моя тернова. Зло — ночное ли, деньское — безысходно меня мучит, Нет душе моей покоя, и беда моя бедова. Раб моих напастей грозных, сир, в пустыне я рыдаю, — От ручьев кроваво-слезных степь огнем горит багрово. Все, кто шел стезею зрелой, с этим миром связь порвали, — О Машраб, и ты так сделай, не безумствуя бредово!

* * *

Тьмою кос твоих томимый, я смятен душою ныне, Не найдя пути к любимой, сломлен я судьбою ныне. Мир был весел изначально — прежде люди веселились, Жизнь моя стократ печальна, в мире все иное ныне. Если б эта чаровница на влюбленного взглянула, В рай смогла бы превратиться хижина изгоя ныне. Ты ко псам ее, бедняга, о Машраб, теперь допущен, — Боже правый, что за благо светит над тобою ныне!

* * *

Ни минуты нет покоя, лишь с бедой знаком Машраб, Ты сияешь красотою — вьется мотыльком Машраб... В этот мир закрыл я двери, мир грядущий близок мне, — Что мне ангелы и пери! Стал им чужаком Машраб. Любо мне теперь иное — с бедняками я дружу, Днем и ночью пью вино я, лишь к вину влеком Машраб. Удивится беспредельно каждый видящий меня: От людей живет отдельно, от себя тайком Машраб! Словно молния сквозная, бродит по свету хмельной, О себе вестей не зная да и не о ком, Машраб! Нет, не тайною сокрытой славен я, а простотой: Весь нагой, босой, разбитый, бродит простаком Машраб. На стезе нелицемерной ты, Машраб, обрел свой путь, Истинному хмелю верный, сущ ты не в мирском, Машраб!

* * *

От любви к тебе сгореть я, одержим тоской, мечтаю, И своей окрасить кровью я весь мир-мирской мечтаю. Если же хоть раз позарюсь на чужую красоту я, Выколоть себе же очи я своей рукой мечтаю. Если крови моей жаждешь ты, меча ресницы- стрелы, Мотыльком лететь на светоч я, забыв покой, мечтаю. Я в степях любви скитаюсь, дикой жаждой истомленный, — Дай вина мне, виночерпий, пить я день-деньской мечтаю. Пощади же, чаровница, и с чела сними завесу, — Изнемогший, я упиться красотой такой мечтаю. За тебя Машраб два мира позабудет, чаровница, — Пожалей же, я увидеть лик твой колдовской мечтаю.

* * *

О твоей красе тоскуя, грустный, день и ночь я плачу, Одержимый, в степь безумья вдаль бредущий прочь, я плачу. Тайну, ранящую сердце, силы нет тебе поведать, — Боли ран и муки горя мне не превозмочь, — я плачу. О красавица, красою словно солнце и луна ты, А уста и речь, что сахар, — до сластей охоч, я плачу. Ты — весенний сад, раздолье кипарисам и тюльпанам, — Соловьем в саду стеная, горько во всю мочь я плачу. Я красу твою увидеть, о красавица, мечтаю, У дверей твоих, не зная, как беде помочь, я плачу. Из очей моих потоки слез кровавых горько льются, — Образ твой едва лишь вспомню — мне совсем невмочь, я плачу.

* * *

В огне любви пылая, я, весь спален, рыдаю, О чаровница злая, я от пламен рыдаю. Моя мечта хмельная — хмель уст твоих багряных, А я иду, стеная, в хмельной притон, рыдая! Тьма кос твоих красивых меня томит безверьем, — В притоне нечестивых я, посрамлен, рыдаю. То соловьем зальюсь я, то горлицей томлюсь я, В глуши совою злюсь я — глотая стон, рыдаю. Меня лукавством юным ты, как Лейли, погубишь, — В степи разлук с Меджнуном я, отрешен, рыдаю. И мне ль брести скитальцем в глухие горы- долы, — Ведь я и здесь страдальцем из тех сторон рыдаю. Потопом расхлестнуться печаль мне повелела: Джейхуном слезы льются — я, сокрушен, рыдаю. Твоей красой прекрасной зажжен, весь мир пылает, — Я — мотылек несчастный, Машраб, сожжен, рыдаю.

* * *

О, я к моей возлюбленной питаю страсть особую: Нальет мне — хоть и сгубленный, а все ж вина попробую! И рай не славословлю я с дворцами и чертогами: Вот заведу торговлю я — продам его с утробою! И вижу, горемыка я: весь мир — что тьма кромешная, И в ней ты, среброликая, сверкаешь высшей пробою. Всегда ханжой-святошею влюбленный порицается, — Найду стрелу хорошую на злобу твердолобую! В жар преисподней прогнанный, Машраб рыдает горестно, — Твоей любовью огненной расплавить ад попробую!

* * *

Едва игривый взор твой заблестит — И тотчас застенаю я навзрыд. О злая, твоя злость меня убьет, Меня гнетешь ты тяжестью обид. Неверная, ты сердце отняла, И птицею оно к тебе летит. Едва ты яркой розою мелькнешь — Безумец, я твоей красой убит. Страдалец, от тоски сгорел Машраб, Зимой и летом стон его томит.

* * *

С Меджнуном мы за годом год в пустынях, изнывая, шли — Среди лишений и невзгод искали вместе мы Лейли. О, смилуйся и, не гоня, внемли моей немой мольбе: Кого еще, как и меня, мученья страсти извели! И сотней жизней наделен, все брошу пред тобой во прах: Зачем мне Сулейманов трон? Я пред тобой влачусь в пыли. Лукавой красотой пьяня страдальца, павшего во прах, Увы, прошла мимо меня моя красавица вдали. И старцы, в свитке прочитав о диве красоты твоей, Безумно бросились стремглав — к тебе, согбенные, пошли. И сердце в медленном огне сгорает от любви к тебе, — О, как бы муки страсти мне совсем все сердце не сожгли! Сто мук на голову мою обрушила в разлуке ты, — Влюбленный, плача, я молю: «Приди, печали утоли!» О, пощади, будь не строга, доверься мне и другом будь, — Я — раб, смиренный твой слуга, все совершу — лишь повели! «О ты, создатель всех людей», — взывает твой несчастный раб, — «Страдальцу в просьбе порадей — молящего возвесели!» Предвечный кравчий мне налил, и я пригубил хмель иной, — Поверь: уже не стало сил хмелеть от блага сей земли. «О, сжалься, мой прекрасный друг!» — взывает горестно Машраб, — Увы, страдания разлук мне тяжко на плечи легли!