Избранное
Шрифт:
"Гандзя" вошла в колонну бронепоездов с задачей - массированными
артиллерийскими ударами содействовать успеху латышей.
20 октября, после кровопролитного сражения, Орел был очищен от
врага.
Только Теслера бойцам не удалось повидать.
x x x
Ивану Васильевичу Крысько был подан "газик". Для поездки
ветеранов "Гандзи".
"Нелегко, - подумал
лишиться автомашины. В разгаре уборка урожая. А мы занимаем "газик" на
несколько дней, причем для дела совсем не срочного. Хотим отыскать
затерявшиеся следы бронепоезда "Гандзя", его людей... По существу -
историко-революционная экспедиция. А для таких экспедиций есть свой,
спокойный календарь".
Но товарищи в Хмельнике высказались за немедленный наш отъезд:
"Пополнить реликвии гражданской войны - это же святое дело!"
В машине нас, пассажиров, пока четверо: Крысько, Филиппенко,
Кришталь и я.
Держим направление на Винницу. Потом сворачиваем на шоссе Винница
– Хмельницкий.
Я жадно глядел по сторонам. Воевал за Украину - но много ли я
видел в этой стране? Бронепоезд ведь привязан к железной дороге. Даже
в бинокль видишь только цель для артиллерийского обстрела.
Едем дубовой аллеей.
Что ни дерево - Тарас Бульба в лесном царстве.
На ветвях дубов будто облака поселились. И только потому, что
облака зеленые, догадываешься, что это листва.
Выходим из машины, вчетвером беремся за руки - не обхватить дуба!
Кличем шофера: "Становись пятым!"
Аллея эта такой длины, что соединила два областных центра -
Винницу и Хмельницкий.
Сто километров двухсотлетних дубов.
Однако за дорогу в "газике" прибавился пассажир; теперь нас,
кроме шофера, не четверо, а пятеро. Кто же пятый?
А мы сделали крюк, чтобы повидаться с Малюгой. В жизни мой старый
артиллерист называется Лукьян Степанович Головатый, житель села
Зяньковцы. Он колхозник, уважаемый в здешних местах человек. Когда с
окончанием гражданской войны вернулся с бронепоезда, селяне избрали
его головою сельрады (председателем сельского Совета). "Головатый - да
с такой фамилией только и быть головою!" Дружеский каламбур, но Лукьян
Степанович и в самом деле с первых же шагов проявил себя человеком ума
государственного.
С асфальтового шоссе мы свернули на проселок. "Газик",
направляемый деревенскими мальчишками, въехал в тихую улочку.
Плетень, из-за которого выглядывают вперемежку мощные диски
подсолнуха, початки кукурузы, цветы мальвы. Клуня с камышовой крышей.
В глубине двора, на пригорке, хороший дом.
Тишина, словно все оцепенело от зноя. И только когда под нашими
совместными усилиями заскрипели неподатливые ворота, откуда-то гулко
залаяла собака.
Медленно открылась дверь, и с крыльца, припадая на костыли, начал
спускаться очень худой одноногий старик. Трудно было узнать в нем
крепкого, осанистого Малюгу. Смоляная борода оскудела - насквозь
светится.
На полдороге старик остановился, приставил ладонь ко лбу и стал
нас, приезжих, рассматривать.
– Лукьян, угомони собаку! - крикнул Крысько. - Встречай,
командира привезли!
Мы долго лобызались. А введя меня в дом, Лукьян Степанович
посадил рядом с собой за стол и никому из домашних не позволил за мной
ухаживать. Сам, из своих рук, стал кормить меня и поить.
Невестка Головатого, легкая и быстрая молодая женщина, потчевала
гостей. Нет-нет да и мне, гляжу, окажет внимание.
Лукьян Степанович в таких случаях клал вилку и опалял невестку
взором гнева и презрения. А она только озорно усмехалась на это карими
очами.
Нет, уже не тот Малюга, не тот... Вспомнить только, как на
бронепоезде он держал в страхе своего племянника. Как примется,
бывало, грызть парня, так - если не отнимешь - до костей прогрызет. С
парнем даже столбняк случался. Хорошо, что бойцы в конце концов
вырвали парня из-под этого тиранства. Человеком стал - работает в
Харькове на тракторном заводе.
Чокнулись мы с Головатым, и говорю ему:
– Лукьян Степанович, а что, если бы мы все вдруг сейчас опять
очутились на "Гандзе"?
Старик блаженно зажмурился, а когда через минуту молодецким
рывком повернулся ко мне, в потемневших от волнения зрачках его
сверкнули огоньки...
Я встал.
А что делают бойцы, когда встает командир? Встают тоже.
– Объявляю приказ. Включить товарища Головатого в нашу поездку по
местам боев бронепоезда "Гандзя".
Тут Лукьян Степанович нарушил дисциплину и дребезжащим голосом
прокричал "ура".
Так в нашем "газике" он стал пятым пассажиром.
Но вот кончается дубовая аллея - сто километров позади, - мы в
предместье города Хмельницкого. Мчатся по шоссе машины, полные
крупного, как поросята, "цукрового буряка", а плантации, где эти
машины грузятся, словно бы и не початы: всюду белые конусы выкопанной