Избранное
Шрифт:
Дед сидел, свесив с кровати босые ноги, и весь колыхался, будто по телу у него переливалась вода. Он был пухл.
— Зачем валенки? Весна, — сказал дядя Саша.
— Весна не весна — морозы еще будут, — сказал дед наставительно.
— Куда же я в валенках по воде?
— Калоши на них накинь. И тепло, и сухо.
Дядя Саша сел на табуретку, зажал валенок между колен. Большую самодельную калошу из красной резины он вывернул наизнанку и двумя руками стал натягивать на валенок. Бабушка взялась за другой валенок
Потом дядя Саша валенки надел, накинул пальто, взял дорожный мешок и долго стоял посреди комнаты.
— Иди, поцелую, — сказал дед.
Но сам встал и пошел к дяде Саше. Он шел как сквозь темноту. Они обнялись и долго стояли, прижавшись друг к другу щеками. Дядя Саша подошел к бабушке. Бабушка поцеловала его в лоб. Дядя Саша подошел к Олегу и поцеловал его в щеку. Губы у дяди Саши были обмякшие, с холодным запахом дождевой воды.
— Значит, сам он тебя направил? — спросил дед.
— Говорит, сам. Долго добивался, говорит. В областную больницу, говорит, попасть нелегко.
— Это, наверное, письмо в область помогло, — сказала бабушка.. — Я тебе говорила же: напиши, а ты не слушался.
— Ну хорошо, что послушался, — сказал дядя Саша.
— А надолго? — спросил дед.
— Будешь, говорит, лежать, пока основательно не подкрепят. А тогда уж просись на фронт.
— Сынок, — начала бабушка, но замолчала и еще раз поцеловала дядю Сашу.
Но больше ничего она не стала говорить.
Все вышли на улицу. И дед босиком остался стоять среди сеней в темноте под шелест дождя по крыше.
В ограде стояла Санька. Дождь осыпал платок, фуфайку, сапоги. По лицу ее текли капли, но Санька не вытирала их.
— Ты это? — тихо и немного удивленно спросил дядя Саша.
— Я, — сказала Санька. — Ты уж не поминай меня, прости меня, глупую.
— Что ты? Что ты? — зашептал дядя Саша. — Да не плачь ты. Ты прекрасная, я всегда буду тебя помнить. А ты меня забудь.
— Как же забыть-то тебя? — сказала Санька усталым голосом. — Человек ведь ты. Живой. И жизни у тебя нет.
Бабушка и Олег стояли поодаль.
— Ну, уж поцелую я тебя. — Санька взяла дядю Сашу ладонями за щеки, пригнула его голову, потом одной рукой сняла с его головы шапку и поцеловала в волосы.
И дядя Саша пошел из ограды.
Бабушка и Санька остались у крыльца. Бабушка смотрела на дядю Сашу сквозь мелкий дождь и шевелила губами, будто говорила ему вслед что-то напутственное. Санька просто стояла и плакала.
Олег и дядя Саша вышли на тропинку, по которой обычно приходила из села Нинка-почтальонка, и оказались одни среди дождя. Дядя Саша иногда поглядывал на Олега. Каждый раз он хотел что-то сказать, но не говорил. Уже далеко за селом он остановился.
— Увидишь отца, — сказал он, — скажи ему что-нибудь. — Он помолчал. — Я ведь помню его. И как воевали вместе, помню. Да и сам вспоминай меня почаще. Помогает. — Он еще помолчал. — Ну, пошел я.
Он дальше пошел один. А Олег смотрел ему вслед. Дождь был редкий, сумерки только слетались. Ключ вышел из берегов и заливал поле, двигаясь лощиной. Вода уже забирала тропинку.
Дядя Саша уходил со своим мешком, в зимней шапке, и ноги его разъезжались по грязной земле. Отсюда он был похож на мальчика, который отправился на рыбалку. В лощине, где вода перекрыла тропинку, дядя Саша замешкался, хотел обойти лощину стороной. Но потом он махнул рукой и пошел по воде. Валенки глубоко уходили в поток, почти до колен. А дядя Саша шел по этой воде деревянными шагами.
Олег вернулся к дому. По лестнице он забрался на чердак и долго сидел, прижавшись к теплой печной трубе. Он слушал шорох дождя по крыше и шум воды в полях. Он заснул вскоре и проспал всю ночь.
Проснулся Олег от громкого крика. В ограде кричала Санька. В воздухе раскачивался широкий процеженный свет. Он разбегался волнами. Олег посмотрел вниз и увидел среди ограды лодку. А в лодке стояла Санька с деревянной лопатой в руке.
Олег спустился на крыльцо. По двору по синей воде плавали щепки, мусор и плавал старый полуботинок.
— Выходи, затопит! — крикнула Санька.
Вышла бабушка, протирая спросонья глаза и с удивлением глядя на ровную ширь воды по двору.
— На мельницу, — сказала Санька. — В лодку — и на мельницу, там сухо.
Выглянул в окно дед, приподняв голову с подушки.
— Поехали, Владимир Зосимович! — крикнула Санька. — Вставайте да на мельницу.
— Никуда я не поеду, — сказал дед.
— Зальет ведь.
— Не зальет. А зальет, так черт с ним. Уж и зальет, так водой, а не дерьмом. Все равно дохнуть.
— Люди! — завопил откуда-то с улицы Бедняга. — Люди!
По улице плыли гуси. Иногда они опускали головы и подолгу держали их под водой: видимо, переговаривались там втайне от людей. Потом гуси, медленно работая ногами, плыли дальше, поглядывали по сторонам и останавливали взгляд на Бедняге. Бедняга в подштанниках стоял на крыше сенок и махал руками. К его дому шли сразу две лодки — Енька и Калина.
— Что, штаны-то подобрало? — говорила Калина Бедняге издали.
— Сундук, — говорил Бедняга и разводил руками в воздухе.
Изба Бедняги стояла ниже других; ее залило так, что вода уже гуляла в комнатах. Енька выпрыгнул на крыльцо и зашагал в дом. Из сеней бросилась и поплыла в огород большая крыса. Она плыла, поднимая испуганно над водою усы. Калина тоже подъехала и тоже зашагала в избу.
— Сейчас мы тебя, чертову скупердягу, растрясем. Где подштанники с деньгами? — говорила она.
И Бедняга засуетился, кинулся было с крыши и стал требовать, чтобы его подождали.
— Сиди, пронизанное брюхо, — сказала Калина.