Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В красном уголке, вмещавшем человек триста, было полным-полно народу. На таких общих собраниях председательствовал обычно Лука Лихобор, но сейчас занимать своё председательское место вряд ли уместно, и потому он остановился у стены, опершись о неё спиною. Смотреть ни на кого не хотелось, слушать слова сочувствия — тем более. Вот так он и стоял, потупив глаза, желая только одного — чтобы быстрей всё кончилось, пока не растратилось, не погасло тёплое чувство восхищения Майолой, которое
Очевидно, собрание вести будет его заместитель. Да, так оно и есть, Иван Долбонос подошёл к столу, и хотя чувствовал он себя несколько скованно и смущённо, виду не подавал и держался молодцом. Неторопливо оглядел обращённые к нему лица, отыскал глазами Лихобора и, постучав костяшками пальцев по столу, сказал:
— Начинаем профсоюзное собрание, товарищи.
Сказал и сразу осёкся: из угла, где сидел Валька Несвятой со своими комсомольцами, послышалось:
— Есть вопрос. Почему председатель цехкома не ведёт собрание?
— Потому что разбирается его персональное дело.
— Товарищи! — К столу подошёл Горегляд. — Думаю, что будет правильно, если вести это собрание мы поручим заместителю предцехкома товарищу Долбонoсу.
— Долбoносу, — поправил ударение Иван.
— Товарищу Долбoносу, — не скрывая своего раздражения, поправился Горегляд, искоса взглянув на слесаря: собрание начиналось несерьёзно. — Кто за это предложение? Абсолютное большинство.
— Итак, — проговорил довольный Иван Долбонос, публично узаконивший греческое произношение своей фамилии, — профсоюзное собрание сорок первого цеха объявляю открытым. На повестке дня два вопроса: итоги работы за июль месяц и персональное дело Луки Лихобора. Товарищ Гостев, прошу вас!
Начальник цеха свободно, со знанием дела, оперировал цифрами. Точные данные о работе каждого участка, процент перевыполнения плана по деталям и валу, рост производительности труда, трудовая дисциплина, план работы на следующий месяц.
— Мы имели все основания быть на первом месте в межцеховом соревновании, — сказал в заключение Гостев, — если бы не оплошность, допущенная Лукой Лихобором. Поэтому сейчас сумма премий снизилась почти на сорок процентов. Первого места в соревновании нам теперь долго не видать. Вот к чему приводит безответственное отношение к обязанностям инструктора и небрежность в соблюдении техники безопасности. У меня всё.
— Есть вопрос. Жив тот бородач?
— Потерпевший Тимченко пока ещё в больнице, но жизнь его вне опасности.
— Когда завод переходит на выпуск нового самолёта?
— Планируется на весенние месяцы.
— Есть ещё вопросы? — спросил Долбонос. — Нет? Спасибо, товарищ Гостев. Переходим ко второму вопросу — персональное дело Луки Лихобора. Слово имеет инженер по технике безопасности Василий Иванович Глущенко.
Лука почувствовал, как под его ногами твёрдый бетонный пол будто бы вдруг размяк, стоять стало трудно, пришлось плотнее прислониться к стене.
—
— А чего же, пусть выйдет, поглядим на него в полный рост, — басом выкрикнул Лавочка.
— Пускай выйдет, — послышался ещё чей-то голос.
— Товарищ Лихобор, прошу к столу, — попросил Долбонос.
Первый шаг оказался самым трудным. «Как хорошо, что этого позорища не видит Майола», — подумал Лихобор, сам удивляясь, почему появилась именно эта мысль. Ватные ноги переставали слушаться, они погружались в пол, как в горячую густую смолу.
— Держись, не тушуйся! — раздался бодрый дружеский голос откуда-то из середины зала, и странно, вдруг прибавилось силы. Лука другими глазами глянул на утомлённых работой, пропахших машинным маслом и потом, одетых в лёгкие рабочие спецовки людей. Он знал здесь каждого, и все знали его. Чего же ему бояться? Ответственности? Да, он виноват и готов ответить за свой проступок.
Лука свободно сделал последние десять шагов и остановился возле стола. Посмотрел на Гостева. Начальник цеха, нахмурив брови, отвёл глаза: даже глядеть не хочет на Луку Лихобора. Ещё бы! Все так старались, а теперь им только улыбнулось честно заработанное первое место, и виноват в этом он, Лука Лихобор. Есть отчего сердиться…
— Садись. — Долбонос указал на стул. — Прошу, товарищ Глущенко.
— В связи с тем, что оратор я не очень-то выдающийся, — начал инженер, — для удобства прошу разрешения зачитать акт комиссии, а вы сами сделайте выводы.
— Сделаем, — охотно отозвался спокойный бас откуда-то слева от Лихобора.
Горегляд посмотрел в ту сторону. Не нравилось, ох, как не нравилось ему настроение собрания. Какую угодно неожиданность могут преподнести эти иронически улыбающиеся ребята…
— Акт! — по-ученически чётко объявил Глущенко и начал читать.
Читал он не спеша, осветил обстоятельства появления в цехе Феропонта Тимченко, потом монотонно, как дьячок над покойником, перечислил членов комиссии, назвал фамилию и адрес пострадавшего, чуть повысил голос:
— Пострадавший Тимченко приблизил свою бороду длиною в двести восемьдесят три миллиметра…
— Двести восемьдесят три миллиметра? Ого! — переспросил кто-то и весело рассмеялся.
— Товарищи, прошу внимания, — строго сказал Долбонос. — Пожалуйста, товарищ Глущенко.
— …приблизил бороду длиною… — снова начал Глущенко.
— Ха-ха-ха! — не выдержал на этот раз кто-то из сидевших возле окна.
— …приблизил бороду… — повторил смущённый инженер.
И вдруг голос его потонул в громком хохоте. Красный уголок смеялся: уже не сдерживаясь, открыто, весело и беззаботно, словно радуясь тому, что есть повод для веселья. И драму как ветром сдуло: была — и нету.
— Товарищи! Товарищи! — крикнул Долбонос, но голос его затерялся в весёлом гомоне.
— Товарищи! — Гостев безуспешно пытался утихомирить зал.