Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
— А Геннадий Цыбуля?
— Он гений. Это другое дело. Тебе не понять…
Дверь отворилась, и в палату медленно и бесшумно вплыла сестра, высокая, полногрудая, в белоснежном накрахмаленном халате и такой же шапочке.
— Простите, — глубоким контральто проговорила она, — но столь продолжительные разговоры больному противопоказаны.
— Раненому, — снова поправил Феропонт.
— Раненому, — снисходительно, словно разговаривая с малым ребёнком, повторила сестра.
— Это её Майола прислала. О, ехидна! — прошептал Феропонт.
— Не думаю, — ответил Лука. — Просто медицина, как всегда, права. У тебя сегодня много посетителей.
— Будет ещё больше, — гордо заявил парень.
— Не сомневаюсь. Ну, держись!
— Держаться придётся тебе. Завтра на собрании.
— Ты прав. Выздоравливай. Спасибо, товарищ медицина.
— Пожалуйста. До свидания, — профессионально сухо ответила сестра и, когда Лихобор вышел, спросила: — Это ваш брат?
— Брат? — Феропонт даже повернулся на кровати от удивления. — Вот таким вы представляете моего брата? С чего взяли?
— Не знаю, мне показалось… Тон разговора…
— Какой тон? Это совсем чужой человек, и его духовная культура в зачаточном состоянии, — громко высказал своё несогласие Феропонт. — По его милости я и очутился здесь, в больнице. Мы с ним даже и не приятели, мы абсолютно чужие люди…
— Возможно, — сказала сестра. — У меня сложилось другое впечатление. Простите, это, впрочем, не моя область…
— Смешно, как вы могли подумать такое?
— Я уже извинилась. Не волнуйтесь. Сотрясение мозга — вещь не шуточная, и врачи говорят, что вы в сорочке родились, так легко отделались.
Внизу, у дверей, под густым, осенним золотом тронутым каштаном, сидела Майола и читала книгу. Лука подошёл, сел рядом, заглянул — английская. Подгоняет язык Майола… Скоро лететь в Америку.
— Поговорили? — спросила девушка.
— Поговорили. Почему у вас с ним так? Не хочешь рассказывать?
— Всё очень просто и нелепо. Издавна считалось в семье, правда, без особых на то оснований, что Феро-понт гений, а в газетах стали писать обо мне. Но, думаю, в недалёком будущем наступит мир и покой. Слава скоро проходит, а моя особенно. Ну, сколько я смогу бегать? Три, четыре года. Это ещё хорошо, если четыре. Понимаешь, как важно относиться критически к жизни вообще, а к своей особенно. Не преувеличивая и не преуменьшая своих возможностей. У каждого человека есть свои сильные и слабые стороны. Меня этой премудрости, как ни странно, научили алмазы… Так вот, в первую очередь человек должен знать свои возможности, а потом уж научиться их развивать и использовать. Только тогда приходит настоящий успех. Ты заметил, в наш век нет гениальных учёных, которые одновременно были бы и гениальными художниками, ну, например, как Леонардо или Ломоносов? Нет их! Произошло разделение труда и науки, жизни человеческой не хватает, чтобы овладеть высотами, скажем, и химии и оптики. Мне природа определила быть спортсменкой, значит, нужно делать это отлично, по первому классу. Года через два-три надо найти смелость сказать себе: «Остановись! Состязаясь с молодыми и проигрывая им, ты рискуешь стать смешной», — и с беговой дорожки пересесть на студенческую скамью. Работать я, наверное, буду в области искусственных алмазов или твёрдых сплавов, но конкретно ещё ничего не решила.
Лука слушал внимательно, с интересом, будто увидел девушку с совершенно незнакомой и неожиданной стороны. Нравится ему или нет это открытие, сразу понять трудно, но, как анализирует свою жизнь Карманьола Саможук, слушать интересно.
— Нужно развивать, отрабатывать наиболее сильную сторону своих возможностей, — продолжала девушка. — На данном этапе это спорт. Я люблю его и не хочу ухолить с дорожки, и потому попробую отодвинуть горькую минуту. Пойдём. В пять тренировка.
— Ты действительно поедешь в Америку?
Наверное, да, если, конечно, ничего не случится сверх ожидания. Будем бежать эстафету: четыре по сто метров.
— А на простую стометровку есть более сильные?
— Конечно. В Союзе я, может, где-то четвёртая, ну, от силы третья… Тебя очень удивил мой откровенный разговор?
— Это разговор не только со мной, — сказал Лука.
— А с кем же ещё?
— С Феропонтом, с собой наконец…
На них надвигалась высокая бетонно-стеклянная крыша зимнего Дворца спорта. Вираж трибун стадиона возник перед глазами.
— Неужели и правда в твоей жизни всё так математически точно рассчитано? — будто разговаривая с собой, тихо спросил Лука.
— Раньше мне тоже так казалось, и я даже гордилась этим: вот, мол, посмотрите, какая я собранная, организованная… А сейчас… Сейчас всё летит к чертям, и о своём будущем я знаю весьма немного. Хотя нет, знаю всё-таки. Человек живёт так, как сам себе прикажет.
— Ну, к сожалению, это далеко не всегда удаётся.
— Да, не всегда. Но я буду жить именно так, как хочу, — подчёркивая каждое слово, с вызовом, будто кто-то оспаривал её право, сказала Майола.
— Разумеется, — согласился Лука.
— Почему ты со всем так легко соглашаешься? — Голос Майолы дрожал от сдерживаемого волнения.
— Нет, не всегда.
— Феропонт прав в одном: ты действительно какой-то несгибаемый, будто в броню одетый, не поддающийся тревогам и волнениям житейским. Всё от тебя отскакивает, как от стенки горох. Вот тебе же безразлично, что рядом с тобой идёт девушка, которая недурна собой, неглупа да к тому же ещё более или менее известна…
— Это ты о ком?
Майола внимательно взглянула на Луку — уж не насмехается ли он над ней, не прикидывается ли этаким невинным простачком, но, не заметив в спокойных глазах Луки и намёка на издёвку, вдруг взорвалась:
— О себе, о Карманьоле Саможук, говорю я! — выкрикнула она, и обида послышалась в её звонком голосе. — Мы два месяца знакомы, а ты мне доброго слова не сказал. Кто я тебе — девушка или парень…
— Майола, — Лука даже остановился. — Прости ради бога… И не сердись на меня… Это верно, не умею я говорить комплименты девушкам, не получается… И вообще, разве я кавалер? Ты только оглянись, какие парни вокруг тебя вьются. Каждый из них за одну твою улыбку полжизни готов отдать… А что ты девушка, а не парень, так это я хорошо знаю… И не просто девушка, а самая лучшая из лучших…
— Клещами из тебя приходится каждое слово тащить. Не старайся, не очень-то мне это нужно… А разговор этот всерьёз не принимай, это меня Феропонт разозлил… Давай-ка сумку. Всего хорошего!
Майола взяла свою сумку и, размахивая ею, направилась в раздевалку. Вдруг остановилась и, оглянувшись, крикнула:
— Лука! У меня просьба. Собрание у тебя завтра?
— Завтра, пропади оно пропадом…
— Позвони мне! Я хочу знать, чем оно закончится.
— Хорошо, позвоню, — согласился Лука и, не оглядываясь, вышел из внутреннего, встроенного в корпус трибун двора стадиона, по глубоким ступеням поднялся под самый бетонный козырёк, присел в уголочке, закурил и стал смотреть на раскинувшийся перед глазами бирюзовый бархат спортивного поля.