Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
— А на душе светлеет, когда посмотришь на такую фантазию, — бросил на ходу фрезеровщик Савкин.
— Интересно, хотя технически необоснованно, — решил, ни к кому не обращаясь, инженер Глущенко.
Венька Назаров молча стоял у своего станка, заставляя себя работать, а грудь его распирали гордость: вот удалось наконец-то поведать людям о своей мечте. С трудом дождавшись конца смены, он вымыл руки и остановился у входа в красный уголок, ну прямо художник у своей картины, экспонированной на выставке.
Феропонт подошёл к объявлению, посмотрел и, улыбнувшись, сказал «здорово!» и сразу покорил сердце Веньки Назарова,
Ученик Лйхобора пришёлся ко двору в сорок первом цехе, легко найдя со всеми общий язык. Сначала над ним посмеялись, потом почувствовали уважение: ведь и в самом деле нужна смелость, чтобы вернуться туда, где с тобой случилось такое забавное (теперь оно было только забавным) приключение. Но вскоре привыкли, как привыкают люди ко всему на свете.
И вот, наконец, появился в сорок первом цехе генеральный конструктор. Невысокий, уже в годах, он легко и быстро шёл по главному проходу цеха, и полы его лёгкого плаща, свободно развевались в такт шагам. Лицо тонко очерченное, продолговатое, спокойное, и только глаза какие-то удивительные, будто бы детские, широко открытые, не соответствующие усталым морщинкам у рта и в уголках глаз. Было такое впечатление, словно этот человек видит вещи иначе, нежели все остальные люди, воспринимает их под другим углом зрения, может вдруг засмеяться там, где другие грустят, и наоборот, прослезиться среди всеобщего взрыва хохота. Взглянув на авиаконструктора, Лука подумал, что глаза у него необыкновенные, глаза одержимого человека…
Конструктор, сопровождаемый Гостевым, подошёл к дверям красного уголка, взглянул на Венькин самолёт и остановился, словно забыл о предстоящем собрании.
— Вот шельмец!.. — неожиданно воскликнул он. — Почему же я не догадался? — Посмотрел на Гостева, не понимая, как тот очутился рядом с ним, потом оглянулся, будто определяя собственное положение в пространстве, и спросил — Кто это рисовал?
— Я, — скромно ответил Венька.
— Спасибо за рисунок, — сказал конструктор.
— Вам понравился самолёт?
— Не самолёт, а одна чёрточка в нём, линия. Вы знаете, — он говорил так, будто Венька Назаров был тоже генеральным конструктором, — я над этим решением бьюсь несколько лет, а вам оно далось просто от бога.
— А самолёт?
— Что самолёт? Возможно, когда-то будут и такие машины. Фантазия — это прекрасно! Жаль, что я не заглянул сюда раньше.
— Раньше его не увидели бы, — признался Венька. — Это первый более или менее близкий к моей мечте.
— Мечте? — переспросил конструктор. — Вы мыслите конструкциями?
— Да, — признался Венька.
— Совсем интересно. Я вас попрошу зайти ко мне со своими рисунками. Завтра после смены. Пропуск вам выпишут. Захватите с собой всё, ничего не забудьте.
Венька стоял бледный от неожиданно свалившегося на него счастья.
— Собрание ждёт, — напомнил Гостев.
— Ах, да простите. — Конструктор виновато посмотрел на Гостева и, кивнув Веньке, добавил: — До завтра.
Снова в красном уголке полно народу — не протолкнуться, только на этот раз Лука Лихобор на своём законном месте председателя, и оттого на сердце ощущение справедливости и порядка. Рядом на столе — серебристая модель нового самолёта.
— Товарищи, начинаем профсоюзное собрание сорок первого цеха, — громко не от волнения, а от сознания значительности этой минуты проговорил Лука Лихобор. — На повестке дня доклад генерального конструктора о новом самолёте и содоклад начальника цеха. Нет возражений? Пожалуйста.
Конструктор поднялся из-за стола, окинул внимательным взглядом обращённые к нему лица, увидел напряжённое ожидание в глазах рабочих и улыбнулся от волнения и счастья. Эти люди были не просто рабочими, воплощавшими в металл его мечту, они были его друзьями, единомышленниками, придирчивыми и требовательными.
— Смотрите, товарищи, — сказал конструктор, — вот наш с вами самолёт… Но мне сейчас хочется поговорить не о нём, а о будущих самолётах, которые очень скоро появятся в просторах нашего пятого океана. Машину создаёт не один конструктор — она плод мыслей и труда тысяч и тысяч людей, и сейчас я вам это докажу. Принесите, пожалуйста, ваше объявление о собрании.
Валька Несвятой метнулся стрелой в дверь, принёс объявление. Конструктор взял его, широко разведя руки, распрямил свернувшийся рулон бумаги, показал собранию. К ярко-красному солнцу устремился сказочный самолёт — мечта Вениамина Назарова.
— Не знаю, построит ли кто-нибудь самолёт, похожий на эту оригинальную машину, — продолжал конструктор, — не поручусь даже, сможет ли вообще подобный самолёт подняться в воздух. Но есть в нём одна линия, один узел, который мне не удавался много лёг. Посмотрите, как оригинально художник решил проблему хвостового оперения, соотношение киля и стабилизаторов, — в конечном итоге проблему точности и надёжности управления самолётом. Разрабатывая свои будущие модели, я обязательно попробую идти этим путём, и он, надеюсь, окажется весьма перспективным.
Собрание замерло: у всех на глазах происходило самое сокровенное и интересное — рождение мысли. Даже досадно стало: столько раз смотрели, посмеиваясь, на Венькины самолёты и ничего не замечали. А конструктор своим острым зрением творца в хаосе Венькиных фантазий отделил вот это маленькое, может, даже гениальное зёрнышко, полезное для будущей машины.
— Процесс создания новой модели, — рассказывал дальше конструктор, — состоит из творческих усилий тысяч и тысяч людей, и на мою счастливую долю выпала честь собрать и обобщить эти мысли, выстроить их в чёткую систему. Теперь посмотрите, что из этого вышло.
Он поднял лёгкую, почти невесомую модель самолёта высоко над столом, начал рассказывать, и всем казалось, будто конструктор читает стихи. Может, для обычных людей эта речь казалась бы научно-техническим докладом, но для Луки Лихобора и его друзей, которые свою жизнь отдавали крылатым машинам, она звучала, как поэма.
Феропонт Тимченко сидел рядом с рабочими цеха и противоречивые, сложные чувства владели его душой. В серьёзность этого собрания он не верил. Говори не говори — всё равно будет так, как решило начальство. Но после выступления Гостева ему подумалось, что решение руководства завода далеко не всесильно. Выполнение плана зависит оттого, как будет цех работать эти дополнительные полсмены: всерьёз, с полной отдачей энергии, или вполсилы. Здесь приказ утрачивает своё могущество и наиболее действенными указываются другие чувства, с которыми следовало обращаться бережно, уважительно.