Избранные произведения. Том 1

Городецкий Сергей Митрофанович

Женщинам

Заплаканные ваши очи, Жена и мать, сестра и дочь, Затмить огнем и кровью хочет Войны убийственная ночь. Но не затмить алмазов слезных Ни тьме, ни крови, ни огню. Сквозь пытку мрачных дней и грозных Придете вы к иному дню. Настанет праздник на России — То будет праздник всей земли — И — знайте — ваши дорогие Его на землю принесли. Они убиты или живы, — Бессмертны на земле они, Покуда зеленеют нивы И светят звездные огни.

Молитва воина

Не меня храни, родная, В роковом бою, Ты храни, не покидая, Родину мою. Дай ей славу, дай ей силу — Вот моя мольба. Я ж без ропота в могилу Лягу, коль судьба. <1914>

Прибытие поезда

Во тьме

еще гремели пушки, Как слишком долгий, страшный гром. Толпою тесной у опушки Они стояли под дождем. Во тьме ночной их было много, — С восхода солнца длился бой, — И крыши станции убогой Их не вместили под собой. И стало небо им палатой, А койкой мокрая земля! Солдат поддерживал солдата, И все смотрели на поля, — Там должен поезд показаться… Он их возьмет, он их умчит… Уж там шрапнель не будет рваться, Тяжелый грохот замолчит… Их там обсушат, перевяжут, Там будет и тепло и свет. Там слово ласковое скажут… А поезда все нет и нет. И терпеливо, как святые Терпели муки от врагов, Все, все для матери России Перенести солдат готов. Хоть ноют раны, хоть от жажды, От жара изнывает грудь, Но каждому стремится каждый Помочь, а сам уж как-нибудь! Кто перекрестится три раза, Кто что-то выкрикнет в мечте, — И вдруг спасительных три глаза Горят, сияют в темноте. Подходит поезд. Ближе, ближе… Снопами искр усеял тьму, Колесами все тише движет, Остановился. Все к нему. Выходят сестры из вагонов, Пред ними факелы несут. И кажется: средь мук и стонов Сонм ангелов спустился тут. <1914>

Буй-Роман

Буйнолик и чернокудр, Грозен оком и румян, А умом хитер и мудр Был могучий князь Роман. Коли верить звону струн, Коли правду пел Боян, Был кудесник и колдун Велемудрый князь Роман. Соберет свои войска, Даст в лесу укрыться им, И летит под облака Черным вороном лихим. Зорко выследит врагов И взыграет на дубу. Вои знают княжий зов, Знают добрую волшбу. И гремит победный клик, И рассеян вражий стан. И опять свой ясный лик Принимает князь Роман. А бывало и не то! Рыщет, смотрит княжий полк — Нет Романа! Верст за сто Мчится полем серый волк. Мчится он стрелы верней, Не по-волчьему удал. В стойлах вражьих у коней Глотки вырвал — и пропал. А еще бывало так: От своих летучих стай Отобьется князь. И в мрак Пробегает горностай. Средь полночной синевы Он к врагу изыщет ход И у луков тетивы, Острозубый, изгрызет. Лев и тур, орел и рысь, Все цари зверей земных, С ним равняться собрались В песнях Нестора седых. И когда в лихом бою Вражья рать в него впилась, Встретил смехом смерть свою Буй-Роман, колдун и князь. <1914>

Строитель Даниил

На галицком червонном троне Сидел со славой Даниил. Он был вторым по Соломоне, Как летописец говорил. Роман был мудр на волхвованья, А он хитер был в красоте. Какие сказочные зданья Воздвиглись по его мечте! Бывало, мимо проходили Слепцы-певцы иль мастера, Таких людей при Данииле Не упускали со двора. Художник знаменитый Авдий — Иль, по-тогдашнему, хитрец — Служить всей хитростью по правде Был приглашен в его дворец. Он храм построил величавый На дивных четырех столпах. А на столпах — людские главы, А своды — в звездах и лучах. Увы нам! Ныне неизвестно, Как Авдий стены расписал. Но в этом храме было тесно — Народ толпился и вздыхал. Князь Даниил любил затеи: Там вежу ставил до небес И рыл колодец перед нею, Там сад садил, что райский лес. Затейник мирный, был он в войнах Великодушен и суров И тучей войск давил разбойных Мир нарушающих врагов. «Будь беспощаден к рати вражьей, Не трогай мирных поселян!» Так он учил и славу нажил Своей стране средь дальних стран. «Корону на себя наденьте, Король великий, Даниил!» — Так римский папа Иннокентий Его в неметчину манил. Но Даниил был русским князем, Могучим, гордым и святым. Он в летописном мудром сказе По Соломоне слыл вторым. <1914>

АНГЕЛ АРМЕНИИ

Ованесу Туманяну

Армения

Узнать тебя! Понять тебя! Обнять любовью, Друг другу двери сердца отворить! Армения, звенящая огнем и кровью, Армения, тебя готов я полюбить. Я голову пред древностью твоей склоняю И красоту твою целую в алые уста. Как странно мне, что я тебя еще не знаю. Страна-кремень, страна-алмаз, страна-мечта! Иду к тебе! Я сердцем скорый. Я оком быстрый. Вот горят твои венцы Жемчужные, от долгих бед седые горы. Я к ним иду. Иду во все твои концы. Узнать тебя! Понять тебя! Обнять любовью И воскресенья весть услышать над тобой, Армения, звенящая огнем и кровью, Армения, не побежденная судьбой! 13 апреля 1916

Арчак

С каждым утром тополя Расцветают краше. О армянская земля, Мученица наша! Вот опять идет весна. Где же дети, девы? Гладь озерная ясна. Где, армяне, где вы? Горе озеро таит, Кости в поле тлеют. Хлеб несобранный лежит, Новый хлеб не сеют. Там, где был приют красы, Сельской жизни счастье, Бродят сумрачные псы С одичавшей пастью. С церкви сорвана глава, У могил разрытых Плачут кроткие слова На могильных плитах. И кукушка меж садов Носится, рыдает. На развалинах домов Кость шакал глодает. Две старухи под стеной Прячутся в отрёпья. Мечет ветер ледяной Седины их хлопья. Далеко стоит Сипан, Укрываясь в тучи. В буре битв сгорел вулкан И потух, могучий. Кровью к небу вопиет Сердце Айастана. Но и вечный небосвод Весь в слезах тумана Июнь — июль 1916, Арчак

Ван

Душа, огромная, как море, Дыша, как ветер над вулканом, Вдыхает огненное горе Над разоренным раем, Ваном. Какое жертвенное счастье, Какое сладкое мученье В народной гибели участье, С тенями скорбными общенье! Еще я мог пробыть с живыми При свете солнца, в полдень знойный. Но над садами горевыми Поднялся лик луны спокойный. Непобедимое сиянье, И неподвижные руины. Развалин жуткое зиянье, И свист немолчный соловьиный. Луна лавины света рушит. В садах от лепестков дремотных Исходит ладан, душу душит. Среди цветов — толпа бесплотных. Они проходят вереницей, И каждый в дом былой заходит, Как узник, связанный с темницей, Меж стен обуглившихся бродит. Их, лучезарных, много-много, Что звезд ночных под небесами. Иной присядет у порога, Иной прильнет к нему устами. Рыданья сердца заглушая, Хожу я с ними, между ними. Душа, как звездный свод большая, Поет народа скорби имя. Май — июнь 1916, Ван

Путница

Я дал ей меду и над медом Шепнул, чтоб слаще жизнь была, Чтоб над растерзанным народом Померкнуло созвездье зла. Она рукой темно-янтарной Коснулася моей руки, Блеснув зарницей благодарной Из глаз, исполненных тоски, И тихо села на пороге, Блаженством сна озарена. А в голубой пыли дороги Всё шли такие ж, как она. Май — июнь 1916, Ван

Сад

Сад весенний, сад цветущий, Страшно мне Под твои спускаться кущи В тишине. Здесь любили, целовались, — Их уж нет. Вот деревья вновь убрались В белый цвет. Что мне делать? Не могу я, Нету сил Всех вернуть сюда, ликуя, Кто здесь жил. Из колодца векового Не достать У родного павших крова Дочь и мать. Не придут со дна ущелья Сын с отцом. Жутко вешнее веселье — Смерть кругом. Я не знал вас, дети муки, Но люблю. И хожу, ломая руки, И пою. Но из пламени той песни, Из костра, Вдруг шепчу, молю: «Воскресни, Брат, сестра!» Ветвь беру я снеговую С высоты И в слезах цветы целую. Их цветы. Май — июнь 1916, Ван

Руки девы

Она упала у двери дома — Руками к саду, где тишь и дрема. Над нею курды друг друга били. Над ней глумились. Ее убили. Погибнул город в пожаре алом. Укрылся пеплом. Уснул устало. Но жизнь земная непобедима. Весна напала на смерть незримо, Ее убила цветами рая, Лучами солнца в цветах играя. В саду жемчужном иду во мраке И чую жизни угасшей знаки, И вижу руки давно убитой, В саду зарытой, давно забытой. Сияют руки в цветенье белом, Меня на помощь зовут несмело. Я к ним бросаюсь, их зову внемлю Они, сияя, уходят в землю. К земле склоняюсь — трава ночная Молчит сурово, росу роняя. Май — июнь 1916, Ван