Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)

Бём-Баверк Ойген фон

В качестве основателей, а вместе с тем и важнейших авторитетов учения, что ценность всех благ основывается на труде, обыкновенно называют два славных имени — Адама Смита и Рикардо. Это делается не безосновательно, но и не совсем основательно. Это учение действительно встречается в сочинениях как того, так и другого; но Адам Смит иногда⁷⁰³ ему противоречит, а Рикардо суживает область его действия настолько и ограничивает его такими важными исключениями, что мы вряд ли вправе утверждать, будто бы он считал труд общей и исключительной основой ценности благ⁷⁰³. А именно в самом начале своих «Начал» он категорически заявляет, что меновая ценность благ определяется двумя источниками: их редкостью и количеством труда, которого стоило их производство. Некоторые блага, как, например, редкие статуи и

картины, получают свою ценность исключительно из первого источника, и только ценность тех благ, которые неограниченно можно воспроизводить при помощи труда — а они, по мнению Рикардо, составляют громадное большинство всех благ, — определяется количеством труда, затраченного на их производство. Но и относительно последних благ Рикардо считает себя вынужденным сделать еще одно ограничение: он должен признать, что и их меновая ценность определяется не исключительно трудом, но что на нее оказывает значительное влияние и время, которое проходит между затратой авансированного труда и реализацией окончательного продукта⁷⁰³.

Таким образом, ни Смит, ни Рикардо не высказывают рассматриваемого нами принципа так безусловно, как это приписывает им распространявшаяся молва. Но все же они его высказали, по крайней мере, в известных пределах. Посмотрим теперь, какими соображениями они его обосновывают.

Здесь мы можем сделать весьма странное открытие, а именно — ни Смит, ни Рикардо совершенно не обосновали этого принципа, а постулировали таковой, как нечто, само по себе понятное. Знаменитые слова, в которых Смит высказался по этому вопросу и которые впоследствии были дословно приведены Рикардо в его собственном сочинении, гласят:

«Действительная цена всякого предмета, т. е. то, что каждый предмет действительно стоит тому, кто хочет приобрести его, есть труд и усилия, нужные для приобретения этого предмета. Действительная ценность всякого предмета для человека, который приобрел его и который хочет продать его или обменять на какой-либо другой предмет, состоит в труде и усилиях, от которых он может избавить себя и которые он может возложить на других людей»⁷⁰⁴.

Остановимся здесь на минуту. Смит высказывает эти слова таким тоном, как будто верность их должна быть непосредственно очевидна. Но в самом ли деле она очевидна? В самом ли деле ценность и труд представляют собою два так тесно связанных понятия, что мы непосредственно должны прийти к убеждению, что труд является обоснованием ценности? Я полагаю, что ни один беспристрастный человек не в состоянии это утверждать. То обстоятельство, что я трудился из-за какой-либо вещи, представляет собою один факт, а то обстоятельство, соответствует ли ценность данной вещи этому труду, — другой, отличный от первого; оба эти факта не всегда идут рука об руку — это слишком убедительно подтверждается действительностью и поэтому не подлежит никакому сомнению. Об этом свидетельствуют бесчисленные безрезультатные усилия, которые ежедневно тратятся на дела, не окупающие затраты вследствие отсутствия технической ловкости, ошибочного расчета или просто неудачи; в такой же степени свидетельствуют об этом также и те многочисленные случаи, в которых незначительная затрата труда вознаграждается большой ценностью, как, например, захват земельного участка, находка драгоценного камня, открытие золотых россыпей. Однако если даже не считать этих случаев, которые можно бы рассматривать как исключения из обычного хода вещей, то все же то обстоятельство, что одинаковые усилия различных лиц имеют весьма различную ценность, является настолько же несомненным, как и вполне нормальным фактом. Плод месячного труда известного художника сплошь и рядом имеет в 100 раз бо льшую ценность, чем плод такого же месячного труда простого маляра. Каким образом это было бы возможно, если бы труд в самом деле был основой ценности, если бы, в силу непосредственной психологической связи, наше суждение о ценности основывалось на соображениях труда и усилий, и только на этих соображениях? Или неужели природа так аристократична, что посредством своих психологических законов заставляет наше мышление оценивать усилия художника в сто раз выше, чем более скромные усилия маляра?⁷⁰⁵ Я полагаю, что тот, кто хоть сколько-нибудь соображает вместо того, чтобы слепо верить, придет к убеждению, что не может быть и речи о непосредственно очевидной внутренней связи между трудом и ценностью, как это, очевидно, предполагает приведенная нами цитата из Смита.

Но относится ли это место в самом деле только к меновой ценности, как это обыкновенно молчаливо предполагают? Я полагаю, что человек, относящийся к этому месту беспристрастно, не может этого утверждать. Оно не относится ни к меновой ценности, ни к потребительной ценности, ни вообще к какой бы то ни было «ценности» в строго научном смысле. Смит употребляет здесь слово «ценность» в самом широком, расплывчатом смысле, в котором оно употребляется в обыденной вульгарной речи, на что указывает уже употребляемый им термин (worth, а не value). Это необыкновенно характерная черта! Невольно сознавая, что эта точка зрения не может выдержать строгого научного анализа, Смит при помощи обыденной речи обращается к менее строго контролируемым впечатлениям обыденной жизни и, как показал опыт, не без успеха, о чем, однако, надо искренне сожалеть в интересах науки.

Как мало вся эта цитата может претендовать на научную строгость, вытекает, наконец, и из того факта, что в этих немногих словах заключается еще противоречие. А именно, Смит приписывает свойство служить основанием «действительной» ценности одновременно и тому труду, который можно сберечь посредством владения известным благом, и тому труду, который можно переложить на другого. А между тем эти величины, как это каждый знает, совершенно не тождественны. При господстве разделения труда труд, который я лично должен был бы затратить на приобретение желанной вещи, обыкновенно гораздо больше того труда, при помощи которого произведет ее специалист-рабочий. По отношению к какому же из этих «трудов» непосредственно очевидно, что он определяет собою действительную ценность, — по отношению к «сбереженному» или «переложенному на другого»?

Одним словом, пресловутое место, в котором наш почтенный учитель Смит вводит трудовой принцип в учение о ценности, как нельзя дальше отстоит от того, что обыкновенно видят в нем, — от великого и серьезно обоснованного научного положения. Оно само по себе не очевидно; оно не подтверждается ни одним словом, его обосновывающим; оно имеет небрежную форму и небрежное содержание вульгарного изречения; оно, наконец, само себе противоречит. Что же касается того, что оно, несмотря на все это, встретило всеобщее доверие, то, по моему мнению, оно обязано этим стечению двух обстоятельств: во-первых, тому, что его высказал такой человек, как Адам Смит, а во-вторых, тому, что он высказал его без всякого обоснования. Если бы Смит вместо того, чтобы обращаться только к непосредственному чувству, обратился хотя бы одним поясняющим словом к уму, то ум не преминул бы логично исследовать приведенные доводы, и тогда безусловно обнаружилась бы их несостоятельность. Такие учения могут побеждать только захватив врасплох.

Послушаем теперь, что говорят Смит, а за ним и Рикардо дальше: «Труд был первоначальной ценой, первоначальной покупной суммой, которая была уплачена за все предметы»⁷⁰⁶. Этот тезис почти неоспорим, но для принципа ценности он ничего не дает.

«В обществе первобытном и малоразвитом, предшествовавшем накоплению капиталов и обращению земли в частную собственность, соотношение между количествами труда, необходимыми для приобретения различных предметов, было, по-видимому, единственным основанием, которое могло служить руководством для обмена. Так, например, если у охотничьего народа обычно приходится затратить вдвое больше труда для того, чтобы убить бобра, чем на то, чтобы убить оленя, один бобр будет, естественно, обмениваться на двух оленей или будет иметь ценность двух оленей. Вполне естественно, что продукт, изготовляемый обычно в течение двух дней или двух часов труда, будет иметь вдвое большую ценность, чем продукт, изготовляемый обычно в течение одного дня или одного часа труда»⁷⁰⁷.

И в этих словах напрасно мы будем искать какого бы то ни было следа мотивировки — Смит говорит просто: «было, по-видимому, единственным основанием», «будет естественно», «вполне естественно, что» и т. д. и целиком предоставляет читателю самому убедиться в «естественности» высказанных им взглядов. Это — замечу между прочим — задача, которая нелегко дается читателю, критически относящемуся к делу. В самом деле, если вообще должно быть «естественным», что продукты обмениваются исключительно в зависимости от времени, затраченного на их производство, то должно было бы, например, быть естественным и то, что какой-нибудь редкий пестрый мотылек или редкая съедобная лягушка среди дикарей должны иметь в десять раз большую ценность, чем олень, так как обыкновенно первых приходится искать десять дней, между тем как последнего можно обыкновенно раздобыть однодневным трудом, — отношение, «естественность» которого вряд ли будет для кого-либо очевидна.

Из последних рассуждений я считаю себя вправе сделать следующий вывод: Смит и Рикардо высказали взгляд, что труд является принципом ценности благ, совсем без обоснования, исключительно как аксиому. А между тем это далеко не аксиома. Следовательно, тот, кто вообще желает удержать этот принцип, должен отказаться от Смита и Рикардо как от компетентных свидетелей и искать самостоятельного обоснования.

Весьма характерно то, что почти никто из позднейших авторов этого не сделал. Те же люди, которые в других случаях подвергали разрушающей критике старинные учения от начала до конца, для которых ни одно старинное положение не оказалось достаточно прочным для того, чтобы не подвергнуть его еще раз критике и не испытать его доказуемости, — те же люди как раз отказались от всякой критики по отношению к важнейшему основному положению, которое они унаследовали от старого учения. От Рикардо до Родбертуса, от Сисмонди до Лассаля имя Смита является единственным прикрытием, которое считали необходимым давать этому учению; лично же от себя прибавляли только постоянные уверения, что это положение истинно, неопровержимо, несомненно, но не делали никакой попытки действительно доказать его истинность, действительно опровергнуть возражения, действительно устранить сомнения. Люди, презирающие доказательства, опирающиеся на авторитеты, сами довольствуются ссылкой на авторитеты; враги лишенных доказательств утверждений сами довольствуются утверждениями без доказательств. Только очень немногие приверженцы теории трудовой ценности представляют в этом отношении исключение, и одним из этих немногих является Маркс.