Избранные

Ааронс Кэрри

Но я не собирался позволять ему забрать меня или Нору и ее семью вместе с ним.

— Что ты делаешь, идиот! Отдай его мне сейчас же. Я собираюсь исправить то, что ты, очевидно, не смог сделать. Господи, никогда не поручай маленькому мальчику делать мужскую работу.

Его слова жгли мою кожу, как сигаретные ожоги. Я так долго жил под его влиянием, день за днем питаясь одним и тем же дерьмом. И в конце концов из этого не вышло ничего хорошего. Это только доказывало, что он никогда не будет любить или заботиться обо мне так, как мне хотелось бы, и что мне нужно выбраться из-под его контроля.

Мне нужно было быть свободным.

— Если ты придашь огласке эту историю, я обращусь к прессе, — я встаю во весь рост, расправляя плечи для борьбы.

Он усмехнулся, звук был глухим и злобным.

— И что скажешь, придурок? Расскажешь им, насколько ты бесполезен?

Внутри мое сердце раскололось еще сильнее.

— Нет, я расскажу им, что ты поручил мне сделать с Норой и ее семьей. Расскажу им все грязные подробности и опишу, что ты сделал с другими членами нашего общества. Ты забываешь, что я хороший слушатель, отец… Я знаю то, чего ты не хочешь, чтобы знал кто-то другой. Твоя репутация будет запятнана… Но еще хуже для тебя, будет запятнано имя Фредерика. Ты станешь посмешищем всего Лондона, и никто из этих болтливых идиотов, которых ты называешь друзьями, никогда больше не заговорит с тобой. Так что давай, испорти жизнь Беннетта МакАлистера. Но просто знай, что если ты это сделаешь, то погибнешь вместе с ним.

Лицо отца было цвета горящих углей, темное и румяное.

— Ах ты, бесхребетный маленький засранец! Ты все испортил! Ты позорище.

Новое чувство силы проходит через меня.

— Знаешь, в твоих устах это комплимент. Я рад, что опозорил и разочаровал тебя, потому что мне вообще не следовало хотеть произвести на тебя впечатление. Ты злой, придурок с твердым желанием отомстить и не способный ни на что другое. Моей матери было бы стыдно за меня и за то, что я сделал.

— Ты ничего не знаешь о своей матери, — его голос мрачен.

— И ты тоже. У каждой истории есть две стороны, отец. Почему она изменила? Что здесь происходило, что она чувствовала, что должна покинуть нас? Возможно, я мало что помню о ней, но знаю, что это была не только ее вина. И это было не только из-за Беннетта. Мне надоело слушать твои бредни и быть твоим мальчиком на побегушках.

Его кулаки белеют от того, как сильно он их сжимает.

— Ты понятия не имеешь, каково это — быть одному. Я дал тебе все, что только может пожелать человек. И заберу это в мгновение ока.

Я знал, что он бросит в меня этот гаечный ключ.

— Ты не можешь ничего отнять у меня, мой трастовый фонд принадлежит мне. Подарок от мамы и ее семьи, если ты не забыл. Может, ты и давал мне деньги, но никогда не давал того, что положено родителям.

Всю мою жизнь меня заставляли чувствовать себя помехой или второстепенной мыслью. Он не приходил на мои соревнования, не присутствовал на днях рождениях. Деньги могли бы заставить мир вращаться, но я начинал понимать, что нет ничего, что могло бы сравниться с любовью и заботой. И, хотя я, возможно, никогда не почувствую этого так, как с Норой, я больше не собирался мириться. Не собиралась жить с ним в этом темном месте.

Не говоря больше ни слова, я развернулся на пятках и вылетел из нашего дома на Даунинг-стрит. На тротуаре было мало пешеходов, почти все уже сидели

дома и ужинали со своими семьями. То, что из моей жизни ушел еще один человек, должно было сделать дыру в моем животе еще шире. Но… этого не произошло. Наконец-то тяжесть была снята, ожидания, давление и ложная реальность сброшены с моих плеч. Я понятия не имел, куда идти и как что-то делать, когда вырос в мире, где обо всем заботились за меня. Но я во всем разберусь. Время пришло.

И я был готов.

— Приятель, просто поговори с ней. — Дрейк разворачивает протеиновый батончик, который держит в руке, и откусывает кусочек.

Я смотрю вниз, через коридор, ловя проблеск выгоревших оранжевых волос, спрятанных в ее шкафчике.

Никто из моих друзей не знает, что произошло, но они знают, что всякое общение между мной и Норой прекратилось.

— Не могу, это ничего не изменит. Просто брось это.

Я кладу учебники в шкафчик, с нетерпением ожидая окончания учебного года.

Не то чтобы я полностью знал, что буду делать в следующем году. Конечно, у меня все еще есть зачисление в Оксфорд, и я мог бы посещать и быть причастным к тому же опыту колледжа, который каждый Фредерик получал на протяжении поколений. Я мог бы продолжать жить той уютной жизнью, которая мне была обеспечена, и оставаться поближе к Лондону.

Но я пробовал что-то новое. Или, по крайней мере, я изо всех сил старался это сделать. Никогда не думал, что мне придется открыть свой трастовый фонд. Большие деньги в конце концов исчезнут, когда-нибудь в далеком будущем, и тогда я буду предоставлен сам себе. Это было одновременно и страшно, и волнующе.

— Ладно, просто не хочу видеть мою девочку такой расстроенной. Она даже шутить со мной больше не хочет. — Я заметил, что она больше ни с кем из нашей группы не разговаривает, кроме Элоизы. — И когда я смогу увидеть твою холостяцкую квартиру? Не могу поверить, что ты пошел и купил чертову квартиру!

Моей квартирке было нечем похвастаться — маленькая, с одной спальней в тихом районе Челси. Она была чистой, обновленной, с хорошей мебелью, и лучше всего… все это было моим. Я потратил на это значительную часть своего трастового фонда, но, по крайней мере, знал, что у меня всегда будет дом в городе, в котором я вырос.

— Скоро… может быть. Я действительно наслаждаюсь одиночеством, и мне не нужно, чтобы вы, придурки, приходили и все портили.

— Одиночеством? Да ладно, только не говори мне, что к тебе не приходили какие-нибудь фигуристые цыпочки и не трахались с тобой как сумасшедшие! — его глаза говорят о многом, говоря мне, что я, должно быть, сумасшедший.

— Тебе не понять

Я закрываю шкафчик, звенит звонок, и коридоры пустеют.

— Господи, приятель, прости. Я понимаю, и горжусь тобой… Знаю, что твой отец не самый простой парень.