Изгнание из рая
Шрифт:
— Ну, я думал, что как-нибудь и сам…
— Ага, сам. А про коллективизм будем писать только в газетах? Тебя же проверяло всегда сколько людей? Два, три, а то и больше? Вот и тебе не одному нужно было беседовать с ними, а вместе с нашими людьми. Есть у нас свой народный контроль? Есть. Вот и приглашай их вместе с собой. И я пойду и встану и скажу, кажется-видится. Коллективный ответ. Пусть попробуют опровергнуть. И никогда не надо оправдываться, если не имеешь провинностей за душой. Оправдываться перед негодяями — все равно что просить у скупого деньги взаймы. А теперь еще одно. На тебя нападают, а ты?
— Ну, что я? Терплю и молчу.
— Почему
— Недайкаша.
— Так. Запомним. А теперь знаешь, что сделай? Пойди на почту к Гальке Сергеевне, купи сто восемьдесят пять открыток (это, чтобы на полгода хватило) и каждый день отправляй в сельхозинститут и пиши: «Товарищ Недайкаша, как там мой вопрос?» И больше ничего. А мы посмотрим, что этот бюрократ отпишет. А что касается всех этих проверяльщиков… Зря ты их на себя брал.
— Так на меня же только и шли.
— Хоть и на тебя, а ты должен был, говорится-молвится, позвать на помощь. Объяснения ты как давал?
— Да как? Спрашивали — отвечал.
— Словесно?
— Словесно.
— А надо в письменной форме. Великое дело — документ! Когда есть документ, тогда рано или поздно увидят, кто глупый, а кто умный, кто негодяй, а кто честный человек. Что там на тебя снова свалилось?
— Какая-то гусиная комиссия.
— Видел ее?
— Еще нет.
— Увидишь — не разводи разговоров, а говори, что все им представишь в письменной форме.
— Да я же и не умею…
— Учись, говорится-молвится. Надо уметь отбиваться. А иначе что? Мухи слетятся в табуны и загрызут. Муравьи повыползают из всех нор и не дадут дохнуть. Блохи повыскакивают из собачьей шерсти и выпьют кровь до капельки. А ты стой и не шевелись, кажется-видится?
Гриша поблагодарил Свиридона Карповича за науку, а сам с горечью думал: почему это именно я должен решать все эти проблемы, когда мне надо укреплять свою семью и быть достойным Дашуньки, когда мне еще не исполнилось и тридцати лет, а тем временем, как утверждает наука, именно в этот период я должен укреплять свой организм для новых трудовых успехов, битв и побед.
С такими мыслями Гриша направился к тетке Наталке, где завтракала авторитетная комиссия, лакомясь пирожками с творогом и сметаной такой густой, что в ней бесследно утонули бы все печали мира, а что касается поджигателей войны, то ни один из них даже не тявкнул бы.
Комиссия была такая: красивая девушка, похожая на ту, разрисованную заврайфинотделом, будто родная сестра, и бородатый коричневый мужчина, в коричневых же длинных трусах (наверное, шорты?) и невидимой на его коричневом, заросшем густой щетиной торсе сетке, которая, скорее всего, годилась бы для ловли щук после нереста, а не для такого уважаемого туловища.
Комиссия как раз доедала пирожки со сметаной, девушка уже вытирала губы, а голый мужчина торопливо проглатывал последний пирожок.
— Извините, что помешал, — сказал Гриша. — Здравствуйте, я председатель сельсовета Левенец.
Девушка вскочила из-за стола, присела, словно бы кланяясь, покраснела, как мальвы за окном, прошептала:
— Очень приятно, Таисия Никитична.
— Вы ее не слушайте, — доглатывая последний пирожок, сказал голый мужчина. — Таисию Никитичну бросили на эту проверку только потому, что у Татьяны Юрьевны зять избил дочь и Татьяна Юрьевна не смогла…
12
Часть желудка жвачного животного, употребляемая для створаживания молока.
Гриша вспомнил, что у бабушки Левенчихи за божницей всегда спрятана засушенная на палочке овечья гляганка. Опустишь в кипящее молоко — и оно становится плотным — аж скрипит. Но какое дело этому голому человеку до бабушкиной гляганки?
— Что-то я вас не пойму, — сказал Гриша.
— Вы извините, пожалуйста, — краснея, сказала Таисия Никитична (Гриша предпочитал бы называть ее просто Тайкой, уж больно напоминала она румяное райское яблочко), — мы прибыли к вам с целью… чтобы… для того…
— В отношении гусей? — пришел им на помощь Гриша.
— Именно так.
— Ну что же? Гуси — это в самом деле в ведении сельского Совета, а не колхоза. Тут вы не ошиблись. Колхоз теперь занимается только тем, что индустриализуется. А гуси не индустриализуются, хоть ты их режь. Курица? Пожалуйста. Утка? Сколько хочешь. Их мы смогли засунуть в комплексы, птицефабрики. А гусь так и остался только в личных хозяйствах. Он не индустриализуется, как, к примеру, и бараны.
— По баранам будет другая комиссия, — заметил голый мужчина. — А мы только по гусям.
— Еще и по баранам будет? — встрепенулся Гриша. — Приготовим отпор! А что же интересует вас в гусином вопросе?
— Это вам скажет Таисия Никитична, — потряс бородой голый мужчина. Она возглавляет комиссию.
— Очень приятно, — поклонился красивой девушке Гриша, радуясь, что не видит ее Дашунька и не делает надлежащих выводов, — очень и очень… Так какие же ваши, гм, кгм?..
— Мне стыдно, — еще больше краснея, прошептала Таисия Никитична и умоляюще взглянула на своего бородатого голого коллегу. Застесняешься, подумал себе Гриша, разве же не застесняешься, приехав к людям с этим голым лоботрясом?
— Все очень просто, — бесцеремонно кашлянул голый мужчина. — На территории вашего сельского Совета имеется энное количество водоплавающей птицы, среди которой энное количество гусей. Так?
— Допустим, — согласился Гриша.
— Где эти гуси теперь и в каком они состоянии?
— То есть?
— У нас есть сигналы, что всех гусей ощипали и голыми пустили в Африку.
— Ага, сигналы? Подписанные?
— Это не имеет значения.
— А все-таки? Подписал Шпугутькало?
— Как это вы?.. — еще больше покраснев, прошептала Таисия Никитична.