Изнанка матрешки. Сборник рассказов
Шрифт:
И всё-таки высота, и работа на ней требует опоры, и если она внезапно исчезает…
Владимир падал.
– К контакту готов. Программа: абсолютные путешественники.
– Программу одобряю. Вероятность выживания?
– Сорок два процента.
Почти бессознательно Владимир попытался оттолкнуться от невесомой люльки и ухватиться за трубчатую стойку мачты, но не дотянулся. Его перевернуло, он увидел бурый от подступающей осени участок подмачтовой территории и ужатые с высоты фигуры друзей-монтажников, ещё не знающих о трагедии, разыгрываемой над их головами.
Хотя Миша у лебёдок, наверное, уже ощутил рывок троса. Правда, слабина пока не обозначилась, и он, прежде чем глянуть вверх, перебегает опытным взглядом батарею лебёдок.
– Не-е-ет! – хотел крикнуть Владимир, но дыхание перехватило, слёзы застлали глаза, исказив мир, в котором он так мало прожил, так мало успел, а теперь так срочно покидает его, вопреки мечтам и желанию в нём жить до глубокой старости.
Воздух туго ударил в лицо, освежил, обманул последним ласковым прикосновением, словно стремился скрасить хоть таким образом последние мгновения жизни Владимира. Нет, уже не жизни, а той неопределённости перехода из бытия в небытие…
Казалось, прошли годы, века, тысячелетия. Время огромным аморфным сгустком обволокло Владимира и замкнулось в себе.
– Выхожу на контакт. Вероятность выживания двадцать четыре процента.
Владимир падал…
– Ещё не всё потеряно, – вдруг услышал он проникновенный голос и обнаружил рядом с собой трёх странных существ.
Не будем торопить Владимира сразу же составить представление о внешнем облике этих созданий. Он, оглушённый падением, даже не удивился или не мог удивиться.
Пахнуло незнакомым, но приятным запахом. И падение остановилось. Или ему это только показалось?.. Вот ещё не крашенные перекрестия мачтовых растяжек, площадка, принявшая нагрузку второго яруса оттяжек… Рядом. Они неподвижны… Но он же падает!.. Он же падал!.. Но почему гудит в ушах от рассекаемого на скорости воздуха, рвущего полы штормовки?..
И всё-таки и площадка, и перекрестия будто замерли, а кто-то или что-то вспрыснуло в сознание, подсказало:
– Верь в реальность происходящего.
– В-вы ув-верены? – вдруг смог он даже посомневаться. Однако голос его пропал в пустоте – ни звука.
Сукщества же его прекрасно услышали и поняли сказанное им, и по разному прореагировали на вопрос.
А он тут же, отмечая какие-то вспышки и меняющиеся контуры и цветность существ, трезво подумал: «Если я падаю, то у меня так мало времени, чтобы услышать их и ответить им я никогда не смог бы… Не успел бы… Но слышу и отвечаю».
– Контакт! Реакция ускоренная, нормальная, неоднозначная. Вероятность выживания тридцать пять процентов.
«Падаю… Всё-таки падаю!..»
На глаз видно как он медленно, но смещается к земле. Неумолимо… А остальное – галлюцинация. Или мысли так быстро рождаются и умирают, а обострённые чувства отмечают каждое мгновение времени и растягивают его протяжённость? Но… Если не галлюцинации, если…
– Вы уверены? – спросил он уже чётко и с надеждой.
Они заразительно засмеялись – так показалось Владимиру.
– Вполне, – ответили.
– Но как?.. Я что-то должен сделать?
– Захотеть путешествовать с нами.
«Только и всего-то», – с облегчением подумал Владимир, так как, несмотря на обожжённые чувства, он ощущал настороженность от странного общения, наложенного на отчаянное положение, в котором он находился. Сказал:
– Мне всё равно… Лишь бы всё это… закончилось.
– Объект подавлен. Разрушающе равнодушен.
– Надо усилить игровое отвлечение.
– Вероятность выживания двадцать девять процентов.
– Э-э… Так дело не пойдёт, – замотал большой головой на длинной шее один из внезапных собеседников, которого, как неожиданно для себя выяснил Владимир, словно кто в память ему вложил, звали очень крепко – Суровый. – Так ничего не получиться! – запротестовал Суровый. – Надо обязательно захотеть. Сильно захотеть, а потом очень и очень попросить нас об этом.
– Я уже согласна, – сказала до того молчавшая Голдвуха; так её звали.
– А тебя пока не спрашивают, – недовольно буркнул Суровый, и опять покачал головой на гибкой шее. Тело у него было маленьким, неразвитым, нечеловеческим – бесформенный комок плоти.
– Почему это? – сварливо закричала Голдвуха – одна голова с расплющенной до нечёткостей в чертах физиономией и большими, как у совы крылья, ушами. – Я такая же, как и мы все, путешественница. И без меня вам опять задержаться на неопределённое время в переходном состоянии.
– Да помолчите вы! – капризно проговорило третье создание, похожее на кошку с огромным пушистым хвостом, но без ног. Оно, это создание, прозывалось Лоросом. – Серьёзное дело, а вы спорите.
– Молчу, молчу, – примирительно проворковала Голдвуха.
«О чём это они? – с горечью подумал Владимир, отмечая каждый миллиметр своего замедленного падения. – Поманили, обнадёжили…»
Он только сейчас, обладая возможностью думать и оценивать, смог по-настоящему до конца понимать суть случившегося с ним несчастья, его неотвратимость. И затянутости всего этого. Затянутости по вине этих странных существ, которые дали ему время осознать предстоящий ужас дальнейшего падения. Он же падает, а они, словно в плохом спектакле, устроили какой-то никчёмный спор. А он тем временем падает… падает…