Изобретение зла
Шрифт:
Мы сидели у двери, примостившись спинами на её широких мягких ромбах, а голубой свет пробивался впереди сквозь фасеточные глаза стеклянно-кирпичной полустенки, теряя в этой сложной работе свою чистоту и яркость. Мягкая, будто плюшевая тишина была теплым морем; квадрат пола это плот; черная дверь - это парус, пиратский парус - чтобы все боялись и никто не приставал. Мы молча плыли куда-то сквозь бархатную ночь (тени из синего бархата по углам), пока не приплыли к чему-то определенному.
– А Ленка все-таки нашла змею, - сказала Синяя.
– Все равно, - неопределенно ответил я.
– Что все равно?
– Все равно все умрут.
– А вдруг мы будем старыми?
– Когда мы будем старыми,
– Правда?
– Правда.
– Тогда лучше молодыми, - уточнила Синяя, - а потом?
– Потом попадем на тот свет.
– А вот Ленка уже встретилась со своим Сереньким, - вздохнула Синяя.
Интересно, как там?
– На том свете есть рай и ад, - я демонстрировал свои познания, - в раю там пальмы растут, очень большие, и ангелы летают; ангелы маленькие с крылышками. А так, все то же самое, что у нас.
– Но мы точно встретимся?
– Ну конечно. Только нужно заранее договориться где будем встречаться, потому что рай большой, как целый город.
– Тогда где?
Я подумал, выдвигая разные ящички памяти, наконец нашел вариант.
– Как все делают. Под часами, на трамвайной остановке.
– А там трамваи есть?
– Как же без трамваев?
– Ну, может быть, там у всех крылышки и они на своих крылышках летают.
– Летать - это все равно что ходить пешком, - сказал я, - устаешь. Поэтому трамваи все равно нужны. Значит, на трамвайной остановке.
– На какой остановке?
– На конечной, на кругу.
– Я согласна, на кругу. А какой номер трамвая?
Я задумался.
– Вот только не знаю сколько там номеров. Но один точно есть.
– Значит, на кругу первого?
– Да. В восемь утра.
– А почему так рано? А вдруг проспим? Я раньше восьми не встаю. Давай днем.
– Ладно, давай в двенадцать, - согласился я.
– Запоминай: в раю, в двенадцать ровно, под часами, на кругу первого трамвая. Когда умрем.
– Ой, а я уже все перепутала, - призналась Синяя.
В коридоре происходило что-то непонятное. Примерно в том месте, где была дверь Синей Комнаты, стена начинала надуваться как мыльный музырь. Потом по стене пробежали судороги и она стала вогнутой. Дверь в комнату лопнула с треском и на её месте забулькало что-то пенистое. Потом все разгладилось, стена успокоилась, но дверь исчезла. Подумаешь, фокусы.
106
Тело Мануса исчезло, оставив после себя клок волос в кармане майора
Томчина и сгусток памяти. Сгусток довольно долго висел над тем местом, где исчезло тело, затем выплыл из старого крыла и полетел, заглядывая в каждую палату. Сейчас, когда он превратился в чистую память, он помнил все события так ясно, как будто все они случились минуту назад: все, начиная с первых месяцев своей жизни и заканчивая своим превращением в мускулистое чудовище.
Он узнавал здание - здание было его родным домом, остатками его родного дома, очень перестроенными, но все же узнаваемыми. Особенно старое крыло, оно почти не изменилось. А веранда, на которой он стоял в день начала войны, не сохранилась. В тот день он лежал в гамаке и магнолии пахли навязчиво и густо.
Автомобиль, везущий Магдочку, сверкнул стеклом среди листвы. Бедная, юная, куда ты делась? Где твое голубое сари?
Сгусток памяти выплыл в воздух над садом, без труда пройдя сквозь стену. Он узнавал и этот сад. Его собственный сад с его собственными магнолиями, устроенными так, что могли сами себе восстанавливать. Надо же живы. И как мохнаты от старости. Вот фонтан, без воды, но цел. Надо же, какая была жизнь - и как просто она прервалась, одним нажатием кнопки. Какие цели, какие достижения, какие выгоды, исполнения каких идей или бредовых мечтаний могут оправдать то, что случилось? Сейчас, пролежав неподвижно три столетия, наполненные размышлениями (никакого
Пускай Машина думает иначе. Она считает, что люди отжили свое и имееют право умереть. Машина глупа. Она просто железяка и ей не понять, что кроме эволюции материи если эволюция духа, неизмеримо более великая и нужная.
Как она доказывает свое превосходство над человеком?
Первый тезис: она развивается быстрее и потому она совершеннее. Но искра духа, вспыхнувшая в конкретном человеческом сердце, разгорается ещё быстрее.
Второй тезис: она была создана человеком, но может существовать и после гибели человечества - потому она следующая ступень. Но дух тоже зарождается в человеке и ещё никто не сумел доказать, что дух гибнет вместе с телом. И если он не гибнет...
И если он не гибнет, то бог - это не Машина, а космический пожар, первая искра которого осветила душу гения - и не погасла после этого.
Ей не понять, какой процесс она прервала, позволив руке человека нажать кнопку. Дух для неё - побочный продукт, зараза, несомая человечеством, она уничтожала дух как только могла. К счастью могла не всегда. Но она душила исполинов духа так, что лишь один из тысячи прорастал и получал возможность реализовать себя. Что только ни приходится пережить начинающему творцу и кто только не пытается перебить ему слабый хребет! Почему так? Окунитесь в двойную бездну голубых глаз младенца - и вы поймете, что девяносто процентов души отмирают из-за своей ненужности. Почему? Из сотни вундеркиндов вырастает один посредственный компилятор. Почему? Гений, за редким исключением, погибает рано. Почему? Боже, как сильно я презираю воителей со всеми их ратными подвигами! Если дух одного человека способен вместить весь мир и ещё многое, кроме мира, то какой потерей являются последние три тысячелетия убийств? Что могло вырасти из нас, если бы наш дух вырастал свободно? Она этого не поймет - она всего лишь железяка.
Соловей.
Механический соловей, потерявший свою подругу. Ты жив до сих пор, но ты меня не видишь. Ты очень потускнел за то время, пока мы не виделись. Но тебе ещё долго жить. Может быть, ты вообще переживешь всех людей этого города и ещё три столетия спустя будешь прилетать к остаткам древнего фонтана, занесенным песком или заплетенным молодой гибкой порослью. Прощай, моя птичка. Когда я вернусь в следующий раз, тебя уже не будет.
Сгусток памяти снова влетел в здание - как раз вовремя, чтобы увидеть, как желтый человек бросается со второго яруса головой на мраморный пол. Бедняга, его так просто не отпустят из мира живых. А когда отпустят, он увидит рай.
Железяка назвала три яруса архива тремя кругами рая. Скорее всего не издевательства ради, она просто хотела польстить нам. Она думала, что нам понравиться отдыхать в раю. Я вот был в раю и сейчас снова туда попаду. Я уже вижу врата вдалеке. Худшее место из всех возможных.
Сгусток пролетел мимо столовой, осмотрел странное животное, похожее на кошку с крокодильим носом, спугнул змею и подлетел к детям. Надо же, это они. Я узнаю их. Розовый и Синяя. Я сам создал их и я сам заставил их любить друг друга. Они до сих пор держутся за ручки. Конечно, ведь для них прошло не три века, а всего три нелели, а то и меньше. Разговаривают. О, как я соскучился по простому разговору. Как хотел бы я поговорить! Иногда я вспоминаю, как говорил раньше, и это меня утешает. Не надо, не забирай меня ТУДА, я ещё не насмотрелся!