К заоблачному озеру
Шрифт:
— Ну, Николай Николаевич! — сказал Сухорецкий. — Я просто поражаюсь вашей выносливости и ловкости.
— Очень польщен, очень польщен! — прижимая руку к груди, ответил Загрубский. — Вот как там дальше будет?
Сухорецкий посмотрел на часы, потом оглядел нас всех поочередно.
— Ну, как? Двинем? — спросил он и первым встал на ноги.
Я, чтобы не терять драгоценных секунд отдыха, подождал, пока все шедшие впереди не поднялись на ноги.
Путь пролегал по выветрившимся и не представлявшим особенной
Благодаря тому, что мы были связаны по двое, Сорокин и я оказались далеко позади всех.
Гребень склона был так же, как и «Береговая скала», покрыт землей, но выше неприступным замком поднимались гряды выветрившихся камней. А вниз гребень уходил крутым куполообразным скатом, который не предвещал ничего хорошего.
Вглядываясь в следы ребят, я начал спускаться.
Но вот окончилась земля, исчезли следы, и, не заметив маркировочного листка, я сбился с дороги и очутился перед обрывом.
— Куда полез! — услышал я снизу мощный голос Шекланова. — Обратно давай, здесь тебе будет блин!
Нечего делать. Пришлось повернуть обратно к своим старым следам, где, тщательно осмотревшись, я увидел, наконец, небольшую пирамидку с указателем направления.
Сорокин безропотно следовал за мной, поражая необычайной для него кротостью характера.
Но это отклонение заняло добрый час, и поэтому, когда мы спустились вниз, едва дыша от усталости, все ребята уже отдохнули и готовились в путь.
Гусев, Загрубский и Шекланов должны были вернуться обратно в первую лагуну за оставшимся грузом. Сухорецкий отправлялся в разведку на третью скалу.
Мне и Сорокину предстояло здесь разбить лагерь и приготовить для всех ужин.
Вторая лагуна была больше первой, и ущелье уходило вверх к хребту не так круто. Довольно далеко от воды на берегу лежали огромные глыбы льда. Но каким образом они сюда попали? Очевидно, озеро, отступая, оставило на берегу несколько плавучих льдин, которые теперь медленно таяли в ущелье.
Солнце приближалось к снежным вершинам иныльчекского хребта. Нужно было торопиться.
Опростав мешки, сбросив с себя все лишние вещи, ребята налегке очень быстро двинулись в обратный путь.
Палатку мы установили на одном весле и двух, связанных накрепко ледорубах.
Сухорецкий сперва внимательно разглядывал в бинокль рыжую скалу, которую нам предстояло проходить завтра. Затем, простившись, осмотрел ледоруб, захватил с собой веревку и ушел в разведку.
Я достал из рюкзака походный примус, заправил его керосином и зажег под прикрытием двух больших камней. Примус сразу придал лагерю какую-то деловитость и уют.
Пол в
Мы успели сварить два котелка манной каши, напились чаю.
Сорокин набрал пробы камней из ущелья.
Потом мы полезли в палатку и крепко уснули.
Сквозь сон я слышал, как налетел «папаша Мерцбахер», но, защищенные от его яростных порывов склонами ущелья, мы мирно спали, подложив под себя все свободные спальные мешки.
Какая-то неведомая сила выволокла меня за ноги из палатки и бросила на острые камни.
Пока я, пяля глаза в темноту, пытался разобраться в происходящем, рядом со мной, оглашая воздух дикими воплями, очутился Сорокин.
— Мана, мана! — кричал Шекланов, подражая Акимхану. — Презренна могила их отцов! Спят низкие негодяи, а мы целый час бродим здесь по ущелью… Сюда-а! Валентин! Николай Николаевич!
Никогда я не предполагал, что один человек может произвести столько шума. Из темноты отозвались голоса товарищей.
Я торопливо принялся разводить примус. Скоро подошли Загрубский и Гусев. Оказывается, им пришлось переждать, пока не пронесся мимо бос-шамал, и поэтому в ущелье они спустились уже в глубокой темноте.
Долго им не удавалось найти палатку — обманывали в темноте огромные валуны, слабо освещенные луной. А мы с Сорокиным спали так крепко, что не слышали их свистков и крика.
В палатке зажгли свечу, стало весело и шумно. Поставив котелки на ящик с мензулой, проголодавшиеся товарищи накинулись на ужин.
Беспокоило отсутствие Сухорецкого. Мы решили, что он не успел до темноты вернуться и заночевал где-нибудь в скалах.
По словам Гусева, у лагуны оставалось вещей немного, и я с Сорокиным рано утром успею их перебросить к второму лагерю.
Прыжок
Отвага — половина спасения.
Прямо страху в глаза — и страх сгинет.
Утром я поднялся раньше всех, разжег примус, поставил чай.
Солнце еще не показалось из-за гор, но снежные вершины были уже освещены нежным розовым светом. Я подошел к воде. Так же как и первая лагуна, этот залив был у выхода в озеро забит огромными айсбергами. У берега, еле-еле покачиваясь, красовалась большая плоская льдина.
— Ветер пригнал! — решил я. И тут же мне пришла в голову мысль испробовать эту льдину для осмотра залива.