Кабинет фей
Шрифт:
Однако мальчик, ослепленный сверкающими доспехами феи Амазонки, встал на ножки у нее на коленях, пытаясь дотянуться до ее шлема. Фея, улыбаясь, сказала, будто он мог ее понять:
— Когда ты сможешь ноешь доспехи, мой мальчик, я отдам тебе свои.
Крепко обняв его напоследок, она вернула маленького принца Верховнику.
— Мудрый старец, — обратилась она к нему, — хоть ваша доброта и не осталась не замеченной мною, я все же прошу вас соблаговолить позаботиться об этом мальчике. Научите его пренебрегать мирским величием и достойно принимать удары судьбы, ибо, хотя он и рожден блистать, я все же полагаю, что счастие его скорее в мудрости, нежели в могуществе. Не в одном лишь внешнем величии заключается радость жизни человеческой, — ведь, дабы стать счастливым, следует быть мудрым, а обрести мудрость можно, лишь познав самого себя, научившись смирять желания,
Верховник и все, кто стоял вокруг, столь сконфуженные, сколь и восхищенные, не ответили ни слова на любезные речи феи Амазонки, — пребывая единовременно и в большом замешательстве, и в большой радости, они лишь смиренно пали ниц, и, пока оставались так, огненный шар мягко взмыл в средние области воздушных путей [234] , пока не исчез в небесах вместе с Амазонкой на колеснице.
Боязливые пастухи поначалу никак не решались приблизиться к кентавру — даже мертвый, он все еще вызывал ужас. Наконец, мало-помалу набравшись храбрости, пастухи решили развести большой костер и сжечь на нем труп чудовища: они страшились, что собратья, узнав о его судьбе, придут отомстить за смерть вожака. Замысел всем пришелся по душе, и, не теряя ни мгновения, пастухи избавились от гнусных останков.
234
Средние области воздушных путей. — Согласно представлениям о физике того времени, отраженным, в частности, в словаре Фюретьера, воздух делится на три области: верхнюю, среднюю и нижнюю.
Верховник отвел маленького принца в свою хижину, где лежала его больная жена; потому-то и не было на церемонии обеих его дочерей, ухаживавших за нею.
Он сказал жене:
— Вот вам, моя пастушка, дитя — любимец богов, ему покровительствует сама фея Амазонка. Впредь мы должны относиться к нему как к родному сыну и воспитать его так, чтобы он стал счастливым.
Жена Верховника обрадовалась такому мужнину подарку и посадила принца к себе на кровать.
— Хоть я и не смогу дать ему столько мудрых наставлений, сколько вы, — молвила она, — но буду воспитывать его, пока он маленький, и любить, как свое дорогое дитя.
— Этого я и прошу, — сказал старик и передал принца-малютку на попечение жены. Обе дочери пастуха, прибежавшие посмотреть на мальчика, были очарованы его несравненной красотой и изяществом и тотчас же принялись учить его своему языку. Мальчик оказался послушным и смышленым; он схватывал самые сложные вещи с такой легкостью, что немало удивлял пастухов, и за короткое время так поумнел, что лишь Верховнику стало под силу продолжить его обучение. А ведь сей мудрый старик мог научить многому, ибо когда-то был королем прекрасного процветающего государства, но владыка соседних земель, его враг, сумел тайными интригами склонить на свою сторону нетвердые умы, которые помогли тирану внезапно напасть и захватить короля со всей его семьей. Узурпатор, не мешкая, заточил их в крепости на медленную погибель.
Столь резкие перемены ничуть не поколебали добродетелей короля и королевы, стойко перенесших все нанесенные тираном удары; когда пришли невзгоды, королева ждала ребенка, теперь же благополучно родила дочь и сама пожелала вскормить ее. Были у нее еще две прелестные дочери, разделявшие все тяготы родителей, несмотря на нежный свой возраст. Прошло три года, и вот королю удалось уговорить одного из стражей, согласившегося дать ему лодчонку, чтобы переплыть озеро, окружавшее крепость, и бежать. Снабдил он его и подпилком, чтобы было чем перепилить железные прутья решеток, и веревками, чтобы спуститься из их темницы. Королевская семья дождалась ночи и без шума выбралась из крепости; слезть с головокружительной высоты по стенам помог им тот же стражник. Король спустился первым, за ним две старшие дочери, следом королева; последней же спускали малышку-принцессу в большой корзине — но увы! Узел завязали некрепко, и когда раздался тихий всплеск,
В заточении у них с королевой было вдоволь времени, чтоб поразмыслить о жизни. Там и поняли они, сколь бренно все, что зовется житейским благом. Это, вкупе с новым несчастьем — ведь они потеряли младшую дочь, — сподвигло их не искать прибежища у союзников, правивших соседними землями, где они, возможно, были бы в тягость, а поселиться, не страшась испытаний, на самой плодородной равнине, попавшейся им по пути. Там король сменил скипетр на пастуший посох, купил большое стадо и стал пастухом. Они построили небольшой сельский дом, с одной стороны защищенный горами; с другой же протекала небольшая речка, где водилось немало рыбы. Здесь было им спокойнее, чем во времена царствования; дни их протекали без печалей, и король часто говорил:
— Ах! Как счастливы были бы люди, если бы могли избавиться от честолюбия! Вот я — был король, а теперь пастух, и эта хижина мне больше по нраву, чем дворец, который я оставил.
Сей великий философ и обучал маленького принца, не знавшего о том, кто его учитель; тот же, ничего не ведая о происхождении малыша, тем не менее замечал в нем наклонности столь благородные, что никак не мог считать его ребенком простолюдинов. Ему нравилось, что мальчик почти всегда повелевает своими товарищами, внушая им почтение: то он создавал маленькое войско, то сам строил укрепления и сам же атаковал их и даже, пренебрегая опасностями, ходил на охоту, несмотря на порицания короля-пастуха. Того же все это убеждало, что мальчик был рожден царствовать. Однако оставим его, пока не минет ему пятнадцати лет, и вернемся ко двору его отца-короля.
Видя, как он состарился, принц Горбун утратил к нему всякое уважение. Он терял терпение, слишком долго ожидая наследования. Чтобы отвлечься, Горбун попросил у короля армию — завоевать соседнее королевство, чьи жители, склонные к измене, просили теперь о мире. Король охотно согласился, однако поставил условие: прежде чем выступить в поход, вся знать королевства подпишет акт, где будет сказано: если когда-нибудь вернется младший принц — а удостовериться, что это действительно он, можно по родинке на плече в форме стрелы, — то единственным наследником короны станет он. Горбун сам пожелал не только присутствовать на церемонии, но и подписать сей акт, хотя даже отец посчитал слишком суровым требовать этого от старшего сына. Однако тот, уверенный в смерти брата, намеревался, ничем не рискуя, таким способом доказать свою верность. Меж тем король собрал государственных мужей и обратился к ним с речью об утрате младшего сына; при этом он проливал слезы, чем немало растрогал всех, после чего подписал акт, а вслед за ним и самые знатные люди королевства. Государь приказал поместить акт в королевскую сокровищницу и сделать с него несколько заверенных печатью копий, дабы они служили напоминанием.
Тут принц Горбун простился с отцом и во главе блестящей армии отправился завоевывать обратившееся к нему за помощью королевство. После нескольких сражений он победил врага и захватил столицу, повсюду оставив гарнизоны и комендантов, а потом вернулся к отцу, представив тому юную принцессу по имени Карпийон, плененную во время похода.
Она была так несравненно хороша, что все, доселе сотворенное природой или воображением, меркло рядом с нею. Король восхитился, а Горбун так влюбился, что потерял покой. Но сколь сильна была его любовь, столь же великой оказалась ненависть Карпийон, ибо Горбун разговаривал с нею властно, не упуская случая напомнить, что она — его рабыня. Душа ее противилась такой грубости, посему принцесса всячески старалась избегать жестокого принца.
Король отвел ей покои во дворце и прислал служанок. Он был глубоко тронут несчастиями, выпавшими на долю столь прекрасной и юной принцессы. Когда Горбун заявил, что намерен жениться на ней, король ответил:
— Я дам свое согласие при условии, что она не выкажет ни малейшего нежелания, а то что-то, как я погляжу, рядом с вами она грустней обычного.
— Это от любви, которую она ко мне испытывает, но не решается открыть, — сказал Горбун, — робость обременяет ее. Вы увидите, как приободрится она, став моей супругою.