Кадиллак-Бич
Шрифт:
— Осторожно!
Игрок, находившийся перед номером семь, рухнул на площадку, мяч просвистел в воздухе в том месте, где только что находилась его голова. Мяч все летел, выше и выше, пока с глухим беспомощным звуком не стукнулся о перекрытие. Очко проиграно. Номер семь опустил глаза и поплелся назад к скамейке, а на корт уже выходила следующая пара игроков.
Толпа неодобрительно гудела и рвала в клочки билеты тотализатора.
— Кто сказал, что вы умеете играть?
— Валите из города, вы, бараны!
Серджо любил хай-алай. Еще больше Серджо любил свою дочь, ведь она была его единственным ребенком. Как и сам Серджо, Глория оказалась для родителей сюрпризом. Вскоре после войны танцовщица из бурлеска на Коллинз-авеню проследила за Серджо, когда тот возвращался в свою крохотную квартирку в Серфсайде. Она была без ума от офицерской формы, поэтому состоялась короткая, но горячая встреча с капитаном торпедного катера. Потом девушка узнала, что Серджо — не офицер и, долго не рассуждая, бросила его. Еще через четыре года она бросила Глорию. Оставила девочку на крыльце Серджо, вскочила на пассажирское сиденье «валианта» с брезентовым верхом и унеслась прочь в компании смазливого салонного певца.
Серджо проводил взглядом исчезающий вдали кабриолет, потом посмотрел вниз — в большие карие глаза, буравящие его. Это был лучший день в его жизни.
Они стали неразлучными. Серджо повсюду таскал дочку с собой. Зоопарк, пляж. И хай-алай. Пятнадцать лет пролетели быстро. Несмотря ни на что, она всегда оставалась папиной девочкой.
На центральном корте Вест-Палм-Бич начиналась очередная игра. Серджо наклонился к Глории, сидящей на соседнем месте.
— Посмотри на того, в желтом свитере. Толпе он не нравится, но это единственный по-настоящему энергичный игрок.
Серджо открыл официальную программу на 1961 год, провел пальцем сверху вниз по перечню участников, пока не остановился на седьмом номере.
— Тестаронда.
Серджо и Глория инстинктивно подались назад, когда Тестаронда прыгнул за мячом и врезался головой в заграждение как раз перед ними.
— На мыло! Долой с корта!
Следующий раунд. Седьмой номер вышел на линию подачи и поймал пелоту на лету. Достаточно было провести легкий скользящий бросок, однако он вложил в удар все силы, как и всегда. Он оказался так близко к стене, что мяч отскочил от нее в долю секунды и угодил прямо ему в живот. Игроки и тренеры бросились к скорчившемуся на полу игроку.
— Вонючка! Неудачник!
Серджо встал и повернулся к глумящейся толпе.
— Что б вы понимали! Он играет с душой!
— Заткнись, старый пердун!
— Папа, садись.
Серджо плюхнулся в кресло и сложил руки на груди. Глория наклонилась вперед.
— Он ранен.
— Справится. Парень крепкий.
— Надеюсь, с ним все будет хорошо.
Мгновение Серджо наблюдал за дочерью. Он никогда не замечал в ней такого взгляда. Привык считать ее «папиной девочкой», но теперь впервые осознал, что восемнадцать лет — это возраст.
Серджо встал.
— Пойдем перекусим.
— Я хочу посмотреть хай-алай.
— Надоел мне хай-алай.
— Что случилось?
— Ничего. Я проголодался.
Серджо не спеша проехал несколько кварталов до маленькой уютной пиццерии, куда всегда заходил после игры. На стенах — плакаты с рекламой пива на испанском языке и фотографиями игроков в хай-алай. Серджо взял газету, оставленную кем-то на соседнем стуле.
Скоро принесли дымящуюся пиццу. Глория начала выбирать лучшие кусочки.
— Все-таки анчоусы — самое вкусное.
— Слишком соленые.
Распахнулась дверь, и в зал вошли игроки, только что закончившие матч.
— Кого это ты разглядываешь? — спросил Серджо и сунул в рот один из отложенных Глорией анчоусов. — А, плейбои.
— А седьмой номер симпатичный…
— Играть ни черта не умеет.
— Совсем недавно ты говорил иначе…
— Я много чего говорю.
Игроки подошли к столу, двадцать — двадцать один год, не больше, атлетически сложенные, модные костюмы, жгучие латиноамериканские черты.
Глория всегда была стеснительной, но эти слова произнесла именно она:
— Ты классно играл сегодня.
— О, спасибо, — ответил седьмой номер.
— А травма?
— Небольшая ссадина, вот и все.
— Тебе часто так достается?
— Да.
— Что это за имя такое, Тестаронда?
— Липа. На самом деле я Пабло. Пабло Стормс. Рад познакомиться.
Они пожали друг другу руки.
Тем временем остальные игроки заняли большой стол в глубине бара и уже звали Пабло к себе.
— Минутку! — Он повернулся к Глории: — Не хочешь ли присоединиться к нам? — Потом к Серджо: — То есть с вашего разрешения, сэр.
— Можно, папа?
— Конечно, давай. Я все равно хотел почитать газету.
— Спасибо, папа.
Серджо поднес к глазам спортивный раздел газеты, посматривая поверх нее на стол, за которым сидели игроки и его дочь.
Ухаживание длилось недолго, всего несколько прогулок под ручку вдоль моря на закате. Время от времени Глория оборачивалась, чтобы посмотреть на отца, неизменно шествовавшего в десяти ярдах позади, и помахать ему рукой.
Свадьба состоялась на главном корте, как раз перед началом ежедневных парных встреч. Шафер вручил Пабло кольцо, и с тех пор Серджо отправился в отставку. Оказавшись глубоко вне игры, Серджо должен был признать, что энергичный Пабло ему нравится, поэтому он с легким сердцем отпустил дочь.
Глория вышла на корт и бросила букет в сторону дешевых мест. Потом подобрала шлейф свадебного платья и устроилась в первом ряду, чтобы наблюдать за следующей схваткой, которую Пабло посвятил ей, своей невесте.