Кадиш по Розочке
Шрифт:
– Мне нужно в Крым, - упрямо и немного по-детски ответил Давид.
– В Крыму хорошо. Пляжи, дамочки, господа с хрустами...
– мечтательно протянул попутчик. Послушай, студент, мы едем в Крым. Можем взять тебя с собой. Ты, конечно, не деловой. Но лишний ствол нам пригодится. Поедешь? С нами легче будет. Одному сейчас ездить не хорошо. Не то время.
Давид задумался. Конечно, эти господа, по всей вероятности, такие же бандиты, как и те, в кого он только что стрелял. Он уже имел дело с самыми разными людьми, которые убивали или собирались убивать. Чем эти господа хуже? Тем, что не пытаются красивыми словами оформить свое желание или необходимость убивать? Может, оно и честнее. А главное, с ними будет проще добраться
Говорили долго. Про жизнь, про непонятный Давиду 'фарт', который все они в Крыму 'поймают'. Внимательно и с сочувствием слушали про мытарства Давида в дороге. Расстались почти друзьями, решив дальше ехать вместе. Поезд к тому времени уже подходил к небольшому Мелитопольскому вокзалу, расположенному среди невысоких домиков.
Глава 7. В Крыму.
Вот уже второй день Давид и два его новых попутчика ехали в сторону Гнилого моря, Сиваша, отделяющего Крым от материковой Украины. Вокруг становилось все более тоскливо. Солончаки, покрытые ржавой травой. Ни деревца, ни куста. И не сказать, что холодно, но как-то промозгло, ветрено, неуютно. Хотя, и то хорошо, что из Мелитополя выбрались живые, хотя и не целые. Один из попутчиков Давида явно отходил.
В Мелитополе, как и ожидалось, поезда до Крыма не ходили. Точнее, ходили, но военные. Из Питера на помощь Севастополю, чьи морячки устанавливали советскую власть на полуострове, шли отряды моряков и солдатов. И это совершенно не радовало Давида. Среди мелитопольских обывателей ползли слухи об убитых офицерах в Севастополе. О конфликте между командованием флота и советом. О стычках по всему полуострову. О восставших матросах, убивавших не только офицеров, но всех, кто им не приглянулся.
Новые попутчики Давида, которые представились Васяткой и Штырем, проявили недюжинную расторопность. Пока Давид закупал у лотошников, толкающихся на привокзальной площади, продукты, его новые приятели где-то раздобыли (времена изменились: Давиду даже не пришло в голову спросить - где) телегу с пегой, печальной лошадью.
– Ты, студент, - небрежным тоном проговорил Штырь - Ты схавайся за городом, вон у той балки. А мы с Васяткой еще пошустрим. Понял?
– Понял, - кивнул Давид.
– Ну, если понял, то не стой здесь. Грузи, что накупил, на телегу, наше прихвати и сваливай.
Давид молча взял лошадь за поводья и вывел на улицу, состоящую из невысоких домишек с палисадниками. Деревня и только. Да и ладно. Ну, что? Почти добрались до Крыма. Теперь до Ялты. Как там-то? Целы ли? Благополучны ли? При каждом вопросе перед глазами вставали картины одна страшнее другой. Юноша старательно тряс головой, отгоняя мрачные предположения. Мысли о том, что он уже не один раз мог лежать где-то под Курском или Белгородом, да и на пути в Мелитополь, не было. Было страшно за них. А он? Что он? Как-нибудь выкрутится. Лишь бы с Розочкой все было хорошо. Лошадь, уныло шлепая копытами, шла за своим поводырем. Видимо, ее мысли тоже были не особенно веселыми.
За очередным поворотом город вдруг кончился. Давид свернул с дороги, отъехав шагов тридцать, привязал лошадку к невысокому и кривому деревцу, и уселся поджидать своих компаньонов, стараясь не думать о том, какие именно дела заставили их задержаться. Достал папироску, закурил. Минуты тянулись. По дороге время от времени проезжали телеги, проходили какие-то люди.
Внезапно со стороны центра городка послышались выстрелы. Давид быстр обернулся. По улице на звук стрельбы бежали люди, много людей. Какая-то сила подтолкнула его присоединиться к ним. Повернули на главную улицу. Возле большого, трехэтажного дома собралась разношерстная толпа: солдаты, обыватели, неизменные люди в кожанках. В центре толпы Давид увидел своих знакомцев. Облик их был совсем не праздничный. У Васи заплыл глаз, у Штыря из носа сочилась кровь. Руки у обоих были скручены за спиной. Видимо, досталось им не слабо. Рядом с ними стояли несколько вооруженных солдат и очередной обладатель кожаной куртки. 'Кожаный' вещал:
– Граждане! Прошу соблюдать революционную дисциплину! Эти грабители будут преданы революционному суду и... в расход! Но анархии и самосуда я не допущу! Расходитесь!
Толпа, пошумев еще немного, стала рассасываться. Давидовых знакомцев повели к деревянному строению, на углу центральной, Невской, улицы и небольшого переулка, названия которого Давид узнать не удосужился. Через минут десять в переулке кроме грустного часового в пыльной шинели не осталось никого.
Давид закурил очередную папиросу и подошел к часовому. Тот скользнул по нему взглядом, не обещающим ничего хорошего.
– Проходи! Здесь стоять не положено!
– Да, я и прохожу. Вот подумал: скучно, небось, стоять?
– Не твоего ума дело! Где поставили, там и стою. Проваливай!
– Да, иду я. Не кипятись. Хочешь, папироской угощу?
Часовой опасливо оглянулся. Никого рядом не было. Было видно, что курить ему хочется очень. Но случайному прохожему он доверять не собирался. Давид на показ, со смаком затянулся. Выпустил колечки дыма. Часовой сглотнул и шагнул к Давиду.
– А, давай!
Папироса мгновенно нашлась. Нашлись и спички. Солдатик затянулся и уже гораздо более благожелательно посмотрел на студента.
– А ты кто таков? По какой надобности?
– Студент я - небрежно отвечал Давид - Из Питера еду в Крым по поручению Питерских товарищей. Там сейчас сложно, - задумчиво и многозначительно добавил он.
– Ишь, ты! Так ты из наших? Из большевиков?
– А то. Поезд на станции стоит. Вот и гуляю пока по городу.
– Это, да!
– согласился часовой - Поезда сейчас идут не быстро. Но ваш-то, думаю, скоро отправят.
– Слушай, а что за шум здесь был минут двадцать назад?
– А, так это... Воров поймали. Хотели на военный склад забраться, а там охрана. Взяли их, голубчиков. Теперь до утра в подвале посидят. А там и в расход пустим.
– Это верно. С ворами так и надо - согласился Давид - А сам-то здешний?
– Не, я из под Самары. Вот контру добьем - и домой. Надоело уже все это. Дома родители старые, сестры, девка моя сохнет.
– Ничего - посочувствовал Давид - уже скоро, наверное. Ладно, пойду я еще погуляю. Рынок-то здесь есть?
– А то? По Невской иди. Там и увидишь.
Давид загасил папироску и 'прогулочным' шагом пошел к главной улице. Но, как только часовой пропал из виду, припустился почти бегом. Телега была на месте. Даже лошадь не сперли. Грустное животное печально пережевывало остатки прошлогодней травы, не помышляя о побеге. Уже счастье. Он опять взялся за повод и повел свою последнюю спутницу в балку неподалеку. Там, дав лошади немного овса (получилось тоже не с первого раза - не любят его животные), сел подумать о своих дальнейших действиях.
В принципе, лошадь с телегой есть. Есть и какой-никакой провиант. Добраться можно. До Сиваша день. Там где-нибудь переночевать, а днем, считай, уже в Джанкое. От Джанкоя дорога есть (точно есть) до Ялты. Ну, положим еще день-два. А там.... Перед глазами закружились воспоминания. Первая встреча у крыльца бабушкиного дома, свадьба, их долгие вечера в Питере, ожидание отъезда. Вся короткая совместная жизнь с Розочкой пробежала перед ним. Короткая? Да. Только другой жизни он не хочет.
А этим... как их... Штырю и Васятке он ничем не обязан. Почем, в самом деле, он должен лезть в петлю ради случайных попутчиков? По сути, таких же бандитов, как и те, которые напали на поезд. Сознание твердило, что нужно дождаться сумерек и уезжать из Мелитополя. Но... чувства говорили про другое.