Кадиш по Розочке
Шрифт:
Додик с утра до вечера мотался по городу, ругался по телефону с десятками людей, решал конфликты между рабочими, между рабочими и администрацией, выслушивал длинные доклады бухгалтера, общался с какими-то проверяющими, заверяющими, уверяющими и тому подобными непонятными людьми с грозными бумажками в карманах. За две недели, что тесть был в отлучке, он измучился, как за целый год. Но всему приходит конец.
В начале февраля двадцать третьего года в кабинет Давида ввалился донельзя довольный тесть. Он был в своем довоенном 'роскошном' пальто и шляпе-котелке. Его обычно гладко выбритые щеки покрывала двухдневная
– Ну, что, Додик, старик Алекснянский еще кое-что может, - ухмыльнулся он, развалившись в кресле напротив хозяина кабинета.
– Все вышло?
– Не просто 'вышло' - мы теперь что-то вроде поставщиков двора Его императорского величества! Будем шить на наркомат иностранных дел. Нам выделяются деньги на закупку оборудования, на закупку сырья, на изготовление продукции для посольских работников.
– Каких работников?
– Посольских. Россия больше не в изоляции. Устанавливаются связи с Германией, Прибалтикой, Италией и другими странами. Будем обшивать представителей Страны Советов, именуемой СССР.
– Ух, - только и выдохнул Додик.
– Вот тебе и 'ух'. Это не все. Помнишь, я говорил про экспортную продукцию? Это тоже можно попробовать. Только представь, какие там возможности! Нам на это дано официальное разрешение.
– А деньги? Это же потребует вложений, - прервал его Давид.
– Дадут. Столько, сколько надо дадут. Похоже, там, у Советов, тоже встречаются вменяемые люди. Я им все объяснил. Где надо подмазал, и... все вышло, как должно было быть. Давай-ка прикинь объем вложений, что покупать, как привозить. Давай, мой мальчик.
– Какие у нас сроки?
– Чем скорее, тем лучше. Деньги будут к марту. Хорошо бы к этому времени знать, куда их потратить. Кстати, твое жалование возрастает в три раза. Потому лавочку лучше прикрыть. Тем более, что остатки обмундирования ты уже переработал. Внимание к нам будет самое пристальное и не всегда доброжелательное. Нужно быть очень осторожным.
– Слушай, - продолжил тесть, хитро прищурив глаз.
– А у тебя нет коньячку или чего-нибудь этакого?
Коньяка у Додика не водилось, но какая-то настойка нашлась. Он разлили по рюмкам, нарезали принесенный из столовой огурец.
– Ну, что, Додик, - поднял рюмку Алекснянский.
– За удачу! Лехаим!
– За удачу!
Глава 12. Белые дни и черные дни
Вдоль длинного стеллажа с самыми разными мешками, ящиками, пакетами шли двое мужчин. Такими стеллажами, а то и просто штабелями было уставлено все гигантское помещение таможенного склада. Оба таможенника были одеты в полувоенные шинели. Правда, первый, постарше, был в шляпе-котелке, не особенно вязавшейся к фасону пальто, а второй, помоложе, шел с непокрытой головой. Они внимательно сверяли соответствие наименования продукта в ведомости и по факту. Удостоверившись, что в ящиках, действительно, то, что значится, старший ставил знак в бумаге, а младший накладывал печать на ящик или мешок. Какие-то мешки или ящики вскрывали и досматривали особенно пристально. Почему? Да, кто же поймет логику государственного человека в стране советов?
– Ну, здесь можно и не досматривать - устало проговорил старший таможенник.
– Это почему же?
– недовольно спросил младший.
– Видишь же, печать стоит: 'Досмотрено. Алекснянский'. Мы такие сразу пропускаем.
– А кто такой Алекснянский? Я у нас такого не знаю. И за что же ему такая льгота?
– Эх, молодой еще, - вздохнул мужчина в котелке - Я здесь еще при царе служил. Если Алекснянский сказал, что запрещенного нет, значит - нет. Не лень, так досматривай. А я дальше пойду.
– Да, я так - смутился молодой таможенник - Если не надо, так мне же лучше. Вот сургучом заклею, печати поставлю и ладно.
С этим рядом покончили быстро. Изрядные по размеру и плотно заполненные мешки с товаром получили пропуск в Европу.
– А все-таки, Алексей Антонович, кто такой этот Алекснянский?
– Директор фабрики из Гомеля.
– И что это у него за фабрика такая необыкновенная?
– Ну, как тебе сказать... Раньше было там все, как везде. Одежду они шили. Не так, чтобы очень, но люди брали. Другой-то нет. А этот Алекснянский все там переделал. Машины какие-то особые закупил, людей, даже старых портных и шорников за парты засадил учиться. И теперь шьет на всех наших послов и дипломатов, которые в буржуйские страны едут. Для правительства тоже шьет.
– А в мешках что?
– А это, брат, считай, что золотой запас государства. Шубы это из сибирского меха. Они и в Прибалтику идут, и к чехам, и к французам. Ну, не прямо, а через немцев. Уж не знаю, к кому еще. А эти иностранцы нам за это золотом платят.
– За шубы?
– За них.
– А для нас, для советских людей, не шьет?
– Почему не шьет? Шьет. Не такие фасонистые, как для буржуев и начальников, но шьет. Те-то больших денег стоят. У простого человека таких и нету. А для людей у него попроще и подешевле, чтобы купить могли.
– И что же этот Алекснянский, на таких деньжищах сидит и не ворует?
– Сам удивляюсь. Мне шурин, он в НКВД служит, рассказывал. Они лет пять за этим Алекснянским следили. Все ждали, когда он не выдержит, заворуется. Ан, нет. Чисто у него все. Так чисто, что хоть не проверяй.
– Надо же - удивленно протянул молодой - Не иначе, как очень хитрый мужик.
– Шут его знает. С этим пусть НКВД и разбирается. А наше дело, чтобы все, что в ведомости значится, соответствовало тому, что на складе. Остальное - не наша забота. Пошли, Спиридон. Работы еще вон сколько.
– Пошли Алексей Антонович, твоя правда.
Они снова двинулись вдоль бесконечных рядов стеллажей.
***
Гомельская жизнь приобрела черты, чем-то похожие на быт в бабушкином мире Бобруйска. Руина фабрики постепенно превращалась во вполне современное учреждение. К одному цеху, добавился второй и третий. Появился новый склад. Смежники, так в советском хозяйстве называли поставщиков, транспортников, кладовщиков и прочих нужных людей, без которых дело не делается, теперь были по всей стране: от Минска до Иркутска и Хабаровска. Да и за границей связи были достаточно устойчивые.