Кафе на вулкане. Культурная жизнь Берлина между двумя войнами
Шрифт:
Одним из русских эмигрантов, посещающих «Романское кафе», был Илья Эренбург. В письме, которое он написал за одним из его столов, он определил кафе как «штаб-квартиру бродячих фанатиков, космополитов и беспризорных эрудитов, излечившихся от грубого национализма». Также есть достоверные свидетельства о посещении кафе другими иностранными писателями, бывшими в Берлине проездом или жившими в немецкой столице, таких, как Т. С. Элиот, Томас Вулф, Андре Жид, У. Х. Оден и Нико Рост. Не поддается сомнению, поскольку об этом рассказывали сами герои и их рассказ был подтвержден очевидцами, что в середине 1929 года на террасе «Романского кафе» началась карьера четырех молодых кинорежиссеров, которым удалось стать триумфаторами Голливуда.
Берлин 1920-х годов был не только городом прессы, издательств, театров и кабаре, но и центром европейского кинематографа на немецком языке. К середине десятилетия в городе уже существовало более ста кинокомпаний и более четырехсот залов, которые могли принять сто пятьдесят тысяч зрителей. Некоторые из них были огромными помещениями, и почти все они располагались вокруг бульвара Ку’дамм, вмещая до полутора тысяч человек: Capitol, UFA-Palast около зоопарка, Gloria Palast. За городом, в районе Бабельсберг, вырос самый настоящий киногород, на территории которого располагалась студия Universum Film AG, или UFA, – огромная кинокомпания, выпускающая до шестисот фильмов в год.
Ежедневные газеты начали заводить специальные разделы, посвященные кино, появились специализированные журналы, возникла профессия кинокритика. Многие писатели и журналисты увлеклись новым жанром, в том числе Йозеф Рот, со временем написавший более ста критических рецензий и статей, посвященных кино. Эгон Эрвин Киш был официально направлен в Голливуд, чтобы сделать несколько репортажей и взять интервью у звезд экрана, например у Чарли Чаплина. Но не все писатели с энтузиазмом отнеслись к кинематографу: в статье, озаглавленной «Мое мнение о кино», Томас Манн отрезал: «Кино не имеет ничего общего с искусством».
Бум индустрии кинематографии можно объяснить тем, что кино предлагало достойный продукт для публики, ищущей развлечений, но ограниченной финансово. Популярная поговорка описывала это так: «За десять пфеннигов мне забьют голову глупостями». Конечно, наибольшим спросом пользовались киноленты, помогающие уйти от реальности: легкие комедии, романтические драмы, приключенческие фильмы; также очень популярны были ленты про восхождения, прославлявшие альпинизм, лыжный спорт и борьбу со стихией. Кроме того, снимали произведения, имеющие художественную ценность и сделанные в русле модных эстетических тенденций, в особенности экспрессионизма. Некоторые из них отразили золотую эпоху немецкого кино: «Кабинет доктора Калигари» Роберта Вине, а через два года состоялась премьера уже упоминавшегося фильма «Носферату, симфония ужаса» Фридриха Мурнау и «Доктора Мабузе» Фрица Ланга.
После приостановки съемок, связанной с кризисом 1923 года, производство фильмов возобновилось с новой силой: Фриц Ланг в 1927 году создал свой второй шедевр, «Метрополис», предлагающий тревожный взгляд на город будущего. Обратившись к аналогичной теме, но рассматривая ее на современном материале, Вальтер Руттман в том же году выпустил фильм про Берлин, в котором великолепно сочетались визуальный и звуковой ряд: «Берлин – симфония большого города».
Синтез картинки и звука виделся панацеей, поиск которой на тот момент велся уже немало лет. В 1922 году при участии компании Tri-Ergon («Триэргон») был снят первый немецкий фильм с записью звука на кинопленку оптическим методом – «Сельская жизнь» – со звездной сценой, в которой петух кукарекал утром на куче навоза, а стадо свиней хрюкало хором. Надпись на афише предупреждала: «Звуковое кино вредит зрению и слуху». Конечно же фильм вызвал традиционное неприятие, сопровождающее все новое. Некоторые критики даже предсказывали упадок исполнительского искусства, а профсоюзы актеров опасались сокращения рабочих мест, в особенности для музыкантов оркестров, игравших во время показа фильмов.
Немое кино и звук сосуществовали на протяжении определенного количества лет, пока в июне 1929 года в монументальном берлинском зале Gloria Palast не состоялась премьера музыкальной драмы The Singing Fool («Поющий дурак»). Это был триумфальный успех, и в кратчайшие сроки коммерческие кинотеатры Берлина убрали из репертуара немые ленты. Гвоздь в крышку гроба немого кино забьет фильм «Голубой ангел», премьера которого пройдет через несколько месяцев все в том же кинотеатре: те немногочисленные зрители, которые еще испытывали ностальгию по немому кино, капитулировали, стоило Марлен Дитрих запеть песню Ich bin von Kopf bis Fuss auf Liebe eingestellt (название песни не так просто перевести: буквальный перевод – «Я с головы до пят сотворена для любви»), написанную Фридрихом Холлендером.
Кинотеатр Gloria Palast был одним из тех «дворцов оптических изображений», в котором устраивались премьерные показы кинохитов. Он занимал два нижних этажа Романского дома I, сразу над кафе Regina (которое в те времена называлось Trumpf). Безусловно, те четверо молодых людей, о которых я упоминал ранее, часто в нем бывали. Также весьма вероятно, что в июне 1929 года они присутствовали на премьере фильма «Поющий дурак», или же видели его сразу после премьеры; не зря же они были заядлыми киноманами и почти каждый день проводили послеобеденное время на расположенной поблизости веранде «Романского кафе». Все четверо были евреями, приехали с востока и мечтали о карьере в кинематографе. На веранде кафе они планировали свой дебют.
Самый молодой был уроженцем Жешува, маленького городка на границе Австро-Венгерской империи. Он начал изучать право в Вене, но вскоре увлекся миром кино и убедил родителей отпустить его в Париж, где окончил «Техническую школу фотографии и кинематографии» (ETPC). Получив диплом, он переехал в Берлин, где принялся работать оператором на съемках различных немых фильмов. Именно такой должна была стать его роль в новом проекте. Ему исполнилось двадцать два года, у него были каштановые волосы, заостренные черты лица, изящный нос и лукавый взгляд. Звали его Альфред Циннеман, но все называли его Фред.
Еще одному посетителю вскоре должно было исполнится двадцать три года. Он был низкого роста, крепко сложенным, с открытым лбом и с таким же лукавым взглядом, как у Фреда, а еще он тоже родился в городке на окраине Австро-Венгерской империи и учился в Вене, но, в отличие от Циннемана, увлекся журналистикой. Несколько лет он проработал репортером бульварной газеты Die Stunde, но мечтой его оставался Берлин, куда он и переехал без гроша в кармане. Вначале гонораров за публикации не хватало на жизнь, и он подрабатывал по ночам в отеле Eden танцором, развлекающим элегантных дам. Кроме того, он писал сценарии для кино в качестве «литературного негра», и вот теперь ему подвернулась возможность написать сценарий под собственными именем: Самуил Уайлдер. Друзья звали его Билли.
Третий был на два года старше Билли; он родился в моравском городе Оломоуц, также входившем в необъятную Австро-Венгерскую империю. Изучал сценографию в Венской академии прикладных искусств и участвовал в создании таких фильмов, как «Голем», «Содом и Гоморра» и «Нибелунги». Затем сопровождал Макса Рейнхардта во время гастролей в Соединенные Штаты. Какое-то время он оставался в Голливуде и работал на студию Universal. Затем принимал участие в съемках фильма «Восход солнца» Ф. В. Мурнау; его имя – Эдгар Г. Ульмер – появлялось в финальных титрах в том числе как имя художественного руководителя. Он был высоким, темноволосым и кудрявым, с задумчивым взглядом. Обладая большим опытом в кино, чем все остальные, в новом проекте он должен был стать ассистентом режиссера.