Как Гитлер украл розового кролика
Шрифт:
— Скажи мне, малышка Анна, насколько высокая у папы температура?
— Не знаю, — голос Анны внезапно сорвался на визг. — Извините, мне нужно идти домой! — и она помчалась так быстро, как только могла, прямо к Максу, который как раз открывал дверь.
— Что с тобой? — спросила Хеймпи, когда Анна вбежала в прихожую. — Врываешься в дом как угорелая!
Дверь в гостиную была полуоткрыта, и Анна увидела маму.
— Мама! Я ненавижу врать! Ненавижу! Это ужасно. Почему мы должны всем врать? Я не хочу так делать!
Тут только она заметила, что
— Успокойся, — резко сказала мама. — Никому не нравится врать, но это необходимо. Я бы не просила тебя об этом, если бы в этом не было острой нужды.
— Она наткнулась на фрейлейн Ламбек, — объяснил вошедший следом за Анной Макс. — Ты ведь знаешь, как это бывает. Беседовать с фрейлейн Ламбек неприятно, даже когда ничего не надо скрывать.
— Бедная Анна! — сочувственно сказал дядя Юлиус. Он был очень тактичным человеком, и все в семье его обожали. — Твой папа просил меня передать, что он по вам очень скучает и очень вас любит.
— Вы его видели, дядя Юлиус? — воскликнула Анна.
— Дядя Юлиус только что вернулся из Праги, — сказала мама. — Папа чувствует себя хорошо. Он будет встречать нас в Цюрихе в воскресенье.
— В воскресенье? — не поверил Макс. — Через неделю? Но в воскресенье — выборы. Я думал, все будет зависеть от того, кто победит.
— Папа решил, что ждать не имеет смысла, — сказал дядя Юлиус, с улыбкой поглядывая на маму. — Я думаю, он относится к происходящему с чрезмерной серьезностью.
— А почему? Он чего-то боится? — продолжал выпытывать Макс.
Мама вздохнула.
— С тех пор как папе стало известно, что у него хотят отобрать паспорт, он беспокоится, что это может случиться и с нами. И тогда мы не сможем уехать из Германии.
— Да с чего им так делать? — удивился Макс. — Если нацисты так нас не любят, они будут только рады от нас избавиться.
— Безусловно, — согласился дядя Юлиус и снова улыбнулся маме. — Твой муж — прекрасный человек, у него богатое воображение. Но, если честно, сейчас он немного перебарщивает. Впрочем, в любом случае вы прекрасно проведете каникулы в Швейцарии. А через несколько недель возвратитесь в Берлин, и мы непременно сходим вместе в зоопарк, — дядя Юлиус был ученым-натуралистом и все время ходил в зоопарк. — Дай мне знать, если понадобится моя помощь. Увидимся!
Он поцеловал маме руку и ушел.
— Мы правда уезжаем в воскресенье? — спросила Анна.
— В субботу, — ответила мама. — До Швейцарии долго ехать. По дороге нам придется заночевать в Штутгарте.
— То есть это наша последняя неделя в школе? — воскликнул Макс.
Это было что-то невероятное.
Глава третья
Дальше все происходило как в фильме, который прокручивают в ускоренном темпе. Хеймпи целыми днями раскладывала и паковала вещи. Мамы почти все время не было дома, или она разговаривала по телефону — договаривалась о том, чтобы сдать дом в аренду и отправить куда-нибудь на хранение мебель. Дом с каждым днем все больше пустел.
К ним опять заглянул дядя Юлиус: Макс и Анна как раз помогали маме паковать книги. Он окинул взглядом опустевшие полки и улыбнулся: «Вам придется немало потрудиться, чтобы потом вернуть все на место!»
Однажды ночью Анну и Макса разбудили пожарные машины. Не одна, не две — около дюжины машин, бряцая колоколами, мчались куда-то по главной улице. Анна и Макс выглянули в окно: небо над Берлином — там, где центр города, — было ярко-оранжевым. Утром все только и говорили, что ночью сгорел Рейхстаг, где заседал германский парламент. Нацисты утверждали, что Рейхстаг подожгли революционеры и только они, нацисты, способны положить конец подобным вещам — поэтому все должны голосовать за них. А мама слышала, будто нацисты сами устроили этот пожар. И когда к ним зашел дядя Юлиус, он впервые не стал говорить, что они в скором времени вернутся назад в Берлин.
Последние дни в школе были странными. Макс и Анна не могли никому рассказать о своем отъезде. Пока шли уроки, они и сами совершенно об этом забывали. Когда Анне дали роль в школьном спектакле, она обрадовалась, а потом вспомнила, что не сможет ее сыграть. Макс получил приглашение на день рождения к однокласснику и вдруг понял, что не сможет туда пойти…
После уроков они возвращались домой, в опустевшие комнаты, заставленные бесконечными рядами чемоданов и деревянных ящиков с вещами. И решали непростую задачу — какие игрушки взять, а какие оставить. Анне и Максу очень хотелось забрать с собой тот набор с играми, который им подарили на Рождество, но он был слишком большой. Все книги и все мягкие игрушки Анны нужно было вместить в один-единственный ящик. Кого выбрать — розового кролика, верного товарища Анны с незапамятных времен, или новенькую плюшевую собачку?
Оставить собачку, с которой Анна почти не успела поиграть, было бы очень жалко, и Хеймпи упаковала ее. Макс решил взять футбольный мяч. Мама сказала: они всегда смогут попросить прислать им какие-то вещи в Швейцарию, если окажется, что придется пожить там немного дольше, чем они предполагают.
В пятницу после уроков Анна подошла к учительнице и тихо сказала: «Я не смогу завтра прийти на уроки. Мы уезжаем в Швейцарию». Фрейлейн Шмидт даже не удивилась — кивнула и сказала: «Да-да… Желаю удачи…» Элизабет тоже не выказала никакого интереса. Только заметила, что и она хотела бы съездить в Швейцарию. Но она туда никогда не поедет, потому что ее папа работает на почте.
Сложнее всего было прощаться с Гюнтером. В последний школьный день после уроков Макс привел его на обед, хотя Хеймпи уже не успевала готовить и приходилось обходиться сэндвичами. После обеда они довольно вяло играли в прятки среди запакованных чемоданов. Большого удовольствия это никому не доставило: Макс и Гюнтер пребывали в мрачном настроении, а Анна с трудом сдерживала возбуждение. Конечно, ей очень нравился Гюнтер, и расставаться с ним было очень жалко. Но в голове у нее все время вертелись мысли: «Завтра в это же время мы уже будем в поезде… а в воскресенье в это же время мы уже будем в Швейцарии… а в понедельник?..»