Как Гитлер украл розового кролика
Шрифт:
Наконец Гюнтер ушел домой. Хеймпи отобрала для его мамы вещи и упаковала их так, как умела делать только она. Макс отправился с Гюнтером, чтобы помочь ему дотащить все это до дома. Вернулся он в более приподнятом настроении: хорошо, что прощание с Гюнтером было уже позади.
На следующее утро Анна и Макс были готовы к отъезду задолго до выхода. Хеймпи проверила, чистые ли у них ногти и есть ли у них носовые платки (у Анны — два, потому что она была немного простужена) и не сползли ли у них носки.
— Один бог знает, до какого состояния вы себя доведете, — бормотала она.
— Но ведь ты через две недели к нам приедешь! — напомнил Макс.
— За две недели ваши шеи почернеют от грязи, — мрачно заметила Хеймпи.
До приезда такси делать было совершенно нечего.
— Давай пройдемся по дому в последний раз, — предложил Макс.
Они начали с верхнего этажа, а потом спустились вниз. Все в доме выглядело иначе, чем раньше: мелкие вещи упакованы, коврики свернуты; всюду лежали газеты и какие-то узлы. Анна и Макс шли и говорили: «Прощай, папина спальня!.. До свидания, лестница!.. Ступеньки, пока!..»
— Только не перевозбудитесь, — попросила мама, когда они проходили мимо нее.
«…До свидания, прихожая!.. Прощай, гостиная!» Они шли все быстрее, и Макс кричал: «Прощай, пианино!.. Прощай, диван!..»
И Анна вторила: «До свидания, занавески!.. Пока, обеденный стол!.. Прощай, дверца в чуланчик!..»
В тот самый момент, когда Анна прокричала: «Прощай, дверца!», две маленькие дверцы распахнулись, и из чуланчика высунулась голова Хеймпи. Что-то дрогнуло у Анны внутри. Когда она была совсем маленькая, Хеймпи делала точно так же, чтобы ее удивить. Они называли эту игру «Посмотри в дверную щелочку» — Анна очень любила в нее играть. Как это вдруг она возьмет и уедет? У нее на глаза навернулись слезы, она воскликнула: «Хеймпи! Я не хочу от тебя уезжать! От тебя и от нашей дверцы!» Это прозвучало довольно глупо.
— Ну, дверцу я не могу упаковать в чемодан, — заметила Хеймпи.
— А ты точно приедешь в Швейцарию?
— А что мне остается делать? — спросила Хеймпи. — Твоя мама уже вручила мне билет на поезд. Он лежит у меня в кошельке.
— Хеймпи, если в твоем чемодане вдруг окажется место — только если места будет достаточно… Ты не могла бы захватить наш игровой набор?
— Если, если, если… — ответила Хеймпи. — Если бы да кабы во рту росли грибы…
Больше она ничего не сказала.
Зазвонил дверной колокольчик. Приехало такси, и времени больше ни на что не оставалось. Анна обняла Хеймпи.
Мама сказала:
— Не забудь, пожалуйста, что в понедельник придет человек покупать пианино, — и тоже обняла Хеймпи.
Макс никак не мог найти свои варежки, хотя они все это время лежали у него в кармане. Берта плакала. Неожиданно пришел садовник и пожелал им счастливого пути. Когда таксист уже собирался тронуться с места, к машине бросилась маленькая фигурка. Гюнтер! Он что-то держал в руке. Через окно он сунул Максу пакетик и что-то сказал про свою маму. Слов было не разобрать: такси уже тронулось с места. Макс закричал: «Пока!» — и Гюнтер замахал в ответ. Пока они ехали по своей улице, Анна еще могла видеть дом, и Хеймпи, и Гюнтера, машущего им вслед… Еще можно разглядеть кусочек дома… Такси проехало мимо Кентеров. Те как раз шли в школу. Питер и Марианна разговаривали друг с другом и не видели Макса и Анну… Вот и конец улицы. Но сквозь деревья еще был виден краешек дома… Такси свернуло за угол, и дом исчез из виду.
Все-таки это было странно — ехать на поезде с мамой, но без Хеймпи. Анна немножко нервничала — боялась, что ее укачает. Когда она была маленькой, ее постоянно укачивало в поезде, и даже когда она повзрослела и переросла эту слабость, Хеймпи всегда брала с собой в поезд бумажный пакет — на всякий случай. Есть ли у мамы с собой бумажный пакет — если вдруг что случится?
В поезде было полно народу, и Анна с Максом радовались, что им достались места у окошка. Сначала они смотрели на мелькающий за окном серый пейзаж, но пошел дождик. Они стали наблюдать, как шлепают и медленно стекают по стеклу капли, однако это им скоро наскучило. Что теперь? Анна краешком глаза взглянула на маму. У Хеймпи на такой случай всегда было припасено несколько яблок и конфеты.
Мама сидела, откинувшись на сиденье. Уголки ее губ были опущены, и она невидящим взглядом смотрела на лысину незнакомого мужчины напротив. На коленях мама держала дамскую сумочку, которую они с папой привезли из какой-то поездки. На сумочке был нарисован верблюд. Там лежали билеты и паспорта, и мамины пальцы так сильно ее сжимали, будто хотели вдавить морду верблюда внутрь.
— Мам, ты его раздавишь, — тихо заметила Анна.
— Что? — мама наконец поняла, что Анна имела в виду и чуть расслабила пальцы. Глуповатая и довольная морда верблюда, к облегчению Анны, приняла обычные очертания.
— Вам скучно? — спросила мама. — Мы сейчас поедем через ту часть Германии, где вы никогда не бывали. Я надеюсь, что дождик скоро кончится, и вы сможете всё увидеть.
На юге Германии всюду растут фруктовые сады, сказала мама. Километр за километром — сады и сады.
— Если бы мы отправились в путешествие чуточку позже, то смогли бы увидеть, как они цветут.
— Может, уже что-то зацвело? — с надеждой спросила Анна.
Но мама считала, что для цветения еще рановато, и лысый мужчина согласно кивнул. Вообще, это очень красиво, сказали мужчина и мама. Как бы Анна хотела увидеть цветущие сады!
— Но потом мы ведь это увидим?
Мама чуть помедлила с ответом:
— Надеюсь.
Дождик все не переставал. Анна и Макс решили играть в загадки. Мама тоже играла с ними — и с большим успехом. Хотя в окно они почти ничего не видели, но, когда поезд останавливался, до них доносились голоса людей, говоривших с непривычным акцентом. Иногда даже трудно было понять, что именно говорилось. И Макс придумал на остановках обращаться к людям с необязательными вопросами: «Это Лейпциг?» или «Скажите, пожалуйста, сколько сейчас времени?» — только для того, чтобы еще раз услышать, как звучат слова.
Обедали они в вагоне-ресторане. Это было так здорово — выбирать в меню блюда, которые тебе нравятся. Анна заказала сосиски и свой любимый картофельный салат. И ее совсем не тошнило!
После обеда они с Максом ходили из одного конца поезда в другой, а потом стояли в коридоре. Дождь лил сильнее, чем раньше, и очень рано стемнело. Если бы даже фруктовые сады и цвели, Анна и Макс все равно не смогли бы это увидеть. Некоторое время они развлекались тем, что наблюдали за собственным отражением в стекле на фоне несущейся мимо темноты. А потом у Анны заболела голова и потекло из носа, будто из солидарности с дождиком за окном. Она забралась обратно на сиденье и мечтала только о том, чтобы они скорее прибыли в Штутгарт.