Как ограбить швейцарский банк
Шрифт:
– Я вернусь туда. Слушай, ты там смотри не раскисай. Я знаю, что тебе несладко, знаю, что, когда ты в тюрьме, трудно не думать о худшем.
– Я не думала, что такое со мной может случиться…
Вот-вот расплачется. Сальвиати не знал ее такой. Он вырастил ее один; однако ему так и не удалось нащупать уязвимое место, с которого можно было начать путь к пониманию дочери. В пору ее детства у них были свои шутки, свои привычки. Но потом Лина выросла. А за привычкой удобно прятаться.
– Ты должна стараться думать маленькими порциями, Лина. Ты должна думать о ближайшем часе, а потом, ночью, об утре, а утром – о второй половине дня. Вам когда-нибудь позволяют выходить?
– Время от времени. Но меньше, чем раньше.
– Там, где вы, это было бы слишком рискованно? Молчание.
– Я… я не могу ничего сказать.
– Конечно.
– Обещай мне кое-что, папа.
Папа. Сальвиати казалось, что он вернулся на тридцать лет назад.
– Говори.
– Если станет слишком трудно, ты скажешь об этом Форстеру? Скажешь, что это невозможно?
– Лина…
– Если тебя схватят, что ты будешь делать?
– Меня не схватят, Лина. Молчание. Кто-то ей что-то говорил.
– Теперь мне надо с тобой прощаться. Завтра мне дадут позвонить снова.
– Хорошо, – Сальвиати попытался быть несерьезным. – Знаешь, я уже справляюсь с этим мобильником. Кто бы мог подумать, а?…
Но
В последнее время плотики не возвращались. Трезальти стал маловодным, потому что давно не было дождей. Но в глубине сердца Контини опасался, что отмели ручья отражают его душевное состояние. Желание бежать, остаться одному с неизменными делами своей жизни. Никаких клиентов, никаких ограблений, никаких слов.
Он пустил пять плотиков, один за другим, быстро. Течение вывело их из ямы, вниз по маленькому водопаду. Потом Контини потерял их из вида.
Было шесть вечера. Сентябрь убегал чередой одинаковых дней. Теплое солнце, как неподвижная точка посреди неба, ни облачка, и только немного ветра к вечеру. Несколько минут Контини рассматривал струи Трезальти, потом повернулся и пошел в сторону дома.
На веранде его ждал серый кот. Он впустил его и лег в гамак, висевший в углу гостиной. Вокруг царил обычный успокаивающий беспорядок: фотографии лис, треснутые вазы, стулья из ивовых прутьев… Контини не сиделось на месте, он хотел дать выход своему беспокойству. Он поднялся. Кот в недоумении смотрел на него с порога.
А может, ты просто боишься грабить банк, Контини? Ну и что? Не имею права? Он взглянул на коллекцию кактусов, дотронулся до колючек аферокантуса. Решил затопить камин. Кот удивился. Еще лето, сыщик. Не важно, кот, мне нужна осень. И знаешь, еще что? Не исключено, что я побалуюсь чайком.
Через пять минут Контини уселся в одно из кресел перед камином, пока кот сворачивался клубочком на другом. Он закурил пятую сигарету за день и обжег язык первым глотком чая. Выдохнул и пошел ставить пластинку Брассенса.«Parlez-moi de la pluie et non pas du beau temps…» [40] Гитара аккомпанировала потрескиванью огня. Контини поставил чашку на столик у кресла. «Le bel azur me met en rage, car le plus grand amour qui me fut donné sur terre je le dois au mauvais temps… il me tomba d\'un ciel d\'orage…» [41]
Контини нахмурился. Снова взял чашку и стал смотреть, как пар от чая смешивается с сигаретным дымом. Подумал о Франческе. Как они познакомились. Ночь, горная деревушка, гроза… языки пламени в камине рисовали общие места любви. Но беда в том, подумал Контини, что эти общие места истинны.
Может быть, ему и Франческе было нужно именно это. Гроза. Может быть, слишком долго они жили, как говорил Брассенс, в дурацкой стране, где никогда не идет дождь. Но уж точно, подумал он, гася сигарету, уж точно ограбление банка – не та буря, которая нам нужна.
Что делать? Контини не мог пойти на попятный. Запретить Франческе помогать им? Трудно… Девушка она упертая. Даже от Джионы ему никакой пользы: звук и отзвук, что за белиберда? Контини с ним говорил о грабежах, а старый псих откликался колоколами!
Последний шанс избежать катастрофы – разговор с Марелли. Два дня осталось до встречи в офисе Контини, обещанной Форстером. Там должен быть и Элтон, чтобы надзирать, но Контини был уверен, что Марелли попытается дать им зацепку.
– Мы должны воспользоваться этим, – сказал он тем же вечером Сальвиати в гроте Пепито, за бифштексом.
– Вижу, ты еще надеешься избежать ограбления.
– Конечно! Это тебя удивляет?
– Нет. – Сальвиати покачал головой. – Но я не строю иллюзий.
– Я уверен, что Марелли захочет дать нам зацепку.
– Тогда Элтон ее тоже заметит.
– Нет, по-моему, он спросит у Лины. Он скажет нам что-то такое, что только ты и Лина можете понять. Знак, взятый из вашей жизни, выражение, которое вам о чем-то говорит…
– Как знать.
Контини не понимал, отчего Сальвиати так уклончив. Он будто уже хотел совершить его, это ограбление, словно загорелся замыслом.
– Ты мне обещаешь, что постараешься уловить сигнал?
– Конечно, но, по-моему, не будет никакого сигнала. Надо нам готовиться к делу. Кстати, я дал Филиппо Корти задание по наблюдению за объектом.
– По наблюдению? – Контини поднял брови. – Ты что, рассказал ему свой план?
– Нет еще. Но я сказал ему снимать, как входят и выходят служащие. Это мне нужно.
– А если его застукают?
– Не застукают, я ему хорошо объяснил, как действовать. А к тому же это самая легкая задача. Самое трудное достанется тебе.
– Мне? Сальвиати отпил вина.
– Ты должен будешь описать мне внутреннее устройство банка. Расположение кабинетов и так далее. И, если получится, помочь мне занести туда пару предметов.
– Внутрь? Предметы? – Контини чувствовал, что не успевает осмыслить надвигающиеся события. – Но зачем?
– Я тебе объясню потом. Но пока скажи, ты сумеешь помочь мне?
Контини задумался. По работе ему часто приходилось проникать в помещения с ограниченным доступом, более или менее законным путем. Но со взломом – никогда, и уж тем более в банк.
– У них там, наверно, куча охранных устройств.
– Мм… К сожалению, да. Хотя на самом деле меня интересует зона кабинетов, а не подземное хранилище или сейф.
Небольшой банк. Через него проходит много людей. У Контини для таких случаев были свои помощники. Толика удачи – и он мог направить человека внутрь почти что законным образом.
– Кажется, есть одна мысль. – Сальвиати посмотрел на него вопросительно. – Ну, у меня тоже есть свои маленькие секреты…
– О, да ладно!
– Сначала мне надо проверить пару деталей.
– Когда ты узнаешь, удастся ли тебе проникнуть в банк?
– За пару дней. Более или менее наверняка – к встрече с Марелли.
– Подождем. Я больше не хочу идти на риск. Не могу играть с Линой, понимаешь?
Контини кивнул, подавая знак Джокондо принести два кофе.
– Я слишком много играл, – продолжал Сальвиати. – До рождения Лины у нас с Эвелин была куча планов. Я тебе про это уже рассказывал?
– Нет… О планах – нет.
– Но про жену говорил. Эвелин выросла в деревне, где я теперь живу, в Провансе.
Контини заметил, что Сальвиати понизил голос, хотя грот был почти пуст. Даже когда светит солнце, в сентябре с гор спускается сырость. Они сидели за отдаленным столиком, почти у подножия скалы, и оба были в пиджаках.
– Я собрался менять жизнь уже тогда, хотел найти работу. Дочь, семья, все это мне нравилось до безумия. Будто в детство вернулся и в то же время стал взрослым. – Сальвиати зажал чашечку с кофе в ладонях, словно хотел защитить ее от непогоды. – Но ты ведь знаешь, как бывает. Лина родилась, и я отложил решение. Первое время нам нужны были деньги. Потом Эвелин… потом моя жена погибла.
– Как это произошло?
– Несчастный случай. В машине. Вначале ее семья мне помогала. Но я больше не мог там жить. Я продолжал красть и брал Лину с собой. Я играл с ее жизнью, понимаешь, вот что я сделал…
– В конце концов ты вернулся.
– Но прежде попал в тюрьму. И вынужден был покинуть Лину, которая покуда шла своей дорогой… и навлекала на себя беды. Потом я вернулся, да, вернулся в деревню Эвелин. Только без Лины.
– Когда она ушла?
– Не сразу, постепенно, как всегда. Она не хотела, чтобы я менял жизнь. Вот смех-то, да?
Контини кивал, попивая кофе.
– Как бы там ни было, сейчас я ее снова нашел. Посреди всего этого бардака я нашел дочь. И не хочу терять ее еще раз.
– Мы ее не потеряем. – Контини положил ему руку на плечо. – Вот увидишь, мы ее не потеряем.Лина Сальвиати начинала терять счет дням. Чем дальше, тем больше они расплывались в дымке, становились похожими друг на друга. Сколько ее и Маттео уже держали в плену? Месяц? Год? Десять лет? Было бы легко пасть духом, махнуть рукой на последнюю опору – доводы разума. Но Лина старалась не терять почву под ногами и делала вид, что верит в замысел Маттео.
– Это наш последний шанс, – говорил он ей. – Мы должны передать сообщение, подать сигнал твоему отцу и Контини.
– Нелегко это, по-моему…
– Нам надо что-то придумать.
У Лины не находилось слов, чтобы описать отношения с Маттео. Еще несколько недель назад она была с ним незнакома. Потом они провели вместе те долгие дни в долине Бавона, пока не решились на Большой Побег… А теперь? Теперь шли дни, а она видела только Маттео да Элтона, Элтона да Маттео. Сидя взаперти в четырехкомнатной квартире в Тессерете, неподалеку от дома Форстера. Они с Маттео превратились в этакое единое существо, думающее двумя головами. Они угадывали мысли, страхи, желания друг друга. Превращались в чудовище?
– Я не знаю, на сколько меня еще хватит, – сказала она Маттео, заранее представляя себе, что он может ответить.
– И все-таки… – начал он. Но его прервал Элтон. Цепной пес Форстера стал менее церемонным в последние дни. Он приобрел привычку отдавать приказы, внезапно распахивать двери. Он обратился к ним тоном человека, которому время дорого.
– Вы готовы?
– Готовы к чему? – проговорил Маттео.
– Мы должны ехать. Послезавтра Марелли встречается с Сальвиати и Контини.
– И что? – спросила Лина.
– Контини может обнаружить этот дом. Вы ведь не хотите, чтобы нас нашли, правда? – осклабился Элтон. – Бодрее, ребята… увидите, новое убежище вас удивит!
Элтон приказал им собрать вещи и вышел из комнаты. При всей своей напускной хамоватости он был обеспокоен. То, что ограбление отложили, означало, что пара заложников останется под его надзором еще на три месяца. А это будет нелегко. Безвылазно в тесных помещениях, максимум одна прогулка под строгим присмотром. А если у них случится нервный припадок? Элтон надеялся, что без этого обойдется. Но главное, он хотел, чтобы обошлось без побега.
Он снова поднялся из полуподвала в гостиную, где Форстер ждал его, стоя перед окном.
– Как они? – спросил Форстер.
– Нервничают.
– Ну, надеюсь, они не попытаются опять бежать. Элтон поразмышлял над этим, тщательно подбирая слова.
– Не думаю, что попытаются. По-моему, они уповают на благоприятный исход ограбления. И важно, чтобы они в это верили.
– Мм, да, – пробурчал Форстер, поворачиваясь к своему помощнику. – И ты должен будешь сделать все, чтобы веры у них не убавилось. Виски выпьешь?
– Рановато вроде…
– Тебе же хуже. – Форстер подошел к буфету и налил себе полстакана, безо льда. – Так или иначе, нам пора переходить в наступление.
– В смысле…
– В том смысле, что такого шанса, как это ограбление, больше не будет. Если Сальвиати возьмет эти деньги, мы их у него отнимем!
– Вы имеете в виду…
– И мы должны это сделать сразу же, чисто, не оставляя следов.
– Вы имеете в виду, что мы не должны ждать, пока сам Сальвиати отдаст нам украденное, чтобы затем…
– Не рассусоливай! Говорю же тебе, мы будем там, у банка. Как только он выйдет с деньгами, мы его остановим и заберем их.
– Но он не позволит, чтобы…
– Мы предъявим убедительные аргументы. Потом, заполучив деньги, мы должны покончить со всей этой историей. Вопросы есть?
– Нет. – Элтон выпрямил спину. – Я понял. Тем не менее должен напомнить, что нам неизвестны подробности плана Сальвиати. И если мы хотим вмешаться, нам надо…
– Да, нет необходимости, чтобы ты мне о чем-то напоминал. Понятно, что нам нужна информация.
– И возможно, – Элтон кашлянул, – возможно, вы уже подумали, какие действия мы можем предпринять, чтобы получить эту информацию?
– Это нетрудно: у каждого есть слабое место. Стоит найти его, и главное, считай, сделано. Достаточно ударить по нему.
– А вы уже определили слабое место Сальвиати?
– Может быть. – Форстер опрокинул в горло остаток виски. – Скажем так: я хочу прощупать кое-что.6 Пленник
Из окна доносились звуки с озера. Жужжание катера, плеск воды, бьющейся о мол, крики чаек. И свежий ветер, колеблющий листы бумаги на письменном столе. В комнате – три пары глаз, устремленных на него, три лица, внимающие каждому его слову.
Маттео Марелли долго набирал воздух, прежде чем заговорить. Он знал, что этот разговор будет сложным, как шахматная партия. Он должен был дать зацепку Сальвиати и Контини так, чтобы Элтон ничего не заметил. Ему нужно было подать знак, чтобы сообщить о новой тюрьме, где ему и Лине – судя по всему – предстояло провести больше двух месяцев.
– Я закрою окно, – сказал Контини.
Маттео кивнул. Ему было жаль терять эти ощущения свободы – озеро, солнце, ветер. Но главное – думать о настоящей свободе.
– Как вы знаете, – начал он, – я работал в «Юнкере»…
– Кстати, – прервал его Элтон, – вы записываете беседу?
– А какая вам разница? – отозвался Контини.
– Никакой. Это лишь слова. А если вы захотите проследить за нами, когда мы выйдем отсюда…
– Мы не будем за вами следить, – сказал Сальвиати.
– Хорошо, потому что иначе Лина…
– Мы же сказали, что не будем за вами следить. Элтон несколько секунд смотрел на Сальвиати.
Потом обратился к Маттео:
– Давай, Марелли, объясни, почему никакой опасности ограбление нам не сулит.
– Как я уже говорил, – продолжил Маттео, – я работал в «Юнкере» незадолго до того, как туда взяли Рето Коллера. Он привел с собой немало клиентов. Я обнаружил, что у пары из них деньги с душком и что деньги эти будут приходить порциями, в малозаметные филиалы. Вот все, что я знал.
– Тебе была известна и сумма, – сказал Сальвиати.
– Да, в общей сложности больше ста миллионов франков. И в частности, десять миллионов – в бел-линцонское отделение. Но я не знал, когда именно. Так же как я не знал, что доставку денег отложили на декабрь.
– Лина тоже об этом не знает?
– Нет, – Маттео покачал головой. – Пока не знает.
– Она не должна об этом знать! Она не выдержит мысли, что…
– Сальвиати, – перебил его Элтон. – Мы здесь не для того, чтобы говорить о вашей дочери.