Как ограбить швейцарский банк
Шрифт:
– Я говорил серьезно.
– Серьезно? Контини кивнул.
– Ты, значит, собираешься ограбить…
– Да.
– …банк?
– Да.
Джиона налил каплю настойки в кофе.
– Нельзя тебя бросать одного, так?
Контини вздохнул. Порой Джиона казался именно что старым безумцем. А может, он таким и был и оттого обладал особым знанием. Контини рассказал ему о Жане Сальвиати, о шантаже Форстера и о замысле украсть десять миллионов в «Юнкер-банке». Джиона его не прерывал. Выслушав все, пробормотал:
– Почему ты мне раньше об этом не говорил?
– А что бы ты мне мог сказать?
– Это нелегко… – Джиона ворошил кочергой угли в камине. – Если вы не сумели освободить дочь и если этот Форстер настроен серьезно…
– Он настроен серьезно. Судя по письмам, которые Жан видел в его доме, у него проблемы с деньгами.
– И стало быть, он хочет ограбить банк.
– Да.
– То есть хочет, чтобы это сделали вы. А если бы вы отказались?
– Жан говорит, что Форстер был бы готов на все. Да и Лина у него в руках.
– А этот Форстер не боится, что на него заявят в полицию?
– Кто? Вор на пенсии и, с позволения сказать, детектив? Да и в любом случае у нас не было бы никаких доказательств.
– Мм… – Джиона сгреб угли и передвинул полено. – Однако есть в этой истории второе дно.
– И что же это?
– Вы, можно сказать, банда. Группа дилетантов… Сколько вас?
– Пятеро. Я, Жан, Франческа и двое Корти, Филиппо и Анна.
– Группа. Но заводилы – ты и вор, Сальвиати. Вы двое.
– Мы? По милости Форстера! Если бы не он, Сальвиати был бы в Провансе.
– Но он вернулся. И нашел тебя. Теперь ты хотел бы увильнуть, но не можешь.
– Яне…
Контини осекся на полуслове. Джиона был прав. В этом ограблении ему не хотелось участвовать. Он чувствовал, что это ошибка. Но с самого начала он заткнул рот своей интуиции.
– Ты прав. Я бы не хотел грабить банк. Но я хочу помочь Жану.
– Он позвал на старт, ты отреагировал. Теперь вы работаете вместе. Ты больше не Контини, парень. Запомни: в этой истории ты – Контини и Сальвиати.
– Что ты хочешь сказать?
– Но еще ты по-прежнему – Контини и Франческа. Перед собой ты имеешь Сальвиати и Форстера, когда-то они были связаны по работе, связь сгорела, но из нее выросло это дело. А кроме того, у тебя Филиппо и Анна. Другая пара.
– Прости, Джиона, я не разберу, к чему ты клонишь…
– Это все работает, как колокол… – бормотал Джиона, неотрывно глядя в огонь: могло показаться, что он засыпает. – Как звук колокола, звук, который ты не можешь заглушить…
Контини смотрел на него внимательно. Не понимал ни слова.
– Звук колокола всегда двойной. Когда слышишь звук, ты должен ждать отзвук. Так работает эта штука, так и у тебя с Сальвиати. И ты должен думать в этом русле.
– Но что я должен делать?
– Ничего. Будь начеку, чтобы не упустить отзвук. И… да, кстати, ты вроде сказал, что Форстер даст вам поговорить с этим Марелли?
– Да, он обещал. Но пока не объявлялся.
– Марелли был с Линой, правильно?
– Да. Я думал, это он ее сторожит. Но потом, в той эсэмэске с просьбой о помощи, она написала нам, что Марелли держат в плену, как и ее саму.
– Вы потребовали объяснений от Форстера?
– Он сказал нам, что Марелли вне игры. А к тому же кое-что еще заставляет меня задуматься – то, что Марелли и дочь Жана созванивались до ее похищения.
– Ну и что это может означать?
– Возможно, похищение вначале было ложным. Возможно, Лина и Маттео были знакомы и попытались одурачить Жана… пока Форстер не одурачил их самих.
– Лина и Маттео. Понимаешь? Лина и Маттео. Только он может привести тебя к ней… и помочь избежать ограбления. Ты должен поговорить с Марелли.
– Но что он может сказать мне, ведь они оба пленники!
– Отзвук, мой мальчик, ты должен услышать отзвук колокола…
Филиппо Корти знал, что, когда перед тобой двадцать пятнадцатилетних подростков, слабину давать нельзя. Если ты не готов больше, чем на сто процентов, они тебя уничтожат. Уникальное созвучие класса замешано на очень многих вещах. Если в коллективе есть один или несколько лидеров, нужно смотреть, что это за люди и какие у них отношения с власть имущими.
И если власть имущий минувшим вечером спорил с женой, лег поздно и спал плохо, то у него вполне может сильно разболеться голова. И тогда откуда взяться хорошему настроению?
– Это нетрудно, Шейла, – сказал Филиппо девушке, что стояла перед ним. – Я тебя спросил, что такое химическая реакция, процесс, который происходит постоянно в повседневной жизни… ну, подумай хорошенько.
– Со мной – никогда не происходит, – пробормотала Шейла, глядя на носки туфель.
Класс засмеялся, и этот смех отозвался болью в голове Филиппо.
– Хватит! Тишина! Так-то вы помогаете своей однокласснице?
Шейла была одной из самых робких. Филиппо ей симпатизировал, несмотря на ее тупость.
– Извините, господин учитель, – сказала девушка, поднимая глаза. – Возможно, я знаю, что такое реакция химии.
– Химическая реакция.
– А я что сказала?
– Ладно, не важно. – Филиппо коснулся висков. – Скажи, что это такое?
– Это когда элементы смешиваются. Наверно, из класса пришла подсказка.
– Какого рода элементы?
– Не знаю… вещи или предметы. Или люди, то есть жизненные элементы.
Филиппо поднял брови:
– Жизненные элементы?
Шейла снова опустила глаза к туфлям. Филиппо провел рукой по бороде, вызывая в памяти определение.
– Химическая реакция есть преобразование материи, которое происходит без измеримых изменений массы. И что же имеет место, в точности?
– Изменяются атомы, – крикнул кто-то из учеников.
Филиппо сморщился. Надо было аспирин принять.
– Да какие там атомы. При преобразовании один или несколько изначальных реагентов меняют свою структуру и исходный состав, чтобы породить продукты. Но внимание: химические реакции не вызывают изменение природы материи, они затрагивают исключительно изменения связей между атомами. Понятно?
Никто не ответил. Филиппо вздохнул. Посмотрел в окно. Потом повернулся и в этот момент увидел за дверным стеклом загорелое лицо Жана Сальвиати.
Встреча, подумал он. Черт, у меня же с ним была назначена встреча!
Утром он начал занятие в десять, забыв, что в восемь ему надо было встретиться с Сальвиати перед «Юнкер-банком». Он быстро закончил урок, дав задание привести к следующей неделе не менее трех примеров химической реакции.
Когда прозвенел звонок, Сальвиати за дверью уже не было. Он сидел на скамейке напротив школы, где Филиппо его и нашел.
– Извини, что я зашел в школу, – сказал Сальвиати, – хотел убедиться, что всё в порядке.
– Что – всё? – повторил Филиппо, садясь рядом с ним. – В каком смысле?
– Да мало ли что. Утром вот тебя не было.
– Я забыл. Но что, по-твоему, могло случиться?
– Мало ли что.
Филиппо начинал нервничать.
– В любом случае ничего страшного. Можешь приходить ко мне в школу, если хочешь. Мы пока… Мы пока… – Он осекся. Не мог даже выговорить это. – Мы пока не обчистили никакой банк.
Филиппо укорял жену, но и ему не удавалось всерьез отнестись к этой истории.
– Не важно, – сказал Сальвиати. – Встреча была не срочной. Время у нас есть, до декабря.
Филиппо встал. Не стоило ему сердиться на Сальвиати. Не его вина, что они живут в двух разных мирах. Он показал ему на парковку и сказал:
– Иди сюда, у меня тут машина.
– Ты нашел видеокамеру? – спросил его Сальвиати, едва они сели в автомобиль.
– Да, хотя ты мне не сказал, зачем она нам.
– Мы должны собирать информацию.
– А твой план? Когда ты нам о нем расскажешь?
Филиппо силился говорить так, словно все идет своим чередом. Словно они разговаривали не об ограблении банка, а о приходском спектакле.
– Я думал об этом, там, за дверью твоего класса. – Сальвиати слегка улыбнулся. – Мне кое-что пришло в голову, когда я слушал твои объяснения.
– Какие объяснения?
– Ну там, на тему химии. Но прежде чем изложить вам план, мне надо еще пару вещей проверить. Потом устроим собрание.
– Хорошо. Сейчас куда едем?
– К банку.
– О\'кей.
Филиппо слыл терпеливым человеком. Может быть, потому, что он преподавал в лицее. А может, из-за бороды, которая скрывала его мимику. Но в душе он время от времени чувствовал потребность дать себе волю. Ответить грубо. В ту минуту он хотел потрясти Жана за плечи и сказать ему: я делаю что-то незаконное, для тебя, понимаешь ты, незаконное, это я-то, который, с тех пор как украл комикс в пятнадцать лет, даже и не думал…
Но порывы гнева выкипали, не успев облечься в слова. Филиппо умел удерживать досаду внутри, всегда оставаться самим собой. Ему не нравилось терять самообладание.
– Знаешь, Жан, эта история с ограблением заставила нас призадуматься.
– Не готовы? – тотчас спросил Сальвиати.
– Для нас это непросто. Вначале мы стали вроде как играть, я читал все эти книжки об ограблениях. Но потом благодаря Анне я понял… ну, что мы тут, что мы действуем всерьез.
– Я вам благодарен.
– Знаем, мы…
– И я вас не буду просить об активном участии, обещаю.
– Знаю. Мы просто не привыкли к таким вещам.
– К ним привыкнуть невозможно. Остановись здесь.
Они были перед «Юнкер-банком». Здание было солидным, но не броским. Кирпичные стены, светлый вестибюль. Перед входом садик с платаном и скамейкой. Слева главная дорога. Сальвиати велел Филиппо встать на боковой улице, в направлении Даро. Потом показал ему на платан перед банком.
– Тебе надо будет подойти туда с видеокамерой в рюкзаке. Направляешь ее на вход и никуда не сдвигаешь.
– На вход? Ты хочешь знать, кто входит и кто выходит?
– Не весь день. Ты должен здесь быть в полвосьмого утра, когда приходит дневной охранник, а потом другие. Они все начинают примерно в одно и то же время: кассир, секретарша, директор, трое клерков.
– Но ты разве не говорил, что деньги придут в воскресенье? В таком случае…
– Я знаю, будут только директор и охранник. Но ты сними их всех. А потом еще раз – на выходе. И когда директор пойдет от банка, поверни рюкзак так, чтобы проследить за ним.
– Но как я это сделаю? Если я не смогу иметь доступ к камере, я его не поймаю в кадр.
– Это неизбежно. Но потом, пересматривая, ты поправишь положение камеры. Не нажимай особо на зум. Вот увидишь, за несколько дней поднатореешь.
– Будем надеяться!
– Только не слишком много дней подряд. Делай перерывы. Отведи на это несколько недель. Приходи сюда, бери газету и садись на скамейку, как будто пришел заранее на встречу. Потом, например, скажи Анне, чтобы она зашла за тобой, тогда они поймут, что ты ждал ее.
Сальвиати говорил короткими предложениями, глядя на банк. Филиппо никогда его не видел таким. Это был уже не садовник госпожи Августины, симпатичный провансальский поселянин, с которым так хорошо посмеяться летним вечером.
– Я покажу тебе, как положить камеру в рюкзак, и в первый раз провожу тебя. Важно, чтобы ты вел себя естественно. Справишься?
– Конечно. Ведь это нетрудно, правда?
– Да, если ты сохранишь спокойствие. Но ты не должен думать об ограблении. Ты не делаешь ничего противозаконного. Садишься, кладешь свой рюкзак и читаешь газету.
Эти слова, произнесенные вполголоса, этот неподвижный взгляд отняли у Филиппо последние сомнения. Сальвиати профессионал. Операция предстоит преступная. Он, в самом деле, впутывается в начинание, которое ему не забыть до конца своих дней. Кража десяти миллионов франков! И это происходит с ним, Филиппо Корти, учителем естественных наук, болельщиком футбольного клуба «Беллинцона», любителем кинотриллеров. Да, на какое-то время он их смотреть перестанет, это уж точно.
– Не беспокойся, Жан. Я в состоянии это сделать.
– Хорошо. Это очень важно, для того чтобы план удался.
– Положись на меня!
– Я полагаюсь… – Сальвиати на него посмотрел. – И благодарен тебе.
Поднимаясь из Беллинцоны к своему дому, в квартале Даро, Филиппо думал, как он будет рассказывать об этом поручении Анне. Он улыбнулся, представив себе ее реакцию. Ей станет интересно, а потом сразу же страшно. В последнее время что-то происходило между ним и Анной. В определенном смысле они сблизились. Хотя ссорились больше, а может, как раз поэтому.
Это была не та близость, которую дает долгая поездка на машине или пляжное лежание на полотенце. Нет, эта была более захватывающая близость. Словно они на вершине американских горок и смотрят на луна-парк, обнявшись, перед тем как рухнуть вниз головой.5 Последний шанс
Каждый раз для отца это самый трудный момент. Вначале рождение. Он так многого ждет от этой перемены, что возлагает на нее все свои надежды. Ничто больше не будет прежним. Потом детство не позволяет отвлечься: каждый маленький шаг – неповторимое событие. Наконец, молодость и зрелость детей возвращают отца в одиночество, ведь он вынужден довольствоваться скупыми словами, прошушуканными по телефону.
– Чего же я не могу понять, Лина?
– Когда мы увидимся… когда увидимся, все будет проще.
Они затерялись в безвоздушном пространстве. И потому цеплялись за слова о прошлом и о будущем. Но это был самообман: прошлого не существовало – только память о резких словах и месяцах равнодушия. Что же до будущего…
– Ты уверен, что сумеешь сделать то, что они просят?
– Конечно. Мы готовимся. Увидишь, все пройдет хорошо.
– Но ты что будешь делать? Уже знаешь, когда это произойдет?
– Да, все готово, Лина. Увидишь, скоро ты будешь свободна.
– А со своей работой что будешь делать? Тебе не надо возвращаться в Прованс?