Как сражалась революция
Шрифт:
— Сегодня,— говорит он,— мы «мамонтовцы», кавалеристы бригады генерала Мамонтова, отступающей под натиском красных.
Врываемся на Пересыпь, по Вознесенской улице перескакиваем галопом через всю Одессу к заставе № 1. Наша цель — не дать белогвардейцам эвакуироваться по железной дороге на Аккерман в Бессарабию. Из квартир и гостиниц выскакивают офицеры:
— Чья это конница?
— Мамонтовская,— отвечаем.— Идем в Бессарабию.
— Возьмите нас, господа.
— Садитесь.
Офицеры садятся на наши подводы, пулеметные тачанки. Некоторых даже усаживаем на ящики
Прискакали на заставу № 1. Котовский приказывает снять с передков одну батарею и поставить ее на позицию с расчетом бить прямо по полотну железной дороги, идущей на Аккерман.
Офицеры, сидящие на тачанках, лафетах и ящиках с зарядами, выражают удивление, спрашивают артиллеристов:
— Зачем же вы будете стрелять по железной дороге, если по ней уходят в Бессарабию, на Аккерман, наши эшелоны?
— Эшелоны-то ваши, да мы не ваши, а котовцы.
Лица офицеров глупеют...
Некоторые, убедившись, что они действительно в кругу немамонтовцев, стреляются. Это — непримиримые... Другие начинают плакать, скулить...
Обезоруживаем всю эту публику, собираем их в одну группу. Некогда было с ними долго разговаривать. Открываем огонь из батареи по эшелону, показавшемуся на железной дороге.
Они сложили оружие
Крупные отряды белогвардейцев в несколько тысяч человек, выбитые из Одессы, старались уйти в Бессарабию.
В районе станции Кучурганы и немецких колоний Страсбург, Зальц, Кандель появился многотысячный отряд — не то Бредова, не то Мартынова. С ним у Страсбурга вступила в бой наша пехота. Кавбригада ударила деникинцам во фланг и прижала их к Днестру. Сотнями и тысячами бродят белые в днестровских плавнях.
Кавбригада вступает в деревню Глинное (12 км от Слободзеи, где обосновались белые). В Слободзею посылаем в разведку эскадрон.
Миновав переправу, кавалеристы поставили лошадей по сараям, сами попрятались по огородам и за заборами. Ждут.
Ночь. Темно. Вдруг появляется автомобиль. Белые снопы света бросает фонарь по улице Слободзеи. Бойцы выскакивают из-за заборов.
— Стой! Ни с места!
Из автомобиля раздается голос:
— Что вы безобразничаете! Это я — начальник боевого участка!
— Тебя-то нам и надо.
Котовцы окружают машину:
— Руки вверх! Ни с места!.. Мы — котовцы.
Белогвардейцы — один полковник — начальник боевого участка и два генерала,— увидя направленные на них со всех сторон дула винтовок, вынуждены сдаться. Кавалеристы доставляют их в штаб бригады, в деревню Глинное.
Было далеко за полночь, когда пленные предстали перед Котовским. Котовский принимает их учтиво, просит садиться. Полковник со злости и горя заливается горькими слезами. Генерал просит дать ему стакан вина.
Котовский предлагает пленным взять себя в руки. Начинается деловой разговор. Котовский выставляет свои требования: полная, без всяких условий, капитуляция всей группы — солдат, офицеров и генералов.
Полковник, начальник боевого участка, долго не соглашается, ссылается на свои убеждения. Генералы настроены более примирительно, они уговаривают полковника написать начальнику группы предложение о сдаче.
Подъезжаем к плавням. Навстречу выходит группа офицеров. Лица встревожены, в глазах беспокойство. Спрашивают генерала:
— Что это за делегация?
Генерал отвечает:
— Везут пакет в штаб группы.
Офицеры указывают нам дорогу в штаб. Оказывается, штаб — в плавнях, в крестьянских хатках. Едем туда. Остановив в 400—500 шагах от штаба свой отряд, посылаю генерала с пакетом в штаб и предлагаю ему долго здесь нас не задерживать, принести ответ как можно скорее.
Генерал уходит. Ждем час, другой — ответа нет. Через три часа появляется из штаба какой-то полковник: ничего определенного он не говорит. Я предъявляю через него ультимативное требование: в течение 15 минут дать мне ответ, в противном случае снимаюсь и ухожу, и за последствия пусть не пеняют.
Через 15 минут штаб высылает переговорщика. В переговорщике узнаю корнета Гиндина, моего бывшего сослуживца по 12-му уланскому полку старой армии, где я был вахмистром. Гиндин сильно взволнован, не может говорить. Наконец успокоившись, открывает мне, что в штабе и не думают сдаваться, а выжидают лишь ответа от румынского командования, к которому послана делегация с просьбой принять белых на свой берег. Гиндин бежит в штаб и скоро возвращается с группой офицеров, человек 20—30; во главе группы — полковник Самсонов, мой бывший командир полка по старой армии.
Полковник Самсонов, уже предупрежденный Гиндиным, подходит ко мне:
— Здравствуйте, Криворучко.
Отвечаю:
— Здравствуйте, господин полковник...
— Я не господин, а товарищ,— вдруг перебивает меня Самсонов.— Мое оружие сдаю вам.
Снимает с шеи бинокль, вынимает из кобуры револьвер и передает мне. Затем, повернувшись к офицерам, говорит им:
— Предлагаю последовать моему примеру и сдаться без всякого боя и условий коннице Котовского.
Большинство офицеров беспрекословно сдают оружие. Я веду эту группу в село Глинное.
У штаба бригады нас ожидают два пленника — генерал и полковник — и Котовский. Открывается что-то наподобие митинга. Котовский выступает с приветственным словом. Отвечает на приветствие один из высших офицеров.
— Мы складываем оружие,— заявляет он.
В следующие два дня нам сдалось без боя около четырех тысяч человек.
Героические дни
Шестнадцатилетним юношей в 1904 году вступил в Омскую организацию РСДРП, примкнув к большевикам.