Как все начиналось
Шрифт:
– Что, Ась, – крякнул гном, – нравится?
– Да, – выдохнула я.
– Заработаем денег, купим тебе сарафан.
Я сразу пришла в себя, словно на голову выплеснули ушат ледяной воды, и злобно глянула в сторону Пантелея:
– Интересно, как ты собираешься их заработать? Ограбить кого-нибудь? Тогда предлагаю тебе сделать это быстрее, иначе нам будет негде ночевать! Краснодол не деревня – на скамье спать не станешь! Вмиг в карцер загребут!
Гном, кажется, обиделся, поджал тонкие губы и
– Зачем грабить? Обманывать будем! Мы же не преступники!
Я фыркнула:
– Это типично, но я вся во внимании!
Сконфуженный и ошарашенный городом Иван неожиданно отвлекся от созерцания намалеванной на фанере голой девицы и с неподдельным интересом прислушался к разговору.
– Значит, так, – начал Пантелей, – у меня кузина дом терпимости держит. Она нам на часок комнатку уступит за гроши.
Я задохнулась от возмущения:
– И что ты предлагаешь мне? Заработать немного, продав свое тело?! Это твой гениальный план?!
– Мне нравится ход ваших мыслей, – задумчиво протянул Ваня.
– Заткнись! – рявкнула я.
– Да что ж ты будешь с этими бабами делать, – вздохнул гном, – ну слова не дадут сказать. Торговать по-настоящему не надо!
– Понарошку? – ехидно протянула я. – Расскажи мне, милый гном, как торгуют собой понарошку.
– Ты приоденешься, накрасишься, выйдешь на улицу, снимешь какого-нибудь простака, приведешь его в комнату, а тут я на пороге: «Ты почему, гад, мою женщину обижаешь?!» и тюк ему по башке. Деньги забираем, его на улицу выставляем. Вот. Как тебе план?
– Гениально! – обрадовался Ваня.
– Фиговый, – буркнула я, стараясь справиться с накатывающим волнами раздражением.
– Да? – удивился, вытаращившись на меня, гном. – А что тебе не нравится?
– Все! Мне нравится решительно все, – заорала я. – Не нравится слово «снимать», слово «приведешь в комнату», а больше всего слово «тюк». Может, ты его так тюкнешь, что мы на улицу будем выставлять не обманутого дурака, а его труп? И что тогда? Мало того, что потеряли Анука, так еще и человека убьем?!
– А девонька правду молвит, – снова подал голос Иван.
– Ну может, у тебя есть план лучше, – разозлился гном, – а я только это могу предложить. Не подходит, придумывайте сами!
Мы замолчали. Я начала размышлять.
А ведь это не такой уж и плохой план. В конце концов, меня здесь страхуют и Ваня и Пан. Когда мы с Юрчиком людей обманывали, то была одна надежда на быстрые ноги. После того случая свою бессмертную душу я все равно покрыла несмываемым грехом, а одним больше – одним меньше, – на Страшном суде рассчитаемся.
– Хорошо! – сквозь зубы прошипела я. – Ну если только что-то пойдет не так…
Гном, не дослушав меня, просиял:
– Вот и ладненько, поехали к Эллиадочке.
Дом терпимости название имел поэтичное – «Райское блаженство». Находился он на маленькой грязной улице, в обшарпанном двухэтажном здании: некогда яркий зеленый фасад облупился, оконные рамы посерели от пыли и дождей. Над входом кособочилась вывеска с витиевато начертанным названием. На крыльце сохли пальмы в кадках. Дом казался постаревшей, но отчаянно молодящейся дамой, под слоем грима тщательно прячущей морщины.
Сестру Пана звали Эллиада. Это была полная, некрасивая гномка с огромной родинкой над верхней заячьей губой. Она окинула меня цепким взглядом, как заводчик скаковую кобылу, и пожала плечами, словно оценивая мои шансы знаком «минус». Сообщать о своих истинных намерениях мы ей, конечно, не стали, прекрасно осознавая, что хозяйка не потерпит разбоя в своем маленьком королевстве. Пантелей придумал совершенно удивительную историю о том, как я решила раздобыть денег, продав свое хрупкое неразвитое тело какому-нибудь любвеобильному клиенту. На мои возмущенные взгляды во время рассказа гном внимания не обращал, к тому же стареющую Эллиаду уже ничем нельзя было удивить.
На панель, значит, на панель, лишь бы за комнату заплатили сполна.
Она поцокала языком, глядя на меня, а потом махнула холеной рукой и крикнула:
– Девочки, сделайте из нее человека!
На ее крик вышли весьма живописно одетые девицы. Они накинулись на меня, как стая голодных волков на молочного ягненка, и я уже не понимала, как оказалась на лестнице, ведущей на второй этаж. Они что-то щебетали о краске для ресниц и губ, но главное, я услышала волшебное слово «горячая ванна» и моментально расслабилась.
Через полчаса я стояла перед зеркалом и не могла узнать в отражающемся чудовище себя. Тонкие губки превратились в пухлый карминовый рот. Веки, намазанные синей краской для глаз, едва открывались. Кожа приобрела нежно-персиковый оттенок. Нарядили меня в чудной корсет, поверх него натянули ярко-красное платье из довольно неплохого шелка, а завершали картину туфли на высоком каблуке, поднявшие меня на три вершка над полом, отчего мне казалось, будто я лечу. Последним штрихом был пшик из пульверизатора духами прямо в мой открытый от изумления рот.
Кашляя и чертыхаясь, держась двумя руками за перила, я бочком спустилась по лестнице. Пантелей с Иваном вытаращились на меня с отвисшими челюстями, пытаясь узнать в ковыляющем уродце их наперсницу.
– Чего уставились? – рявкнула я. – Спуститься помогите!
– Отлично выглядишь, – с трудом очухавшись от шока, выдавил из себя Ваня.
– Помолчал бы уж! – огрызнулась я. – Знала бы, никогда в эту аферу не ввязалась. Ей-богу, лучше с Юрчиком по улицам бегать!
– Ты о чем? – не понял Пан.