Как же быть?
Шрифт:
— Ну, не такой уж он старый и… — возразила Кенни.
— Метр говорил тебе, да ты и сама знаешь, что значит остаться без работы в наше время, а тем более если обременён семьёй…
И Лори произнёс пламенную речь, из которой явствовало, что только чудовище эгоизма может в этой ситуации настаивать на своём, а не бежать тотчас же казниться. Он намекнул на возможность самоубийства метрдотеля, и в этом была бы виновата Кенни.
Кончилось тем, что Кенни расплакалась.
Она вытирала платком глаза, щёки, всхлипывала,
— Слушай, Кенни, — Лори обнял подругу, — не реви ты. Ничего страшного не случилось. Что, тебя никогда зря не ругали в школе? А потом ещё учитель требовал, чтобы у него просили прощения. Плюнь ты на это дело. Несправедливости всегда были и будут. Ты же не господин Леви. Нам ещё не раз по морде надают. Да не реви ты, чёрт возьми!
— Не хочу… — всхлипывала Кенни. — Не хочу… раз я не виновата. Палитра противная, задушила бы её…
— Брось ты, ну не реви… — Лори, взяв платок из рук Кенни, сам вытирал ей лицо.
Наконец Кенни успокоилась.
— Ладно, — сказала она, — я подумаю…
— Чего тут думать?
— Нет, Лори, я не могу так, честное слово. Надо подумать. А то, когда я приду к ней извиняться и увижу её противную рожу, я её ещё ударю и меня в тюрьму посадят…
Лори испугался:
— Нет, этого ты не делай! С ума сошла! Лучше уж подумай, до понедельника есть время.
— Вот что, Лори, я знаю! Я честно и откровенно поговорю с метрдотелем. И тогда решу. Правильно?
— Ну посоветуйся, — вяло поддержал Лори, — конечно, надо знать его мнение.
Они ещё погуляли немного, взявшись за руки. Им захотелось есть. Подошли к стеклянной будке, светлевшей неоновыми огнями. Съели по сосиске, густо смазанной горчицей, и наконец добрались до кинотеатра.
Над входом звучала музыка. Огромные фанерные трупы и голые красавицы колыхались на фасаде. На всю улицу звенел звонок.
На стеклянном светящемся козырьке чёрные буквы прочертили: «Не стреляйте — я повешусь сам!»
Купив у входа солёных орешков, они торопливо вошли в зал, сели в кресла.
Они любили ходить в кино не только из-за фильмов, не только потому, что здесь можно было в темноте спокойно держаться за руки и целоваться, но и потому, что, когда они сидели в тёмном, прохладном зале, их охватывала атмосфера покоя, безопасности, атмосфера осуществлённой мечты. В мягком кресле было уютно, на стенах, затянутых синим бархатом, горели крошечные синие ночники, свежий кондиционированный воздух уносил табачный дым.
В зал не могли проникнуть дневные заботы, тревоги, страхи. Здесь не было болезней, безработицы, строгих начальников завистников, сплетников. Сюда не могла прийти негодяйка Кукки, всесильный господин Леви…
Не было проблем, не было нерешённых вопросов.
Здесь, на большом сверкающем многоцветном экране, под весёлую или мягкую музыку осуществлялись любые желания.
Можно было полюбить девушек или юношей немыслимой красоты, обладать дворцами и кораблями, стать миллионером или кинозвездой. Достаточно было выбрать подходящий фильм.
Ах, как хорошо, что есть на свете экраны — и маленькие телевизионные, и большие — в кино! Волшебные экраны, отражавшие всё на свете, кроме реальной жизни с её невзгодами и тревогами, горестями и разочарованиями.
Волшебные экраны — чудесные машины, переносившие людей во времени и пространстве в иные эпохи, на иные континенты.
Без этих экранов так трудно было бы жить всю неделю, не отдыхая душой под их волшебное мерцание.
Волшебное и обманное…
Кенни реже мечтала, чем Лори: она была трезвее и рассудительнее.
Но в кино, перед началом фильма, пока экран заполняла вездесущая неистребимая, неизбежная реклама, она особенно почему-то любила предаваться сладким снам.
Ну, например, как они с Лори путешествуют. (Последнее время Лори был неотъемлемым элементом любой её мечты.)
Вот они в Африке. У ног их плещется океан. (Кенни никогда не доводилось бывать на побережье), позади золотится пустыня.
А Лори стоит рядом в пробковом шлеме и обнимает её сильной рукой.
Или они в Венеции. Чёрная гондола неслышно скользит по широким каналам.
А Лори сидит рядом и обнимает её.
Или ещё где-нибудь в горах, где много снега. Они мчатся вниз. Но вот путь окончен, она останавливается, тяжело дыша и глядя вверх на ослепительно белый склон.
А рядом Лори…
Потом Кенни задумывается. Как так получается, что в мире, где миллиарды людей, двое обязательно находят друг друга? Они могут жить, разделённые тысячами километров, родиться с разницей в десяток лет, три десятка лет, не знать друг друга.
Но в какой-то предназначенный судьбой час обязательно находят друг друга. А ведь это так же трудно, как двум крохотным спутникам в безбрежном космосе. Но спутники всё же умудряются делать это, подчиняясь воле людей. А люди — чьей воле подчиняются они? Какой силе? Может, любви? Наверное, любви. Наверное, те двое с самого рождения любят друг друга, только не знают об этом. Как киноплёнка. Пока она в коробке, ничего не видно, а направишь луч на неё, посмотришь на экран — и рождается новый мир.
Так и там каждый из тех двоих несёт свою любовь в себе. А как встретились, так всё освещается и становится ясным — любим!
Как у них с Лори. Просто поразительно! Ведь жила почти двадцать лет без него. Сейчас ей даже трудно представить себе, как это могло быть. Без него!
Так же трудно, как представить себя с другим. Конечно, она понимает, что есть немало людей красивее, умнее, талантливее, богаче, знаменитее, чем Лори.
Есть. Но для других.
А для неё нет никого ни красивее, ни лучше, ни благороднее. И не может быть.