Калейдоскоп
Шрифт:
— Работает только первая кабина. В других уже живут, — сказал киоскер.
— Что вы здесь делаете?
— Работаю в качестве автомата. Упало давление, и поэтому практически я ничем не занят. Киоск ликвидировали, это вы знаете.
Я спросил о посыльном из киоска. Оказалось, что он внезапно выехал неизвестно куда. Киоскер долго молчал и наконец отважился спросить:
— А там, в верховье реки, как? Тоже ничего? Ага, идем ноздря в ноздрю, потому что здесь тоже ничего.
— Никто не свистит возле пансионата.
— Некому свистеть.
— Ах вот как!
— А что вы думали?
Киоскер сделал неловкое движение. Я посмотрел в глубь небольшого колодца.
— У вас что с ногами?
— Слишком быстро построили. Я не помещался, доложили. Вы бы когда-нибудь зашли!..
Я побежал за Фумаролой. Перед входом дремала клозетная старушка.
— Иди, иди. Я дам тебе настоящую бумагу!
Я дернул дверцу первой кабины — пустая!
— Минуту тому назад сюда приходила… — я описал Фуму. — Где она?
— Идите в другое место. У меня порядочный клозет.
Я схватил ведьму за плечо. Я не выжал из нее ни слова. Потом несколько раз обежал дом, вызвав панику среди одичалых постояльцев. Не знали. Не слышали. Не хотели со мной разговаривать. Фумарола исчезла.
Я начал поиски сначала. И неожиданно возле дверей кабины увидел пуговицу и лоскуток от пикейной блузки. Теперь все стало ясно. Я побрел в пансионат.
Хозяйка не дала мне сказать ни слова. Она заткнула уши и, крикнув: «Для этого есть полиция», заперлась у себя. Я пошел в полицию.
Там посоветовали подождать несколько дней. «Пошляется и вернется. Темперамент имеет свои права». Усомнились даже в идентичности личности. В ответ на гипотезу о том, что это мог быть мужчина, переодетый девушкой, я расхохотался. На это комиссар с каменным лицом сказал: «Ну, ну, у нас умеют переодеваться». Рискуя быть обвиненным в неуважении к властям, я хлопнул дверью и вышел вон.
Я получил аудиенцию у главного шерифа. Шериф выслушал меня. Он обещал помочь и очень любезно говорил о погоде. А вечером я нашел под подушкой мятый листок бумаги: «Уезжай!!!» Я узнал почерк Будзисука.
Фумарола исчезла бесследно. Единственными уликами были пуговица и пикейный лоскуток.
На границе я узнал от таможенников, что Большая Лампа зажжена. Это не очень меня интересовало.
От моей должности мне осталось полставки. Директор подает мне руку раз в неделю, в то время как о здоровье спрашивает каждый день. При этом он говорит: «Потому что это ужасное положение. Я знаю одного бродячего фокусника, который до войны проглотил холодный огонь. И, представьте себе, от того огня в этом году загорелась у него тенниска, а также пиджак. По-прежнему никаких известий? Это плохо». И действительно, плохо. Если бы он знал Фумаролу, то выразил бы свое сочувствие более искренним тоном.
Да, никаких известий. Но однажды в аллее, ведущей к дому дирекции, кто-то назвал меня по имени. Я остановился как вкопанный.
— Ты был прав. Лампа перегрелась и упала в воду. От удара большой волны рухнули города и населенные пункты. Рухнул весь ландшафт. Ветер угнал лодку далеко в море. Я плохо перенес смену климата. Сначала меня поражали происходящие перемены. Потом мне стало все безразлично. Я не предполагал, что состав воздуха играет такую большую роль. На уровне Лампрофиров я заметил корабль, плывущий в мою сторону. Я пустил ракеты и помахал зонтиком. У капитана было очень удивленное лицо. Он принял меня вежливо, но вежливость эта была очень, очень сдержанной. Он высадил меня в первом же порту. Из порта я направился сюда.
— Ты ничего не знаешь о ней?
Будзисук почесал ногу.
— Ничего. Ходили слухи, что ее послали за границу в гиппопотаме, сделанном на экспорт. Это должно было произойти перед большим пшиком.
— Сплетни, слухи!.. Со времени возвращения я ничего другого не слышу. Сигарету?
— Я бросил курить. А что у тебя? Выглядишь ты паршиво. Здоровье, да?
Мы замолчали, сконфуженные тем, что быстро исчерпали тему.
— Может, тебе чем-нибудь помочь?
— Будь добр, купи в киоске несколько бананов и немного карамели. Я буквально без гроша. Только сегодня мне удалось отправить письмо в банк.
— Будет сделано.
— И еще одна просьба. Дорогой мой, не рассказывай, что я секретарствовал у старика. Я нахожусь здесь инкогнито; как Мажо Второй, или Мажо Морской, потому что они вытащили меня из моря. Идиоты.
— Да, полные.
— Идет директор. Я хотел бы избежать шума.
— Понимаю. Привет, старик!
Директор опять угостил меня своим сочувствием.
— Выглядите вы неважнецки. Синяки под глазами, грустный взгляд. Бедный человек… — буркнул он на прощание.
Я отвечал успокоительным жестом, но на мой жест директор не обратил никакого внимания. Бросил Будзисуку морковку и свернул в боковую аллею, к любимым попугаям и шимпанзе.
Я шел, постепенно замедляя шаг. Возле дирекции силы оставили меня. Сплетни? А если в сплетне, привезенной Будзисуком, есть частица правды? Что делать? Это не так легко, как кажется, постучать в зад гиппопотаму и спросить: «Фумарола, ты здесь, любимая?» Что делать?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Храпите, пожалуйста, тише!
Это еще во сне или это уже наяву? Осторожно открываю глаза: ага, терраса. С террасы вид на Старую Шею и куполообразную Мацотшебу. Все в порядке. Ориентиры на месте.
Из сада доносятся монотонные шлепки. Это кухарка на жирном бедре лепит котлеты. В воскресенье помидоровый суп, во вторник котлеты. Сегодня вторник. Все сходится. Пейзаж, меню, календарь, ситуация.
— Храпите, пожалуйста, тише!
Кто-то вмешался, нарушил свободу сновидений. Я проснулся, вскочил с кровати.
— Наконец-то!
— Кто там? — поднялась она с шезлонга. Пятнадцать минут назад шезлонг был пуст. Я слышал, как ветер трепал полотно.
— Фумарола!
Рассеялись последние сомнения. Только она так великолепно реагировала на жару.